Ева (СИ)

— Какие честолюбивые мысли, — Ева чуть улыбнулась — А почему Риггель? Говорят, вы сами выбрали его. Почему же вы не выбрали другую планету, поближе к центру?
— Зачем? — произнес Орландо. — Риггель — такая же планета, как и все прочие, разве что побогаче. Конечно, преобразовать ее трудно, но я не боюсь трудностей. Мне не нужны поблажки, я уверен — все зависит от человека. Если человек хочет, нет ни одной вещи, которую он не смог бы взять, и нет ни одного проекта, который он не смог бы воплотить в жизнь. Мне даже нравится смотреть, как Риггель преображается, и из голой дымящейся пустыни превращается в современный город, созданный по моему желанию и представлению.
  
10. Цена сердца Риггеля (3)
 
— Вы очень целеустремленный человек, — произнесла Ева, чуть улыбнувшись. Честолюбивые и смелые планы Орландо в какой-то степени даже понравились ей.
— Да! — он кивнул. — Я привык идти к своей цели. Я рожден для того, чтобы идти к своей цели!
«Знать бы наверняка, для чего мы являемся в этот мир», — с усмешкой подумала Ева.
Ева еще раз оглядела внутреннее убранство храма. Да, с такой горячностью Орландо, скоро в этих стенах будут слышны голоса людей, и перед красной рекой ступеней будут останавливаться такси, а по ступеням будут подниматься люди, гуляющие парочки, или назначившие встречу деловые люди.
— Едемте обратно, — произнесла Ева. — Вечером прием; я хочу подготовиться к нему.
Она шагнула к выходу, но Орландо удержал ее, схватив за руку. Ева обернулась, с недоумением взглянув на него. В прорези его маски, за защитными очками, его глаза горели страстно, одержимо.
— Ева, — произнес он, и голос его чуть хрипнул от волнения и сдерживаемой страстности. — Ева, послушайте! Я хотел вам сказать… Вы нравитесь мне, Ева. Я не хочу, чтобы вы думали, что я кинулся на первую попавшуюся женщину — вечером вы убедитесь, что женщин на Риггеле много, и среди них много красавиц…
— Я так и не подумала бы, — мягко произнесла Ева, но Орландо тряхнул головой, как бы упрашивая ее помолчать, и продолжил:
— Мне вы понравились сразу. В вас я увидел то, что редко встретишь сейчас в женщине — верность. Я понял, что смогу верить любому вашему слову, потому что все ваши слова крепче титана. И вместе с этой твердостью в вас есть необыкновенная женственная мягкость. Это невероятное сочетание. Ева, я действительно увлечен вами. Я не зря показал вам это место. Очень скоро его увидят все… Я хочу, чтобы город Риггеля расширился, и этот храм стал самым его сердцем. А вам я хотел бы предложить… предложить стать хозяйкой Риггеля, и владелицей самого его сердца. Я зову вас замуж, Ева.
— Но… — пробормотала Ева, совершенно ошеломленная. — Но Орландо! Я же… я не люблю вас. Я вас едва знаю. Как можно…
— Я знаю! — ответил он с пылом. — Я знаю это, Ева, и я не требую ответа от вас сию минуту. К тому же, зная вас, и ваше трезвомыслие, я не требую от вас пламенной страсти. Я говорю вам о некотором трезвом расчете. Я, с моими амбициями и целеустремленностью, и вы, с вашей твердостью и вашей верностью — вместе мы добьемся многого! И у нас будет наше взаимное уважение, а это не так уж и мало. И на основании этого, и моих к вам чувств, я смогу, я сделаю все, чтобы и вы почувствовали ко мне симпатию, и, возможно, любовь.
Ева, потрясенная, снова оглядела прекрасное до головокружения здание. Сердце Риггеля в обмен на ее сердце, или в обмен на ее верность и жизнь — наверное, это очень равноценный обмен, или даже слишком щедрый. Орландо можно верить — он сможет заставить цвести пустыню, он расцветит ее драгоценными камнями ночных огней огромного и прекрасного мегаполиса. Он созидатель; только вот одного он не сможет сделать точно — все то же самое построить в ее сердце.
Ева вызвала в своей памяти образ темного ситха, и его уверенный шаг на обледеневшей площадке, его развевающийся под порывами ледяного ветра черный плащ и яростные глаза.
Что он может ей дать?
Ничего.
Он несет впереди себя только разрушение и смерть. Если его рука сомкнется на рукояти лайтсайбера, он отвернется от нее и уйдет прочь, туда, где взрывы и стрельба, туда, где Космос расчерчивают стремительные истребители. И, наверное, он никогда не сменит свою любовь — власть и бой, — на любовь ни одной из женщин.
Господи, кого?! Кого она полюбила? Зачем ему ее любовь, если его жизнь — это ярость и ненависть?! Встреться они в бою, и он, не колеблясь, вонзил бы свой лайтсайбер в ее сердце, глядя ей прямо в глаза…
И все же, одним своим прикосновением, он смог заставить в ее сердце родиться то, что разглядел и оценил другой — верность.
Ева поняла, что, несмотря на то, что между ней и Вейдером всегда будет пропасть, несмотря на то, что она никогда не станет ни его подругой, ни его женой, она не сможет разлюбить его.
И если бы она всегда слушалась только своего сердца, и поступала только так, как велит оно, она с радостью надела бы свою серую форму и стала бы вечным ординарцем Вейдера, только для того, чтобы быть рядом с ним, и навсегда поменяла бы драгоценные огни Риггеля на мигание датчиков на приборной доске корабля, пилотируемого Вейдером… И, если б она находилась рядом с ним, звуки самой жестокой схватки были бы для нее слаще, чем звуки музыки на светском рауте.
— Я подумаю, Орландо, — ответила она. — Я действительно подумаю. И еще… я хочу, чтобы вы знали. Вы мне симпатичны, и я действительно глубоко уважаю вас, но полюбить вас я не смогу никогда. И прежде, чем я вам отвечу, мне нужно закончить мою миссию. Я должна выполнить свой долг перед Советом, и завершить дело с Вейдером.
Неизвестно, что за выражение промелькнуло в глазах Евы, но Орландо тотчас все понял.
«Ах, вот оно что! — с изумлением подумал он, не показывая своих чувств. — Девочка Вейдера… мрачный главнокомандующий вскружил вашу юную головку своей харизмой. Да, надо признать, ситхи обладают определенной страшной притягательностью. Они выглядят так, будто весь мир лежит в их ладони, и им достаточно сжать пальцы, чтобы раскрошить его. А в отношении Вейдера это когда-то было еще и правдой. Но ничего; это пройдет. Теперь ты тем более должна быть моей, Ева!»
  
11. Покой — ложь, есть только Страсть
 
Вейдер с удовольствием бы не пошел на этот прием, который устраивал этот дурак-Орландо.
Праздник в честь прибытия Вейдера. Интересно, в своем ли уме человек, который празднует подобные вещи?
Вейдер оделся в одежды, обычные для ситхов, из темных тканей. Туника из темно-коричневого материала, черный табард, перепоясался широким черным кожаным поясом и поверх всего этого надел свободно облегающую черную мантию.
Оглядев свои сапоги, решил, что не станет менять их, и пойдет в своих обычных, внедорожных. Мало ли…
Нет, с точки зрения светского этикета, Орландо был, конечно, прав.
С Вейдера никто не снимал его звания главнокомандующего имперскими войсками, и Орландо всего лишь лишний раз подчеркивает свое уважение к нему. Политика в чистом виде, и нервные заигрывания Альянса, только и всего.
Явись Вейдер на переговоры с силами Альянса ранее, в своем статусе главнокомандующего, в сопровождении штурмовиков, как посол Империи, скорее всего, для него устроили бы нечто подобное. Пригласили бы кучу разряженных гостей, выставив их между членами Совета и Вейдером, как живой щит, и среди них шныряли бы соглядатаи и шпионы.
И этот прием не будет исключением. И, скорее всего, именно в этой праздничной толпе будет тот, ради встречи с Вейдером Орландо и устраивает всю эту праздничную возню. Не станет же важный посол являть открыто, чтобы все потом обсуждали его визит. Интересно, кто? Интересно, с какой стороны? Имперец? Сторонник Альянса?
На своей земле Орландо с легкостью мог организовать любую из этих встреч, и даже две сразу, и разогнать встречающихся к черту добрыми шлепками своих сил.
Риггель полон солдат, профессиональных бойцов. Вейдер видел и боевые корабли — в случае заварушки Орландо мог дать отпор кому угодно, и серьезно потрепать противника.