Некого больше убивать (СИ)
Кевин даже перестал слушать «Спайдерс» — переключился на «диско», на Гейнор, Росс, Билли Джоэла, стал ходить в школу спортивного танца. Впрочем, в доме не перестали звучать и рок-группы, те же Rolling Stones, Let Zeppelin, Kiss… Только не «Спайдерс.
«Это тоже ненормально, — говорил маме доктор Плоткин, — значит, мальчик еще не преодолел тот стресс. Подарите ему последние диски «Спайдерс», а также те, что Леклесс и этот, как его, Макнамара выпустили самостоятельно. Не беспокойтесь, он послушает и окончательно освободится».
На Рождество 1977 года на письменном столе Кевина лежали свежие диски с портретами так любимых им еще несколько лет назад «Спайдерс», всех вместе и по отдельности. Кевин боялся их распечатать, пока мама не сказала: «Ну чего ж ты? Не бомбу же я тебе принесла…» Знала бы она, что, действительно, принесла бомбу.
Кевин осторожно, один за другим, стал распечатывать и слушать диски. Сначала звучали знакомые этому дому песни, потом те, которые он волей-неволей слышал на стороне, а когда закрутился диск Макнамары, он будто с головой нырнул в его музыку. Длилось это весь рождественский день.
Мать с тревогой смотрела, как сын задумчиво открывает самый последний диск — Леклесса. «Что-то должно произойти…» — подсказывало ей сердце. И действительно: когда зазвучала песня «Все не напрасно», ее семнадцатилетний сын вновь, как четыре года назад, заплакал. В панике она позвонила доктору Плоткину. «Все правильно, теперь он будет свободен». Кевин плакал и говорил сквозь слезы: «Как бы они теперь работали вместе!.. Никто, никто не мог бы с ними сравниться…»
С тех пор в доме уже не было табу на «Спайдерс». Снова Кевин читал о них все, что только мог найти. Он увлек этим своих товарищей по школе, и они часто собирались у него в комнате поболтать, послушать, поискать у других ансамблей позаимствованное у «Спайдерс». Кевин стал бывать всюду, где играют музыку «Спайдерс», и однажды в ресторане «Барокамера» познакомился с Рупертом Вейном, ритм-гитаристом группы «Лунные мальчики». Руперт сам подошел к нему. «Я часто тебя здесь вижу, — сказал он, присаживаясь за столик. — Мне сказали, ты — большой знаток «Спайдерс». На чем играешь?»
— Я не играю, я просто их люблю.
— А почему ты не бываешь в «Спайдерс»-клубе на Вест 63-й?
— Я о нем ничего не знаю.
— Да ты что?! Сегодня это самое прикольное место! Всего три месяца как существует, а уже сотня постоянных членов. Хочешь, завтра вместе пойдем?…
Клуб размещался на 63-й и 10 авеню, на втором этаже, над каким-то складом мануфактуры. Он оказался небольшим — футов квадратных так под две тысячи. Но больше и не требовалось: в будние дни редко когда собиралось больше трех дюжин. Сидели за столиками и, попивая пиво или коктейли, вели нескончаемый разговор о том, где и как «Спайдерс» выступали, чем одно выступление отличалось от другого, почему перезаписали какую-нибудь «Историю плохой любви»…
Если Бог уберег вас от того, чтобы быть фанатом, вы никогда не поймете, отчего умные и образованные люди занимаются такой ерундой, зачем залепляют стены бесчисленным количеством фотографий своих кумиров, обложек с дисков, почему утверждение, что диск «Дорога в храм» лучше всего слушать перед обедом, не только не вызывает гомерического хохота, но и улыбки. А уж рассуждения — под какой напиток или наркотик его слушать — так вообще тянут на диссертацию…
Бог вас уберег, а потому вы никогда их не поймете. Хотя, если подумать: чем их бдения отличны от сборищ математиков, спорящих о том, как поведет себя абстрактная функция, если ее переменные получат иррациональные значения? Что вам, банковскому клерку или водителю автобуса, до этой кривой и до ее новых искривлений? Но сознайтесь: слыша такой разговор, вы испытываете невольное уважение к его участникам. Да и такое же — к фанатам от музыки, среди которых вам куда комфортнее, где порой с умным видом можно добавить и свои пять центов.
Все фан-клубы тем и живут. Существует ядро ярых знатоков-поклонников, затем круг пошире — из поклонников поклонников, и самый большой круг — те, кто в свое удовольствие пользуется результатами клубной работы, ходит на дискотеки, концерты, просто отдыхает в неслучайной компании за бокалом «космополитена».
Кевина сразу приняли в первый круг. Он хоть и не был музыкантом, но знал о «Спайдерс» все. У него был безупречный вкус, а потому президент клуба Артур Патти всегда просил его поучаствовать в обсуждении программ, оформлении экспозиций. Почему-то ему, самому юному, принадлежало решающее слово в вопросах, какую группу, играющую музыку «Спайдерс», или какого диск-жокея пригласить выступить. Кевину это ужасно льстило. А Артур не раз ему говорил, что он мог бы стать вице-президентом клуба, если бы внес хоть какой-то пай в его развитие.
Денег у Кевина не было. Артур, конечно же, это знал и время от времени после удачно проведенного вечера презентовал ему сотню-другую долларов из выручки. Артур поручил Кевину договариваться о выездных выступлениях групп под маркой клуба. Чаще всего — в небольших городках Пенсильвании, Нью-Джерси, летом — на курортах Лонг-Айленда. Тоже — не бесплатно. По сути Кевин обрел работу. Мама была довольна. И она всегда знала, где он после занятий в колледже.
Кевин очень подружился с Рупертом и бас-гитаристом «Лунных мальчиков» Айком Крейцем. Он протежировал «Лунным мальчикам», устраивая им выгодные концерты, сам часто с ними ездил. Перед концертом «мальчики» обычно заглатывали по одной, а то и по две марки ЛСД. «Нужно немножко кайфа, чтобы музыка шла в масть», — объясняли они. Кевину ЛСД тоже понравился, с ним он мог радостно забыться и видеть на сцене вместо Руперта самого Макнамару, вместо Крейца — Леклесса, видеть, как засыпает и пробуждается соло-гитара самого Хопкинса, как взлетают палочки у неестественно улыбающегося Страма. И зал, состоящий из пары сотен оплывающих жирком учителей, продавцов и мастеровых, казался ему стадионом, наполненным экстазом и овациями. Таким, каким он и должен быть, когда звучит музыка «Спайдерс»…
Была у клуба одна особенность, отличавшая его от других собратьев: здесь играли только музыку «Спайдерс» и только то, что группа сделала до распада. Никого в отдельности — после. Об этом предупреждали всех выступавших здесь диск-жокеев и ансамбли, на стенах не было ни одной фотографии, где бы изображались «спайдеры» нынешние. История остановилась в 1972 году — так считали все члены правления и вместе с ними Кевин.
Часто, когда посетители расходились и оставалась тесная компания, под кайфом пробуждался давний мечтательный разговор: что было бы, если бы Леклесс не покинул «Спайдерс», какая бы это группа теперь была, какую музыку играла.
— Никто сегодня и шагу не сделал дальше, чем они, — обычно заявлял один.
— Конечно, — подхватывал другой, — все эти «Киссы», «Дорзы», «Монте-крю», если чего и добиваются, то только за счет внешних эффектов, даже «Роллинги» теперь…
— А что тут удивляться? — говорил третий. — Им только на внешние эффекты и напирать, не дотянуться им до «Спайдерс» ни в гармонии, ни в текстах.
— О, в текстах! Это же надо такое петь: «Мама, я только что убил человека…»
— Ну, если говорить о «Куин», то они еще ничего. Хотя бы мелодии у них…
— Да ворованное все, из классики! А там, где свое, — сплошное фуфло…
Обычно такие разговоры заканчивались тем, что все соглашались: Леклесс похоронил «Спайдерс», хорошую музыку и открыл дорогу бездарностям. «Его бы самого за это похоронить!», — бросал кто-то невзначай.
Однажды Артур, Руперт и Кевин сидели в клубе втроем. Пили виски, взяли по «марочке», а настоение было дрянь. В последнее время клуб стремительно пустел, даже на дискотеки стали приходить по сотне-полторы человек. Половина постоянных членов перестала платить взносы.
— Я скоро не смогу наскрести даже на рент, — пожаловался Артур.
— А что происходит, почему? — вопрошал Кевин, которому уже давно в клубе не перепадало никаких денег.