Ринго и Солнечная полиция (ЛП)

– Да, – произнёс Томас.
– А ты большой старый гей на вершине всего. Слишком много информации для размышления.
– Ну...
Она взглянула на дверь в комнату мальчика.
– Можно мне посмотреть? Я умирала от желания с ним познакомиться и увидеть, как он выглядит. В конце концов, он мой племянник, и я буду его любимой тётей. Ну, как минимум тётей. Но всё равно его любимой.
– Я и сам подглядывал, – признался Томас.
Тихо, она открыла дверь, заглянула внутрь на фигуру на кровати. Она повернулась обратно к нему, улыбаясь.
– Он похож на лапочку. А эти великолепные волосы! Прямо как у тебя. У него всё будет в порядке.
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что так должно быть. Как ещё? Всё получится. И разве не ты произнёс мне напыщенную речь о том, какие смелые эти дети, когда приходят в твой дом ни с чем, готовые рисковать всем, чтобы обрести семью? Дай ему время.
– Я знаю, ты, наверное, права.
– Конечно, права. Я женщина. Мы всегда правы. Так как держится новоиспечённый папа?
– Мне бы пригодилась эпидуральная анестезия.
– Ты затарился «Американ Хани»? (прим.: Американ Хани – название ликёра)
– Я бы ещё и пива купил, если бы думал, что это поможет, но ты знаешь, я ненавижу пить что-то, что на вкус похоже на тёплую мочу.
– В данной ситуации нужны вещи посерьезней, – согласилась она. – Есть планы на вечер?
– Я приготовлю ужин. Может, поиграем во дворе, если он захочет. Если он проснётся...
– Проснётся.
– Я был так сосредоточен на том, чтобы добраться до этого, добраться до этого дня... Я не особо думал о том, что мы на самом деле будем делать.
– Ты будешь жить. Вот, что ты будешь делать, Томми. Твои дни беззаботного великолепного гея закончились. Теперь ты отец-одиночка с ребёнком. Ты увяз в этом дерьме, малыш. Мне пора возвращаться в офис – в три у меня клиент. Может, устроим вечеринку на выходных.
Томас улыбнулся. Вечеринка. Его сын. Сын его друзей. Обычные отцовские вещи. Вещи, о которых он мечтал.
– Если к этим выходным он не начнёт говорить, ты поймёшь, что у тебя проблемы, – сказала она, направляясь к двери. – Но я никогда не встречала ребёнка, который может держать рот на замке больше двух минут, не говоря уже о трёх днях, так что не переживай. Пока.
– Увидимся.
Томас помахал ей рукой, когда она села в машину и уехала.
Когда он вернулся в гостиную, то увидел у двери спальни Джереми, волосы которого были взъерошены после сна, голубые глаза смотрели напряжённо.
– Привет, – произнёс он. – Тебе лучше?
Джереми пожал плечами.
– Ты голоден?
Мальчик покачал головой.
– Хочешь посмотреть остальную часть дома? Устроим тур? Здесь не на что особо посмотреть. Только моя комната, столовая, прачечная и музыкальная комната...
– Мистер?
– Да?
– Мне нужно пописать.
– Конечно, приятель, – сказал Томас, его охватило странное чувство облегчения. – Давай я покажу тебе, как работает туалет. Я купил его как раз для тебя. Он сделает всё, только ногти на ногах не подстрижёт. Я начинал думать, что ты никогда со мной не заговоришь.
Он ждал, что Джереми ответит, но мальчик просто пожал плечами и опустил взгляд в пол.
Глава 6
– Кто это? – Джереми кивнул на фотографию в рамке, которая висела в столовой. На ней был изображен голый по пояс молодой мужчина, играющий на гитаре и стоящий перед микрофоном в свете софитов.
– Это я, – признался Томас. – Давным-давно. Я раньше играл в группе.
Это было куда сложнее, чем просто "играть в группе". Он был солистом и главным автором песен для группы под названием "Ужасные Мэри" в восьмидесятых. Они выпустили альбом-хит – "Потерянный в грусти" – и быстро взорвались от слишком большого количества алкоголя и наркотиков. Но главная песня, с прилипчивым припевом и колкими словами, по-прежнему звучала по радио.
«Твой новый папа – музыкант-однодневка, парень», – с горечью подумал Томас. Будем надеяться, что на этот раз у него в рукаве появилось что-то более долговременное, а?
Джереми взглянул на него, прищурившись, будто не мог представить этого пожилого мужчину молодым, худым как палка и с длинными волосами.
– Кто это? – спросил Джереми, кивая на другую фотографию, снимок старого, сурового с виду мужчины, который стоял за кафедрой внутри маленькой церкви.
– Это мой папа, – сказал Томас.
– У тебя есть папа?
– Может, ты когда-нибудь с ним познакомишься.
– Он мой дедушка?
– Наверное.
Он надеялся, что Джереми не заметил намёк на грусть, который на мгновение появился в его глазах при упоминании отца.
Они продолжили исследование дома, и Джереми покорно шёл следом, послушно глядя на каждую вещь, на которую ему указывали.
– Моя комната прямо рядом с твоей, – сказал Томас, открывая дверь в свою спальню. – Если ты испугаешься ночью или не сможешь заснуть, просто приходи ко мне в комнату. Я поставил здесь ночник, чтобы ты мог видеть.
Джереми оглядел главную спальню, но не казался впечатлённым.
– Давай я покажу тебе, как работает телевизор, – предложил Томас, проходя в гостиную. – У меня есть кабельное, там много каналов для детей. Я никогда их не смотрел, но, думаю, тебе понравится. Хочешь посмотреть телевизор?
Джереми пожал плечами, послушно сел на диван. Меньше чем через минуту на экране появился разноцветный мир Мадагаскара. Он не обращал никакого внимания на Томаса. Когда началась реклама, он опустил глаза, смотрел на свои колени и терпеливо ждал.
– Мне нужно готовить ужин, – сказал Томас.
Джереми не ответил.
Глава 7
Джереми Триппер уставился в телевизор и надеялся, что мужчина не заметил запах. Его запах. Как он, Джереми Триппер, пахнет. Мама всегда говорила, что от него воняет, поэтому заставляла его так часто принимать ванну и сидеть там, пока сама безостановочно тёрла его кожу, иногда до крови.
– Почему от тебя так воняет? – спрашивала мама, иногда в ярости, её взгляд метался вперёд-назад, будто она ожидала, что кто-то зайдёт и заметит, что он воняет. – Да что с тобой такое? Почему ты не можешь быть как нормальные мальчики? Я говорила тебе пользоваться мылом. Почему ты не можешь пользоваться мылом? Ты не знаешь, как от тебя воняет? Ты не чувствуешь? Что с тобой не так?
Так что он сидел, осторожно глядя на телевизор – он не хотел смотреть на мужчину. Не хотел пялиться. Мама говорила, что пялиться невежливо. Когда люди пялились, мама злилась. Очень злилась.
– Почему бы вам не сделать фотографию? – требовательно спрашивала она громким, агрессивным, страшным голосом. – Или вы хотите, чтобы я для вас её сделала? В этом дело? Я могу прислать вам снимок, и вы сможете смотреть на моего сына весь чёртов день. Вы этого хотите? Хотите, чтобы мы подождали, пока вы сходите домой за камерой? В этом дело? Нам вас подождать? Вам так будет удобнее?
Так что... пялиться было нехорошо.
Мужчина заметил запах? Кажется, нет. Никогда нельзя знать. Конечно, мама могла. Мама всегда знала, и было неважно, как упорно он старался мыться, как долго сидел в ванне, как долго крутился, погружался под воду, тёрся телом о пузырьки в воде ванной, как только мог. Это не имело значения. Она чувствовала его запах. Он боролся с мылом, пытался схватить его ногами, но оно каждый раз ускользало.
Мужчина ничего не говорил о запахе. Возможно, просто из вежливости. Возможно, он чувствовал запах, и тот его беспокоил, но он не хотел говорить.
И всё же. Ему было неуютно сидеть рядом с мужчиной на диване. Он хотел понравиться этому человеку. Не хотел, чтобы тот переживал, что, может быть, Джереми проблема, может, от него воняет, может, он не был хорошим мальчиком. Достаточно плохо не иметь рук и быть уродом, но ещё и запах?