Подари мне любовь

Морин пожала плечами.
— Ты не хочешь любить, не собираешься жениться. Что тогда остается? Чего ты хочешь на самом деле?
Тебя — это единственный ответ, который приходил ему в голову, а Морин тем временем продолжала:
— Единственный логичный ответ — неплохо провести время.
— Ты действительно так плохо обо мне думаешь? — с печалью в голосе спросил Адам.
— Нет. Это жизнь, — обезоруживающе улыбнувшись, произнесла Морин и приступила к распаковке следующих коробок.
Они уже дошли до ящиков с обувью и одеждой, когда Морин решила сделать небольшой перерыв и пошла на кухню, чтобы приготовить кофе. Ведь они трудились не переставая три часа подряд. Пока она отсутствовала, Адам распаковал последние две коробки и выложил их содержимое на кровать — так лучше видно, что, куда ставить.
Здесь была небольшая кедровая шкатулка, вазы, несколько школьных тетрадей, пара учебников по геодезии. Во второй коробке были книги, среди которых, к своему удивлению, он не нашел ни одного романа, и пара фотоальбомов.
Он никого не знал из ее прошлого, к тому же не сомневался, что Морин расценит его любопытство как вмешательство в ее личную жизнь, поэтому со спокойной совестью поставил их на полку рядом с книгами. Ему показалось, что коробка пуста, и он отшвырнул ее в угол. С глухим стуком из нее выпала кукла — видимо, воспоминания детства, подумал Адам, еще раз встряхнул коробку и только теперь заметил небольшой любительский снимок, вставленный в простую золотистую рамку. С одной стороны был изображен ребенок, а с другой стороны в рамку был вложен локон темных волос.
Когда он все еще рассматривал фотографию, в комнату вернулась Морин. Увидев, что он держит в руках, она побелела как полотно. Такого выражения на ее лице Адам еще не видел.
— Это, наверное, ты в детстве? — предположил Адам, догадываясь, что нечаянно проник на запрещенную территорию.
— Нет, это не я, — выдавила Морин и отобрала у него фотографию.
— Тогда кто? Ты же говорила, что у тебя нет родственников.
— Не лезь не в свое дело, — безжизненным голосом отрезала Морин.
— Я же вижу, что этот ребенок для тебя очень важен. Почему ты не скажешь мне, кто она? — решительно наседал Адам.
Морин, чувствуя, что ноги отказываются ей служить, осторожно присела на кровать и прижала фотографию к сердцу. Лишь через некоторое время, когда Адам уже не надеялся услышать от нее хоть слово, она тихо прошептала:
— Элизабет, моя дочь.
Ее слова были для Адама словно удар обуха по голове.
— Твоя дочь?! — изумленно воскликнул он.
Она кивнула и отвернулась от него. Он стоял и тупо смотрел ей в спину, а в голове тем временем проносились тысячи вопросов. Где она? Что с ней? Почему Морин до сих пор молчала? Ее бывший муж, только он во всем виноват! Из-за него она так мучается и страдает. И у Адама в душе возникло непреодолимое желание прибить этого негодяя.
— А где она сейчас? С отцом? — Неужели мужчина ушел от нее и посмел забрать ребенка?
— Нет. Она умерла.
Ответ Морин еще больше поразил Адама. Он настолько растерялся, что утратил дар речи. Ведь она никогда не упоминала о ребенке!
Какое-то время царило молчание, потом Адам присел на кровать, успокаивающе обнял ее за плечи и шепотом попросил:
— Расскажи мне, как все это случилось?
Морин отрицательно покачала головой.
— Расскажи, — не отставал Адам и положил ее голову себе на плечо.
Его нежное прикосновение, близость и искренняя забота дали ей силы справиться с душившими ее слезами, и она выдавила из себя:
— Не могу, Адам.
— Как давно это случилось?
— Десять лет назад, — переводя дыхание и проглатывая комок слез, сказала Морин. — Элизабет умерла во сне, в своей кроватке. Ей не было и трех месяцев.
— О, Морин! — только и мог сказать Адам.
Но этого оказалось достаточно, чтобы ощутить его поддержку и сочувствие, чего не смогли бы сделать никакие слова утешения и соболезнования. После смерти дочери ей многие психоаналитики говорили, что нужно забыть случившееся и жить дальше. Но как такое можно забыть!
— Я заканчивала колледж, когда все это случилось. — Неожиданно для себя Морин стала рассказывать то, о чем старалась без крайней необходимости никогда и никому не говорить. — Давида не было дома. А мне нужно было срочно дописывать дипломную работу и одновременно готовиться к выпускным экзаменам. Шел последний семестр. Поэтому я перенесла кроватку с Элизабет на кухню. Так мне было удобнее следить за ней и писать диплом. Когда под утро вернулся Давид, он обнаружил меня спящей над учебником. А Элизабет... она... Ее было поздно спасать, она уже не дышала.
— Значит, в то время вы жили вместе?
Морин кивнула.
— Да, мы уже год были женаты. На следующий же день после похорон Давид ушел от меня. Он... он был уверен, что я бессердечная эгоистка и Элизабет умерла по моей вине. Даже обвинил меня в том, что карьера для меня всегда была важнее дочери.
Адам слушал и не мог поверить, что такое возможно.
— Нет, не могу этого понять. Он просто дурак.
Она продолжала говорить, не поднимая глаз:
— Я прекрасно сознаю, что он был не прав, и поэтому не могу его простить. У меня осталось такое чувство, что Давид воспользовался мной, а потом выбросил, как вещь, за ненадобностью.
Господи, каких же трудов ей стоит носить в себе весь этот груз!
— Как он мог так с тобой поступить? Все знают, что детская смерть не всегда объяснима. И ты тут смотри хоть днем и ночью — все равно не уследишь.
— Да, я знаю, все понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Мне все кажется, что этот кошмар случился вчера.
— Так вот почему вы развелись. Из-за ребенка?
— Да, формально смерть Элизабет стала причиной его ухода.
— Знаешь, я думаю, он никогда не любил тебя по-настоящему. Иначе бы не бросил в тот момент, когда тебе больше всего требовались участие и поддержка. Он настоящий ублюдок, — с нескрываемым презрением произнес Адам.
— Нет. Это моя ошибка. Я не смогла разобраться в его настоящих чувствах, а потом уже было поздно.
— Ты любила его? — Адам задал вопрос, который волновал его больше всего.
— Когда я встретила его, мне казалось, что это лучшее, что мне дано в жизни. Я спутала физическое влечение с настоящей любовью.
— Так ты его любила?
— Думаю, да, если вышла за него замуж, строила розовые планы на будущее. Надеялась, что у меня будет семья, муж, дети. Но, как показало время, этому не дано было сбыться.
Она встала и убрала за книги фотографию, которую все время держала в руках. Адам взял с кровати куклу и спросил:
— Это тоже положить вместе с фотографией?
Морин взяла игрушку из его рук.
— Ты, наверное, думаешь, что я никчемная мать, раз убираю фотографию так далеко.
— Нет. Наоборот. Я думаю, ты ее слишком сильно любила и не сможешь вынести ежедневного напоминания о том, чего лишилась. Тяжело терять родного человека, тем более ребенка, твою плоть и кровь.
Его участие растрогало Морин до слез, которые и так-то не успели просохнуть.
— Я любила ее, Адам. Больше всего на свете. С тех пор как умерла бабушка, у меня не было семьи. Я выросла, не зная, что такое иметь братьев и сестер, отца или мать. Я не могу передать, как мне хотелось иметь собственную семью, свой дом. — Морин немного помолчала. — Но смерть Элизабет, предательство Давида... После этого удара я так и не оправилась.
Адам не мог больше этого вынести. Стремясь утешить, он обнял ее — к счастью, сейчас она не сопротивлялась.
— Морин, ты еще молода. Ты сможешь найти себе достойного мужа, и у тебя будут дети. Ты еще будешь счастливой.
— Зачем, чтобы потом их снова потерять? Так же как потеряла всех тех, кто мне был дорог. Нет, еще раз я этого не переживу. Лучше уж быть одной.
Адам понимал всю трагичность ее прошлой жизни. Ему было больно за нее, за смерть ее ребенка, за предательство любимого мужчины.
— Однажды ты проснешься и поймешь, что выбрала не тот путь.