Аромат лилий (СИ)

Осколки со звоном полетели во все стороны, и он коротко вскрикнул, ощутив резкую царапающую боль над бровью. В искажённом теперь отражении он видел своё лицо фрагментами, но на каждом с яркой кровавой царапиной.
Отец никогда не поднимал на него руку, даже когда он сильно злил своими выходками в школе или тем, что доводил Натаниэля. Правда, чаще мужчина просто не замечал его. А теперь, с ещё не наступившими шестнадцатью он должен жить так, как требуется, иначе можно бить и поливать грязью.
Кэссиди плеснул в лицо воды, стараясь успокоиться. Спенсер не пытался заставить его выйти из ванной. Ведь, по его мнению, разговор закончен. Он сказал всё, что хотел, и дал понять, что мнение сына-омеги для него ничего не значит.
Он вышел через минут двадцать, проскользнув в свою комнату, чтобы переодеться и набрать сообщение на мобильном: «Ал, давай встретимся через полчаса?». Вот сейчас было плевать. Ему необходимо вырваться отсюда! Ему необходимо оказаться рядом с тем, для кого он важен, для кого он не пустое место под унизительным названием «омега».
— Ты куда-то собираешься? — со стороны двери послышался притворно-заботливый голос Натаниэля, и Кэссиди со злостью обернулся.
Отчим уже оказался вплотную к нему, беззастенчиво рассматривая строчки на экране смартфона, которые пасынок еще не успел отправить.
— Ал? Мм… это тот альфа, кажется? Встречу с твоим отребьем придется отложить, — Натаниэль быстрым ловким движением вырвал из его руки телефон, убирая в карман своих брюк. — Сегодня ты встречаешься с мистером Барнеттом. Возможно, именно он станет твоим мужем. Или мистер Коул. Он придёт чуть позже. Видишь, как мы заботимся о тебе? Не понравится один, пойдёшь за другого. Или за третьего. А не будешь ценить и станешь вертеть носом, придётся выдать тебя за кого-то насильно.
========== 3. Sweet sixteen ==========
Весь этот… выбор. Очередь из кандидатов в супруги для младшего сына Чамберса. Пошло и абсурдно! Неужели отец знал Кэссиди настолько плохо, что не понимал: он выставит вон каждого из них? Хотя дело, скорее всего, было совершенно не в том, чтобы омега добровольно вступил в брак. А в том, что не каждый альфа согласится взять в супруги своенравного мальчишку, пусть и сына такой значимой фигуры, как Спенсер Чамберс.
Большинству этих толстосумов нужна безотказная смазливая подстилка и не более. Омега должен знать своё место, а в случае Кэссиди это было то, что Натаниэль называл «проблемами с дисциплиной». Потому Чамберс-старший опасался упустить наиболее выгодное предложение от потенциального жениха и готов был выслушать каждого, чтобы принять самое лучшее решение.
— Я не дам за этого невоспитанного хама ни гроша! Хорошенькое личико вашего сына не стоит того, чтобы терпеть эти оскорбления! — нервно расхаживая по кабинету Спенсера и теребя свой галстук, лежащий на выпирающем животе, негодовал первый из претендентов.
— Он облил меня водой! Меня! Это просто возмутительно! — восклицал следующий, забрызгивая каплями стол главы дома.
— Такой хорошенький, так и хочется распробовать его, — похотливо улыбался ровесник Спенсера, поправляя пиджак, на котором виднелась свежая дыра в плече. — Но это же просто немыслимо! Никакого почтения к старшим! При всем уважении, мистер Чамберс, вы бы сначала растолковали мальчику что к чему, прежде чем предлагать уважаемым людям его руку.
С каждым претендентом, покидающим особняк с подобными речами, лицо главы дома мрачнело всё сильнее. И, когда удалился последний, с красноречивым следом пощечины на лице, терпение Спенсера лопнуло.
— Какого черта ты вытворяешь?! — он ворвался в малую гостиную, где только что завершился прием гостя, и сын все еще был там.
Мужчина с силой развернул его за плечо, стискивая так, что, наверняка, останутся синяки. Альфу мелко потряхивало от злости, и он едва сдерживался, чтобы не ударить мальчишку ещё раз и посильнее.
— Позоришь меня! Нашу семью! Да как ты смеешь?!
— А ты?! Как ты смеешь, отец, выставлять меня на торги, как шлюху?!
Кэссиди чувствовал себя грязным, будто предстал обнажённым перед толпой похотливых взглядов. Каждый из них смотрел на него так гадко и липко, что хотелось закрыться, спрятаться от этих мерзких лиц. Высокомерные, уверенные в своём превосходстве, и он должен быть едва ли не рад тому, что они соблаговолили рассмотреть его в роли супруга. В роли личной игрушки или дорогого аксессуара, или два в одном.
Они раздевали взглядами, улавливая его пока едва ощутимый запах, отпускали грязные комментарии и ждали… чего? Покорности? Забавно, но стоило сказать лишь пару фраз, что их не устраивали, и они предпочитали не обременять себя столь проблемным экземпляром. Они все хотели слышать: «да, мой господин» — в вариациях. От другого же их задранное эго не справлялось. Слишком искажалась их привычная модель мира.
— Я могу распоряжаться тобой, как своей собственностью. Я вырастил тебя, вложил в тебя средства и время, и мне нужна отдача. Нужна польза, которую ты принесёшь мне этим браком. И сейчас лучшее время для высокой цены. Не смей её сбивать!
— Но я не вещь! Я не хочу этого! Не хочу принадлежать никому из этих уродов!
— Такой же упертый, как твой папа. Но и на таких находится управа. Он тоже стал моим супругом в шестнадцать лет.
— И умер! Умер, потому что ты думал лишь о своих извращённых желаниях!
— Потому что отказывался подчиниться, как должен был. Хочешь такой же участи?!
— Не хочу! Потому и прошу, не заставляй меня!
— Ты омега. И твоё дело подчиняться. В твоём возрасте пора бы это уже усвоить.
— Усвоить, что я не имею права на собственную жизнь?!
— Довольно! Ты исчерпал моё терпение, эгоистичный щенок! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. — Спенсер встряхнул сына за плечи и оттолкнул от себя, почти швырнув к дверям. — А теперь иди к себе. Видеть тебя не хочу!
Уговаривать два раза не пришлось, и Кэссиди вылетел прочь, захлопывая дверь к себе. Это походило на абсурдный, но очень реалистичный сон. Неужели всё происходит с ним?! Он не хочет, он не готов! Хотя, можно ли быть к этому готовым? В отличие от многих омег своего возраста Чамберс-младший не плавал в бесконечном море тупых розовых соплей. Он не хотел встретить какого-то там идеального альфу — да они все самовлюбленные уроды! Пожалуй, за единичными исключения вроде Алана. Не хотел даже в будущем признать себя чьим-то. А уж от мысли о детях, об этих паразитах внутри собственного тела, его и вовсе начинало тошнить.
В свои без одного дня шестнадцать Кэссиди ни разу не был влюблен, хоть и в лицее и среди приятелей всё чаще ловил на себе заинтересованные взгляды. Он мог обменяться с заинтересованными парой ничего не значащих легких фраз, мог потанцевать на вечеринке раз-другой, но, когда понимал, что интерес становится более настойчивым, увеличивал дистанцию, не подпуская к себе.
Иногда обиженные распускали довольно грязные слухи, но ему всегда было плевать. Он одевался ярко, порой излишне броско: обтягивающие джинсы, тонкие майки с кричащими надписями, короткие куртки с каким-нибудь мехом или металлическими вставками, ботинки на шнуровке с высокой голенью. Идеально прямые платиновые волосы с длинной челкой и часто, как довершающий аксессуар, большие солнечные очки. Кэссиди был антиподом скромного возвышенного омеги, от которого можно ожидать благочестивого поведения, что так ценится в высшем обществе. Возможно отец просто опасался, что его распущенный сын опозорит их дом еще сильнее?
Он мрачно усмехнулся, глядя в потолок. Нет, едва ли. Будь он даже вечно смущающимся тихоней, вроде Энди, родитель всё равно толкнул бы его какому-нибудь старому пердуну, как товар. Пока дорого, пока можно извлечь больше выгоды, а согласие «покупки» вовсе не нужно. Кэссиди со злостью зажмурился, стараясь не разреветься от бесконечно вертевшихся в голове фраз, от мерзких воспоминаний о том, как парочка из этих напыщенных козлов тянули к нему руки, намереваясь облапать прямо здесь, в собственном доме.