Чужая вина

Стресс и травма, о да. И оружие. Но исказило ли это все ее воспоминания? Нелл откинулась в кресле, закрыла глаза и заставила себя вернуться на двадцать лет назад. И снова все вспомнила. И тут же напоролась на незримую преграду:
Нелл: Наверное, художники не любили писать пейзажи по ночам.
Джонни: Потому что плохо видно?
Как будто Джонни поднимал вопросы, которые возникают лишь сейчас, когда он давно уже мертв. Как будто он был… прорицателем. Тошнота, в последнее время нередко скручивавшая желудок Нелл, навалилась вновь. Но несмотря на тошноту, несмотря на жуткие обертоны, звучащие теперь в невинном замечании Джонни, она все равно могла вспомнить. Как этот мужчина выступил из-за опоры на пирсе Пэриш-стрит. Как платок обезобразил его лицо. Как он вымолвил единственное слово: «Деньги». Как сверкнуло в лунном свете вытянутое лезвие. Могла вспомнить его лицо — белое, припухшее, с водянисто-голубыми, почти бесцветными глазами. Эти воспоминания по-прежнему были отчетливы — и, скорее всего, не поблекнут и в день ее смерти.
Отвлек ли ее вид оружия? Нелл так не считала. Даже звук — столкновение стали и кости — произвел на нее более глубокое впечатление. И что из этого следует?…
Она прокрутила страницу к заключительной части:
 
Следственные мероприятия могут умышленно либо случайно носить предвзятый характер. Свидетеля тяжкого преступления и следователя зачастую объединяет общая цель, а именно раскрытие преступления и справедливое наказание для злоумышленника. Под воздействием подобной мотивации свидетель может особо остро воспринимать мнения других, осознанно либо…
 
Нелл услышала шаги в коридоре.
— Нелл?
Правой рукой она быстро двинула «мышку» и закрыла окно, причем движения ее были практически машинальными. Труд профессора Урбана исчез, оставив на экране лишь заставку — водопад кисти Гюстава Курбе.
Дверь отворилась, и в кабинет вошел Клэй.
— Нелл? Что ты тут делаешь?
— Я… я просто не могла уснуть. — Она обернулась к мужу, стоявшему в одних семейных трусах. — Решила кое-что наверстать по работе.
— По работе? — Он подошел ближе и взглянул на монитор. — Но музей же еще закрыт.
— Я знаю. Значит, у меня появилась возможность кое-что переосмыслить.
Он покосился на водопад — тихую, спокойную струю, падающую среди безмолвного леса. Картина была выполнена преимущественно в желто-зеленых тонах.
— Кое-что переосмыслить?
— Ну, например, то, как должен выглядеть наш сайт. — Нелл злилась на себя за эту ложь и не могла понять, зачем лжет. Тогда она вновь соврала, хотя само утверждение ложью не являлось: — И некоторые таблички на стенах стоило бы поменять.
Клэй тронул ее за плечо.
— Уже поздно.
Выключая компьютер, Нелл вдруг поняла, зачем солгала: правда — то, что она выискивала научные данные о неверных свидетельских показаниях, — только огорчила бы его.
Они вернулись в постель. Клэй выключил свет. Рука его моментально очутилась на ее груди. И Нелл произнесла то, что, кажется, не произносила ни разу за все годы их супружеской жизни:
— Клэй, я не…
— Извини, — пробормотал он, убирая ладонь.
— Дело не в… — Она не договорила.
Они лежали рядом, в тишине, одни в доме и во всем мире. Его прикосновение, словно по волшебству, оставалось на ее груди, и тело начало постепенно менять настроение. Какое-то время Нелл сопротивлялась, но, в конечном счете, зачем сопротивляться? Чтобы не показаться непоследовательной? Что же это тогда за брак? Она протянула к нему руку.
Клэй не спал.
— Но я думал…
— Давай не будем думать.
После, когда они лежали в горячей общей влаге, он вдруг спросил:
— Что еще?…
— Что еще?
— Что еще я могу для тебя сделать? Я могу сделать все что угодно.
— Пока что хватит.
Он тихо рассмеялся. Через несколько секунд она уснула.
Но утром, когда Клэй ушел на работу, а Нора спала, Нелл снова уселась за компьютер. Она нашла кое-какую информацию о профессоре Викторе Урбана, в частности телефон его офиса. Минут пять-десять женщина размышляла, как поговорить с ним, не выдавая своего имени и истинных мотивов, и не придумала ничего лучше, как прикинуться мамой студентки, которая хочет помочь дочери с рефератом. У Нелл плохо получалось сочинять такие прикрытия. Значит, придерживаться этой глупой легенды, так?…
Она встала и, выглянув в окно, увидела на бортике бассейна жабу. Ужасающая возможность, теперь возросшая во много раз и ставшая стопроцентной с точки зрения закона, эта ужасающая возможность, что Нелл отправила за решетку невиновного… Проблема никуда не исчезла. А эта тошнота, она что, останется с ней навсегда? Нелл вернулась в кабинет и набрала номер профессора Урбана.
Он ответил, не успел прозвучать второй гудок.
— Вик Урбана.
Нелл оказалась не готова.
— Здравствуйте. Я… я прочла ваше высказывание… Вы сравнивали свидетельские показания с местом преступления.
— И где вы это прочли?
— В «Бельвиль гардиан».
— Ах да.
— И у меня… Хм… Возникло несколько вопросов.
Нелл ожидала, что вопросы начнет задавать он: кто она такая, зачем ей это и тому подобное. Но он лишь сказал:
— Какие же?
— Ну… — И тут с языка невольно сорвалось: — У меня наметанный глаз.
— Прошу прощения?
— Я занимаюсь историей искусств, — сказала она. — Я хорошо умею подмечать детали, у меня развита зрительная память.
— И что?
— И я считаю, что не могла допустить ошибку. Не могла перепутать одного человека с другим…
Пауза.
— Но это случилось?
— Да.
— И оправдательные улики материальной природы опровергли ваши показания?
— Вроде того. — Нелл не хотела соглашаться с этим безапелляционным «опровергли».
— И это оскорбляет ваш здравый смысл?
— Да.
— Давайте поступим вот как, — сказал профессор. — Я, можно сказать, фанатик своего дела и никогда не откажусь обратить человека в свою веру. Если вы найдете время для визита, я покажу вам одно видео…
— Как насчет сегодня?
Он рассмеялся.
— Тогда жду вас в полдвенадцатого у себя в кабинете.
— Отлично.
— А как вас зовут?
— Нелл. Нелл Жарро.
Ее имя, похоже, ничего не сказало профессору Урбана.
— До встречи.
Нелл оставила Норе записку — казалось бы, обычную записку, какие принято писать в семьях, но она отвергла три варианта, прежде чем подобрала приемлемый. «Скоро вернусь. В холодильнике лежит вкусный бутерброд. И не забудь: папа не разрешает тебе водить, пока мы не выясним все насчет новой страховки. Люблю, мама».
После этого она села в машину и поехала в южном направлении, чтобы на развязке 1-10 свернуть к Новому Орлеану.
Нелл припарковалась на нужной стороне улицы Сан-Чарльз и пешком прошлась до кампуса. Кабинет профессора Урбана находился на последнем этаже каменного здания, стоящего посреди четырехугольного двора. Дверь была открыта. Увидев Нелл, профессор лишь сказал: «Входите». Он оказался полноватым бородатым мужчиной примерно ее возраста. Профессор Урбана встал из-за стола и пожал ей руку.
— Я навел о вас справки, — признался он. — Надеюсь, вы не возражаете.
— Да нет…
— Мне ничего не известно о вашем случае. Я не знаю, кто в нем замешан, ничего подобного. Мой интерес сугубо научный, и я полагаю, вы хотите, чтобы я кратко изложил доступные мне сведения из этой области.
— Да…
— Я также полагаю, что вы бы хотели вести беседу конфиденциально.
— Да.
— Разумеется.
Нелл увидела в окно пролетающую мимо тарелку фрисби.
— Вы что-то говорили о видео…
— Да, пожалуй, лучше всего начать с видео. — Он усадил ее перед телевизором и нажал кнопку.