Проклятие ульфхеднара (СИ)

Светлый, облитый поутру золотом, город встретил сонным гулом. По улицам уже сновали завёрнутые в свои странные хламиды мужчины и женщины, каждая из которых, молодая, старая ли, считали своим долгом с любопытством посмотреть на чужеземца. Он даже здесь не изменял своей обычной одежде, хоть в тёплую пору её требовалось гораздо меньше, чем во время родных холодов. Даже успел обзавестись обычным для здешних жителей загаром, правда, поначалу пару раз обгорев едва не до костей. Но весь остальной вид легко выдавал в нем уроженца чужих земель. Которых здесь, несмотря на отвагу и ярость в бою, всё равно держали за кого-то вроде зверей.
Самой короткой дорогой он добрался до ворот дворца. Стража пустила без лишних допросов: в конце концов не он первый возвращался сюда поутру. Однако не всем дозволялись подобные вольности — только самым приближенным к правителю. Хоть другие ромеи чаще всего северян не жаловали, а василевс Иовиан держал их при себе. Правитель считал, что могучие и заросшие воины будут нагонять больше страха на тех, кто удумает зло против него. Ингольв не щадил всех, кто был под его началом — и своих, и южан, а потому охранители из них получались надёжные. Теперь предстояло передать эту обязанность другому воину. И он уже присмотрел себе замену.
1 Кентарх — командующий центурией в армии Ромейской империи.
Созвучно с его размышлениями, недалеко от казарм навстречу попался Блефиди, уже спозаранку злой, что клубок змей. К счастью, с северянами он знался уже давно, а потому язык их понимал гораздо лучше, чем Ингольв — язык ромеев. Сдружились они ещё на первом году службы, и ромей был, пожалуй, единственным, кого жаль было оставлять здесь.
— А вот ты где, — проворчал воин, сощурив светло-карие глаза. — Готовься, Ульв, василевс будет рвать тебя на куски.
— Это за что? — тот пошёл дальше, не останавливаясь. — Ты меня, Змей, не стращай.
— О, тебя, верно, больше пугает Форий, — Блефиди скабрезно хмыкнул. — Уж он-то вчера надрался так, что на весь пиршественный зал орал, что отрежет тебе всё, что делает тебя мужиком.
— Я не слышал, — Ингольв пожал плечами.
— Конечно, не слышал. Ты в это время, наверное, уже вовсю имел его наложницу.
Они вошли в тень аркады и пошли вдоль ряда белоснежных колонн. Здесь ещё сохранялись остатки утренней прохлады, что отступала под напором дневного зноя.
— Если Форий захочет, я могу выйти с ним на поединок, — от мысли о гневе кентарха ничего внутри не дрогнуло.
Он знал, что сильнее, пусть даже тот наденет все свои доспехи. Сила ульфхеднара, преумноженная покровительством Фенрира могла смять любого, кто дерзнет встать у него на пути.
— Ты не у себя дома, Ульв, — Блефиди вдруг помрачнел. — Здесь тебя скорее отравят. А после Форий отрежет всё, что ему захочется, с твоего мёртвого тела.
А вот это уже больше похоже на кентарха. Он ведь вовсе не дурак, и понимает, что в честном бою против Ингольва ему не выстоять. Потому запросто от него можно ожидать какой-то подлости. Что за проклятье? Теперь и не поесть без оглядки.
— Так что хочет от меня василевс? — вернулся он к началу.
— Он хочет, чтобы ты оставил глупые мысли о том, чтобы уплыть, — ромей покосился на него. — Вы с Лейви для него очень ценны.
— Нам просто удалось выживать дольше многих.
— Это верно. Но Иовиан вовсе не слепой. Он видит твои необычные силы. И ни один из правителей не откажется от такого воина в личной охране.
— Моему отцу это не помогло, — Ингольв криво усмехнулся.
И в тот же миг ощутил ещё более крепкую уверенность в том, что возвращаться уже пора. Однако неприятного разговора с василевсом, похоже, избежать всё же не удастся.
— Поэтому ты хочешь вернуться так скоро? — Блефиди, похоже, это расстраивало. Они прошли бок о бок через многое. Но жизнь иногда не оставляет выбора. — Думаешь, твоя месть остыла уже достаточно?
— В самый раз.
Больше ромей не стал ничего выспрашивать. Они вместе дошли до зала, где василевс обычно принимал всех, кто хотел поговорить с ним о чём-то важном. В его понимании, конечно. Кресло Иовиана, выложенное мягкими подушками, ещё пустовало. Зато Лейви был уже здесь, мрачный под пристальным взглядом советника Магна. Тот, сложив руки на груди, взглянул на вошедших и по его губам скользнула злорадная улыбка. Не приходилось видеться, а уж тем более разговаривать с ним слишком часто. Он считал северян недостойными того, чтобы вообще обращать на них особое внимание. За это многие из них не отказали бы начистить ему рыло. Но тогда не избежать плетей. А потому взгляда Магна никогда не покидало насмешливое превосходство. Даже Иовиан, уж на что правитель, и то относился к наёмникам с большей благосклонностью. Зато во дворце с удовольствием трепали слухи о том, что советник василевса очень уж любит поразвлечься не совсем должным для мужчины образом. По вечерам ему привозили, бывало, молодых наложников. За такое отбить ему кишки хотелось ещё сильнее.
Ингольв не знал о том доподлинно, но как-то Блефиди, злой до красноты, обмолвился, что и его Магн щипал за зад. Пытался ли зайти дальше, воин по понятным причинам умалчивал. Возможно, внимание охочего до мужчин советника не было столь удивительно по отношению к смазливому Змею, хоть воинских доблестей ромея это никак не умаляло. Вот и сейчас Магн облил его масляным взглядом, а тот, заметив это, только зубы стиснул. Иногда от здешних порядков даже у Ингольва волосы дыбом вставали, уж чего он только в жизни не навидался. На севере за такие пристрастия любого уже оскопили бы.
— Василевс сейчас будет, — мягко проговорил Магн.
Эти слова можно было понять, но вот всё остальное придется переводить Блефиди. Потому как поток ромейской речи не могли толком разобрать ни Ингольв ни Лейви.
— Ну, всё, — вздохнул скальд. — Сейчас будет мёд лить или бошки рубить.
— Башку не отрубит. Права на то не имеет, — только и успел ответить Ингольв, как резные двери в зал открылись и вошёл Иовиан.
В прошлом отличный воин, которому заслуги в битвах помогли взойти на престол, и сейчас, на склоне лет, ещё хранил в осанке и развороте плеч былую силу. Возможно, если бы не его твёрдая рука, Ромейскую империю уже раздербанили бы на клочки толпы захватчиков, которым хотелось оторвать от благодатных земель хотя бы кусок.
Иовиан, чуть поморщившись, опустился в кресло, сдержанно ответив на приветственный кивок советника. Острый взгляд его серых глаз прошил насквозь.
— Что же, я мало одаривал вас всяческими почестями и благами, что вы решили так скоро уехать? — начал он без витиеватых предисловий, которыми порой славились ромейские вельможи.
Как начнут говорить — заслушаешься, а как закончат — поймешь, что сути так и не разумел.
— Ты одаривал нас щедро, славный василевс, — взял на себя бремя ответить за двоих Ингольв. Блефиди вполголоса перевёл его слова правителю. — Но пришёл нам срок возвращаться в родные земли. Там тоже ждут нас большие свершения и долги чести и крови, которые нужно отдать.
— Какой долг может быть важнее жизни в достатке и тепле? — хмыкнул император, с усмешкой покосившись на советника, который поддержал его кивком. — Здесь вы ходите в золоте, лучшие места на пиру отводятся вам, моим охранителям. Самые прекрасные женщины жаждут увидеть вас в своих постелях. Разве не так?
— Всё так, василевс, — Ингольв сложил руки на груди, готовясь защищаться от хитрых уговоров Иовиана. — Но до того, как мы отплыли на службу сюда, я дал себе слово, что вернусь и отомщу за свой поруганный и уничтоженный род.
— Это не вернёт твоих родичей, — непонимающе пожал плечами правитель. — Что за дикие порядки храните вы до сих пор?
— Это мой долг перед их памятью и богами.
Слова заканчивались. Пожалуй, Ингольв взял на себя слишком много, когда решил первым ответить императору. Лейви громко кашлянул, словно разминаясь перед словесным поединком, из которых ещё не разу не выходил проигравшим.
— Ваши земли несомненно прекрасны, славный василевс, — вступился скальд. Его чистый голос звонко разнёсся под каменными сводами зала. — Как и ваши женщины. Ваше золото ярко сияет на солнце. Но всё тускнеет, залитое кровью отмщения. Ингольв не сможет жить спокойно и радоваться благам, если не воздаст всем, кто причинил зло его родичам, за содеянное. А я, как побратим, должен последовать за ним. Наши боги не простят трусости. Они не столь милостивы, как ваш.