Книга первая: "Новый Февраль семнадцатого"(СИ)

Я размышлял, строил различные гипотезы, читал книги на компе, играл во всякие игрушки, стоявшие на ноуте, и ждал.
В принципе, одно было понятно со всей определенностью - одну дату сеанса мы уже пропустили, и впереди нас ждала одна единственная дата в ближайшее время, о которой мы знаем - 11 марта или 27 февраля по старому стилю. Следующая известная мне дата была лишь в сентябре. Но я очень сомневался, в том, что тут кто-то будет ждать сентября. Или сеанс состоится 11 марта и будет установлена надежная периодическая связь или я проекту больше не нужен. Причем, судя по солдатам в коридоре, вполне может быть, что буду я не нужен вообще. Окончательно, так сказать. С выбыванием из списка тех, кто может что-то разболтать...
* * *
На четвертый день моего заключения ко мне заявился лично Беррингтон. Солдаты внесли ему стул, и он уселся глядя на меня.
Я даже не сделал попытки изобразить вставание и остался лежать на диване. Беррингтон хмыкнул:
- Протестуем, значит?
Я полежал с минуту, прислушиваясь к своим ощущениям, и затем отрицательно покачал головой:
- Нет, просто лежу. А что?
- И не хотите возмутиться, выразить протест и прочее негодование? Или там, к примеру, потребовать адвоката и пообещать затаскать меня по судам?
Я подумал немного и спросил:
- А зачем?
Беррингтон вытащил сигарету, прикурил и с явным наслаждением затянулся. Где-то с минуту он упивался табачным дымом, а затем кивнул:
- Да, в общем, и незачем. Пустое это.
- Сигареткой не угостите, гражданин начальник? - вдруг спросил я по-русски.
Профессор запнулся и удивленно посмотрел на меня. Потом рассмеялся.
- А, понял. Шутите?
Ответил мне Беррингтон. На русском языке ответил. Практически без акцента.
- Скрывали, значит, от следствия, что языком-то владеете? - не мог не съязвить я.
- Нет. Просто не было необходимости. - пожал тот плечами.
- Итак, мистер Беррингтон?
Профессор изучающе посмотрел на меня и кивнул:
- Да, вы правы, тянуть незачем. Близится 11 марта, и я хочу узнать, будете ли вы работать над проектом согласно заключенному между нами контракту или будете, как у вас в России говорят, бузить и Ваньку валять?
- А я разве бузил?
Беррингтон поморщился:
- Не уклоняйтесь от ответа.
Я помолчал, а затем сел на диване.
- Послушайте, профессор, я все понимаю, но я хочу знать что происходит. Что это было вообще? Что за массовый психоз, крики "Мы все умрем" и прочая хрень? Еще 23 февраля было ощущение, что наступил конец света, а уже 27 февраля вы являетесь ко мне и заявляете, как ни в чем не бывало, что я должен исполнять подписанный контракт! Потрудитесь объясниться, милостивый государь!
- Милостивый государь? - Беррингтон словно попробовал на вкус новое выражение. - Занятно. А, вообще, вы абсолютно правы - была утечка галлюциногена на первой площадке, а человеческое существо оно такое восприимчивое и глупое... В общем, тот кретин сорвал запорный кран на баллоне с газом и все пошло-поехало, как у вас говорят. Пришлось включать сонный газ и растаскивать всех по их комнатам. К сожалению, взаимодействие галлюциногена и сонного газа привело к многочисленным осложнениям среди персонала, и, поверьте, рвотные позывы и головная боль были наиболее легким побочным эффектом. Многим было куда хуже, чем вам. Все-таки вы военный летчик и имеете более устойчивый организм.
Он испытующе смотрит на меня. Я пожимаю плечами.
- И вы хотите сказать, профессор, что сейчас угроза миновала, рецидивы купированы и можем работать дальше?
Беррингтон кивает.
- Именно так.
- А солдаты с оружием в коридоре?
- Лишь для всеобщей безопасности. Некоторые были очень буйными и могли причинить вред другим или самим себе. Это просто присмотр, чтоб было все в порядке.
- Ага, ага, - закивал я. - А баллон с галлюциногеном на первой площадке уборщица забыла, когда полы мыла?
Профессор иронично усмехается и кивает:
- Ну, можно сказать и так. А вообще, это не ваша миссия, вас в том секторе вообще не должно было быть.
- И поэтому вы вынуждены будете меня убить?
- Нет, - Беррингтон продолжает улыбаться, - вы там все равно ничего такого не увидели. Ну, знаете теперь, что капсул несколько и что с того? Это, ровным счетом, ничего не меняет.
- Эта капсула работает с 1923 годом? - решаю до конца выудить из собеседника максимум информации.
- Я не стану ни подтверждать, ни отрицать озвученную вами версию. Это вопрос вне уровня вашего допуска. - Профессор еще раз затянулся и затушил сигарету о блюдечко из под кофе.
Я осуждающе качаю головой.
- Фи, мистер Беррингтон, вы такой весь из себя джентльмен, а сигарету о блюдечко тушите.
Тот покосился на меня, а затем спокойно ответил:
- С кем поведешься от того и наберешься, как говорят у вас в России.
- А вы откуда так хорошо знаете русский язык?
- Если я вам скажу, что мечтал всю жизнь прочитать "Войну и мир" в оригинале, вас такая версия устроит?
Качаю головой.
 - Нет. Скорее поверю в ответ, что языком потенциального противника нужно владеть в совершенстве.
- Ну, вот и верьте, во что хотите. - Беррингтон пожал плечами. - Давайте вернемся к нашим баранам. Близится 11 марта. Мне нужно знать ход дальнейших действий по вашей миссии. Вы в игре?
Я задумался. Ну, а вообще, какие варианты-то? Отказаться? Глупо. Да и что в Москве скажут? Но и нечисто у них тут что-то, и в воздухе все явственнее попахивает дермецом. И полное ощущение, что вентилятор ждет меня впереди. Но ведь нужно разобраться! Да и с оборудованием этим хотелось бы больше ясности. Рассказ профессора был чудесен и абсолютно неинформативен. Чувствуется в нем опытный боец невидимого фронта - палец в рот не клади! Но, из Москвы мне намекнули, что таких установок в России нет и принцип их работы неясен.
- Да, профессор, играем дальше. Сдавайте карты.
* * *
Последующие дни проходили в обычном на первый взгляд режиме. Чувствовалась правда в атмосфере некоторая нервозность и недосказанность, которые, впрочем, вполне могли быть вызваны присутствием довольно большого числа солдат в черной форме и с оружием, которые с того памятного дня вдруг стали стоять у дверей, прохаживаться по коридорам и вообще бдеть. На солдат многие сотрудники косились с неодобрением и явной опаской.
В остальном же, проект особых изменений не претерпел. Единственно, мне как-то бросилась в глаза повышенная нервозность у самого Каррингтона, и это было довольно странно, ведь он был чуть ли не вторым человеком в этом проекте, с чего бы ему нервничать-то?
А еще я нигде не видел моего знакомого серба и мою капсулу обслуживали уже другие техники. И вообще вся моя техническая команда сменилась в полном составе, что так же не могло не навевать на нехорошие мысли.
И еще один момент - нас не выпускали больше из здания. Всех сотрудников перевели на казарменное положение, и солдаты блокировали любую попытку выйти. И я видел, как у сотрудников не срабатывали карты пропусков на тех дверях, которые вели в сторону выхода.
На мои расспросы Каррингтон ответил что-то невразумительное и настоятельно порекомендовал готовиться к сеансу 11 марта и не влазить не в свои дела.
* * *
ЛОНДОН. 11 марта 2016 года.
На Каррингтона я наткнулся в коридоре по дороге к капсуле. Вернее наткнулся на его руку, которая возникла неожиданно, словно из ниоткуда и затащила меня в какое-то маленькое техническое помещение, где хранился всякий хлам.