Наперекор богам (СИ)

Закат только начал окрашивать макушки елей в золото, когда ладьи вышли из Ильменя. Оставалось лишь подняться вверх по Волхову, и вот они, стены Новеграда. Но люди были порядком истомлены долгим переходом по неспокойному озеру, и было решено заночевать в устье реки, а утром по холодку подойти к городу. Тем паче, время было позднее. И пусть по летнему времени на севере темнеет поздно, ночевать на пристани под прицелом со стен не хотелось никому. Подумают чего новеградцы, да спустят тетиву лука, и лишь утром выясниться, чья правда была.
За время пути урмане и кривичи приучились доверять друг другу. И ежели первое время каждый народ выставлял свои дозоры, к концу пути сторожу стояли поочередно. И коли одну ночь первыми у костров оставались кривичи, то на следующую наступал черед урман. И только Дана долго сидела ночами, глядя в огонь и размышляя о своей судьбе.
Вечером долго не спали. Торговцы перетряхивали шкуры, проверяли целость бочонков, мешков и тюков, воины чистили одежду, точили мечи. Лишь девушка оказалась в стороне от предторговой суеты. Она лишь ополоснулась выше по течению, чтобы не привлекать излишнего внимания со стороны мужчин, да постирала порядком износившуюся в пути одежду. Теперь, сидя на берегу в чистой одеже, расчесывала гребнем отросшие волосы. Надо было укоротить, да только просить некого – в Полотеске ее стригли княгиня или жрицы Макоши, а нынешнему окружению проще вместе с волосами и голову снять.
Дана невесело усмехнулась. В голове возник образ предводителя урман. Девушка во время всего пути старалась не смотреть в его сторону, но с каждым днем это удавалось ей все меньше и меньше. Одно радовало, скоро их пути разойдутся. Урмане рассчитывали быстро продать свою добычу, купить чего надобно и отправиться домой, пока Варяжское море еще спокойно. Еще немного и она сможет трезво мыслить, спокойно жить. А сможет ли? Отпустит ли ее желтоглазый урманин, позволит ли Перун отсрочить месть? Вопросы, вопросы, вопросы. Одни вопросы и ни одного ответа. Неведомо человеку, что задумали боги. Остается лишь ждать, когда приоткроют они волю свою.
После сытной трапезы люди стали укладываться спать. Разговоры постепенно стихали, вскоре лишь ветер гудел в ветвях, да вода плескалась о борта ладей. Дана махнула рукой своему десятку, показывая, что эту ночь сама побудет в дозоре. Она знала, что уснуть все равно не сможет. Так зачем зря бока пролеживать. А вои весь день наравне с урманами сидели на веслах, и роздых им требовался куда больше, нежели ей, проводившей все дни, лежа рядом под мачтой.
Девушка устроилась в стороне от костров, чтобы можно было видеть и стан и ладьи. На самих ладьях также оставалась стража – по двое против одного человека в предшествующие дни. Саму ее с одной стороны укрывали кусты, а с другой – большой валун. С ладей доносились приглушенные разговоры – купцы прикидывали будущую выручку, дружинники рассказывали друг другу, что они купят себе и ближним. Дана не задумывалась о том, что будет делать в городе. Конечно, она пройдет по торгу, надо же справить одежу, да и сапоги новые не помешают. Оружие она приобретала у Мечислава. А вот бус там, али каких других украшений ей не надобно.
Светало. На восходе небо уже побледнело. Ветер с озера нес сырость. Девушка зябко поежилась, в очередной раз пожалев, что оставила свой плащ в ладье. Что ж, осталось не долго ждать. Скоро начну просыпаться люди, и она отогреется у костра с миской горячей каши. А там и Новеград. Вот только что дальше – она не знала. Уйдут урмане и где-то искать врага. Разве что вызвать его на поединок перед лицом богов. Но тогда им предстоит бой до смерти. И не обязательно боги отдадут победу ей. В очередной раз задумавшись о том, как же сложилась ее судьба, Дана не сразу заметила опустившийся на плечи теплый плащ.
– Благодарствую, – тихо произнесла она, почувствовав на плечах тяжелую ткань.
– Северные ночи холодны, – услышала она столь же тихий голос урманина.
Повернув голову, Дана встретила внимательный взгляд. В темноте цвет его глаз не был виден, но девушка помнила их необычный медовый цвет.
Он придвинулся чуть ближе, осторожно, словно боясь спугнуть, прижал к себе озябшую девушку. Дана замерла в растерянности. Еще ни один мужчина так не обнимал ее. Она смутно помнила редкую ласку отца, ребра начинали ныть от воспоминания о медвежьей хватке воев. Но еще ни один мужчина не прикасался к ней столь осторожно, столь нежно, словно боясь сломать. А от того, что это был урманин, стало горько, словно мир вот-вот рухнет. И надо бы оттолкнуть его, Дана не находила в себе сил. Лишь взмолилась Ладе с просьбой дать ей сил, отгоняя внезапные слезы.
Эйнар ловил себя на том, что забывает дышать. В девушке не было ничего примечательного. Некогда длинные волосы цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам, падали на лицо, попадали в глаза. Она не позволяла себе никаких украшений, даже вышивка по вороту, рукавам и подолу рубахи не носила пышных узоров, лишь показывала, что это вой князя полотеского. Да она ничем и не подчеркивала своей женственности. Меч в простых ножнах, рукоять оплетена кожаным ремнем, чтобы не скользил в руке, столь же простой кинжал с другой стороны. Лишь большие серые глаза выделялись на лице. И каждый раз, когда урманин встречался взглядом с этими глазами, то видел там лишь ненависть. Так почему же сердце при этом начинало стучать чаще.
– Согрелась? – зачем-то спросил он. Девушка лишь неопределенно пожала плечами.
Небо на восходе стремительно светлело. Тишина кругом нарушалась лишь плеском воды. На берегу реки сидели двое – девушка племени кривичей, чей род был полностью уничтожен во время набега викингов, и мужчина-урманин, участвовавший в набеге. Два сердца, бьющиеся в унисон. Две души, созданные друг для друга. Две судьбы, ставшие игрушками богов.
– Я не убивал твоих родичей, – внезапно тихо сказал он. – Может свинью или козу, но не людей.
Дана чуть повернулась, дабы видеть его лицо, глаза. Рассветного света было достаточно, чтобы различить его взгляд. Мужчина не лгал. В его глазах были горечь, сожаление и нежность.
– Я не знаю, чему верить, – ответила она, чтобы не молчать. – Я поклялась Перуну, что убью тебя, или сойду в чертоги Чернобога.
– Знаю. Водные девы поведали мне, – просто произнес он.
– Водные девы? – удивилась девушка.
– В первую ночь, как мы вышли из Полотеска. Я не хочу быть твоим врагом, данная богами, но и другом быть не смогу, – с тоской прошептал он, глядя в ее глаза.
– Такова воля богов, – Дана пожала плечами. – Не нам ее менять.
– Ради тебя я готов выступить против всех богов в подлунном мире! – он осторожно обхватил голову девушки и слегка коснулся губами ее губ. Черная тень накрыла их.
– Безумец, – зло прошипела она, вырываясь из его рук и возвращаясь к кострам.
Мужчина потрясенно смотрел ей вслед, потом оглянулся, но вокруг все было, как и прежде. Утомленные вои спали у костров, стража тихо переговаривалась на ладьях и у костров, на восходе разгорался рассвет, деревья чуть шевелились под ветром, и тихо журчала в реке вода.
– Что это было? – недоуменно спросил он, ни к кому не обращаясь.
– Посланцы Чернобога, – раздался тихий девичий голос от воды, что-то плеснуло, кто-то тихо рассмеялся, и снова все стихло.
После этой фразы Эйнару стало по-настоящему страшно за Дану. Невозможно было дать более жуткой клятвы. Как же она ненавидела его тогда, как желала ему смерти. Маленькая девочка, мир которой был уничтожен в один миг. Если бы он только знал. Но теперь слишком поздно. Его род принес смерть в ее дом. Ему и держать ответ. Маленькая испуганная девочка, что же ты сотворила со своей судьбой. Эйнар тяжело вздохнул, стараясь сдержать горестный стон.
Тень исчезла так же внезапно, как и появилась, но Дана продолжала видеть мелькнувшие на миг крылья посланцев Чернобога. Стало страшно. Бездумная клятва ребенка была принята богами. Лишь сейчас девушка поняла, что она сотворила. Тогда ей казалось, она встретится с Эйнаром в бою, и один из них расстанется с жизнью. Теперь же она знала, что обрекла на гибель и душу. И если для себя подобный исход был разумным наказанием за глупость, то урманин ничем не заслужил подобного. Как же хотелось ей, чтобы не было этой безумной клятвы. Как смог этот мужчина дважды перевернуть ее жизнь, заставив ребенка мечтать о мести и крови, а девушку возжелать ласки и нежности. Почто боги играют в столь страшные игры, где ценой ни много, ни мало – людская жизнь.