Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)

– Одевайся. И спускайся вниз.
И только в этот момент Аданэй окончательно осознал
, где
оказался. Быстро отпрянув в другой конец комнаты, он прижался спиной к стене и выкрикнул осипшим от страха голосом:
– Нет. Не подходи! Не пойду!
Мужчина только ухмыльнулся, приоткрыл дверь, и тут же в помещение вошли двое уже знакомых громил. Они подлетели к Аданэю, заломили ему руки за спину, крепко удерживая, а мужчина ленивой походкой приблизился к нему, слегка склонился и прошептал почти ласково:
– Ведь я тебя предупреждал, красавчик, веди себя хорошо. А если нет – мы предложим тебя за четверть стоимости. Уверен, от желающих не будет отбоя. Может, сразу четверо, пятеро. А может, и все десять. Некоторые, знаешь ли, любят строптивых. Как тебе такое?
Аданэй только прорычал что-то нечленораздельное, на что мужчина рассмеялся и бросил:
– Одевайся. И спускайся вниз. Ведь ты понял, что с тобой случится, если не послушаешься?
И вот, Аданэй, в тонкой одежде, надушенный какими-то благовониями, опустил ногу на верхнюю ступень лестницы. И тут же замер. Как бы пугающе ни звучала угроза, но то, что ждало его внизу, казалось не менее страшным. Ноги его онемели, а руки затряслись и вцепились в перила. Наверное, он так бы и остался стоять здесь, если бы не двое громил, что за ним следовали:
– Давай! – прорычал один, пихая его в спину. – Не то… – и многозначительно умолк.
И Аданэй пошел. На плохо гнущихся, дрожащих ногах, с чувством подступающей к горлу тошноты, но пошел. Ему просто некуда было деваться.
Когда он спустился в залу, то с облегчением обнаружил, что посетителей почти нет, и тут же засел в самом незаметном углу, наплевав на предупреждение о недостаточном усердии. Еще не хватало ему, кханади, служить развлечением для каких-то похотливых мужланов! Нет, лучше сдохнуть! Впрочем, Аданэй прекрасно понимал, что даже если самое страшное произойдет, сдохнуть он все равно не посмеет. Жизнь – это единственное, что у него осталось, он и так еле-еле вырвал ее из когтей Мраты.
Тем временем посетители прибывали. В основном мужчины, молодые и старые, но было и несколько женщин в возрасте, как и предупреждал Аметист. И постепенно в зале начался разгул. Гости угощали рабов дорогим вином, глаза у всех лихорадочно блестели, зрачки расширились и, как подозревал Аданэй, не только от вина и похоти. Иногда то одна парочка, то вторая, уходила вверх по лестнице.
Он почувствовал чей-то взгляд и резко обернулся. На него смотрел седой мужчина.
– Угостить тебя вином? – спросил незнакомец, подходя ближе и, не дожидаясь ответа, махнул рукой одному из служек. Тот принес большую бутыль.
Аданэй рывком схватил бокал, решив, по крайней мере, напиться. Если повезет, завтра он ничего не вспомнит. Мужчина молчал, но когда Аданэй наполнил себе четвертый бокал, то резко выхватил его из рук.
– Ты здесь недавно? Не советую напиваться.
Аданэй не ответил, с ненавистью глядя на незнакомца. Тот без труда расшифровал этот посыл и рассмеялся.
– Заметно, что недавно. Прячешься в темном углу. Не заблуждайся, этим ты только привлекаешь к себе внимание. Но не бойся. Я художник. Скульптор. Я часто прихожу сюда, ищу модели, меня все знают и стараются избегать. Скоро ты поймешь, почему, – он насмешливо улыбнулся. – У тебя необычная внешность. Интересная. Мне понадобится сегодняшний вечер, чтобы сделать набросок. Если он мне удастся, я заберу тебя почти на месяц, чтобы сделать скульптуру. Так что на этот срок ты будешь спасен, – мужчина опять рассмеялся: – Хотя со временем ты, как и все, привыкнешь. Они не очень-то недовольны своей участью, верно?
Скульптор выполнил обещание. Набросок ему удался, и он забрал Аданэя к себе.
Тело кханади немело, когда приходилось часами стоять в одной позе. Тогда ему становился понятен смысл слов: "стараются меня избегать". Естественно, ведь юношам, привыкшим к иной работе, позирование казалось тяжким трудом и бездарной тратой времени.
Аданэй надеялся, что из дома скульптора сможет сбежать, но скоро понял, что это не так-то просто, как казалось. Скульптор все предусмотрел: когда Аданэй не позировал, его запирали в помещении без окон, а по дому всегда сопровождали двое охранников. Тогда он попытался уговорить мужчину выкупить его, обещал, что станет выполнять самую тяжелую работу в доме, чтобы вернуть деньги. Но скульптор лишь посмеивался и приказывал Аданэю замолчать и не шевелиться, пока позирует.
И так пронеслись три с половиной недели, работа над статуей близилась к завершению, и Аданэй боялся даже думать, что случится, когда он вернется в публичный дом.
А когда вернулся, ему пришла в голову идея. Аданэй мысленно обругал себя, что не додумался до нее раньше.
Теперь он не прятался в углу, а как можно скорее подходил к какой-нибудь женщине. Обычно они смотрели на него благосклонно и скоро звали наверх. Таким образом он ограждал себя от посягательств мужчин. Но днем, просыпаясь, не раз ловил себя на вредной мысли: "Я работаю паршивой шлюхой!".
Иногда Аданэй не успевал добраться до женщин, как к нему подходил мужчина. Благо, такое происходило нечасто, и в этих случаях он предпочитал устроить скандал и выдержать фалаку и карцер. Правда, понимал, что не сможет избегать самого страшного постоянно: рано или поздно хозяевам надоест его непокорность, и они попытаются его сломать.
Но к счастью, ничего такого не произошло. Однажды его просто бросили в повозку и отвезли в большое имение на окраине Райхана, где он предстал перед женщиной, в которой узнал одну из посетительниц.
– Должно быть, ты меня не помнишь, юноша, – произнесла она, но Аданэй поспешил заверить ее в обратном, чем доставил ей немалое удовольствие.
Женщину – вдову богатого купца – звали Кириса, была она уже немолода и очень некрасива, но Аданэя это не беспокоило. В последующие две недели он приложил все усилия, чтобы убедить ее в своей благодарности и привязанности. Это оказалось несложно: женщина и сама хотела верить в искренность красивого раба, а потому довольно скоро начала ему доверять. Особенно после того, как Аданэй объяснил, что он раб с детства, бежать ему некуда, и на свободе его ждет только нищета, голод и болезни.
Она поверила, и однажды разрешила ему выйти за пределы имения, прогуляться по городу. В тот раз он вернулся, и все опасения Кирисы, если они и были, развеялись. А потому, когда он в следующий раз попросился на прогулку, она милостиво согласилась и даже разрешила взять коня.
– Главное, возвращайся к вечеру, милый, – сказала напоследок и многозначительно провела рукой по его лицу. Аданэй поцеловал ее пальцы, пристально посмотрел в глаза и постарался изобразить несуществующую страсть.
К вечеру он не вернулся. И вообще никогда не вернулся. Выехав из имения, он пустил коня в галоп и направил его за пределы города. И только добравшись до леса неподалеку от Южного тракта, остановился, не зная, что делать дальше. Вся ирония заключалась в том, что он действительно понятия не имел, куда идти. Прозябая в Уриче, он все-таки считался свободным, а сейчас превратился в беглого раба. А что делают с беглыми рабами, Аданэй знал: клеймо на лоб и лошадиный волос в стопы.
Немного подумав, он решил двинуться лесными тропами к Высоким Холмам. Хотел незаметно пересечь их, попасть в ничейные земли, а там и до Илирина рукой подать.
Аданэй понимал, что путь перед ним лежит опасный и трудный, что многие горские племена занимаются работорговлей, и одинокий путник, если попадается им на глаза, почти наверняка становится их добычей. Знал он также и то, что дальше, в ничейных землях, нашли себе приют разбойники. Но выбора не было: за спиной – Райхан, ныне принадлежащий Отерхейну, и Аданэй в нем – беглый раб, а значит, путь туда заказан. Поэтому, призвав на помощь Богов, кханади отправился в восточном направлении.