Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)
И сказал Волк Укчейле:
– Давно наблюдаю я за тобой. Потерял и покой, и сон. Я влюблен. Согласишься ли ты, земная женщина, жить здесь, со мною? Пещера моя просторна и светла, и крепко в ней тебя любить стану.
– Где же это видано, чтобы земная женщина с Волком жила?
– Не неволю я. Мыслишь уйти – отпущу. Но вот моя рука – дай мне свою, если со мной остаться хочешь.
Не дождался Волк ответа. Развернулась Укчейла и убежала.
Опустился тогда он на землю, лицо руками закрыл. Сидит, не замечает ничего. Сколько времени прошло, ему неведомо. Вдруг чувствует – на плечо рука чья-то легла. Поднимает глаза и видит: то Укчейла вернулась.
– Вот тебе моя рука, – говорит. – Не вернусь я в селение, а стану женой твоей и матерью детей твоих, ибо нет среди людей равного тебе.
Возрадовался Волк. Подхватил Укчейлу и отнес в свою пещеру. И стали они вместе жить, как муж с женою. В теле волка муж на охоту ходил, а в человеческом обличье жену любил.
Но жил в горах еще и некто Шакал. Слаб он был, но хитер. С Волком в друзьях ходил, за ним объедки подбирал. Когда увидел Шакал волчью жену, услышал, как она поет, сердце его черной завистью наполнилось. Покой от злости потерял. Все ходил и думал: "Как же так, у Волка жена красавица да умница, а меня, Шакала, ни одна людская женщина и близко не подпускает. Уж больно я внешне неказист. Несправедливо это".
И задумал Шакал хитрость одну. Пришел он ночью, когда Волк на охоте был, к Укчейле и прошептал:
– Это я – Волк. Ты огонь не разжигай.
– Чем плох огонь?
– Выследили меня охотники, убежал я от них, но свет их к пещере привести может. Но не волнуйся, любить я тебя буду крепко, как и прежде.
– Волк, о, Волк, какой-то у тебя голос странный.
– Это оттого, что от охотников бежал. Запыхался. Но любить я тебя буду крепко, как и прежде.
– Волк, о, Волк, и волос твой странный.
– Это оттого, что промеж кустов да колючек продирался. Но любить я тебя буду крепко, как и прежде.
Поверила Укчейла, что Волк это, и провели они вместе ночь. А как светать стало, так Шакал уходить собрался: уберегите духи ему сейчас Волка встретить. И в этот момент упали на него рассветные лучи, и узрела Укчейла, что не Волк это вовсе, а хитрый Шакал. Закричала она тогда, с палкой на Шакала бросилась. А он, знай, посмеивался.
– Ты бы, красавица, не кричала, а то Волк услышит. И не понравится ему, что ты мужа родного со мной перепутала.
Замолчала тогда Укчейла, а потом прошептала: "Уходи, проклятый!"
– Уйду я, но смотри – появится у тебя два детеныша: мой и волчий. Так моего ты мне принеси, сын мне нужен. А коли оставишь у себя, Волк его загрызет, потому как чужое дитя ему будет.
Не ответила Укчейла, только заплакала. А Шакал, довольный, пошел себе, посвистывая, а как из пещеры вышел, так снова в зверя перекинулся и такого стрекача от пещеры задал, что лапы так и засверкали.
Ничего не сказала Укчейла Волку, когда тот вернулся.
Прошло время, и родила она двух сыновей. Смотрит на них и видит: один сильный и крепкий, улыбается, ручонками машет, а второй маленький да сморщенный, кожа у него темная, и плачет он так громко, что горы трясутся. Сразу поняла Укчейла, который из них сын Шакала. Тайком, пока Волк не видел, отнесла она второго сына Шакалу. А Волку сказала, что умерло дитя, слабенький, мол, сыночек оказался.
Выросли волчий и шакалий сыны, взяли себе земных девушек в жены, и от них пошел род горных людей, славных наших предков. Дети шакальего сына все как на подбор хитренькие рождались да пронырливые, а дети волчьего сына – благородные и сильные. Вот потому люди и ныне так различаются: мать-то у них одна, да отцы – разные. И всегда видно, кто шакалий потомок, а кто волчий. Мы, айсады, всегда различить их умели.
И еще с тех пор повелось, что волчье племя с шакальим враждует, потому как, хоть и сводные они братья, а больно разные. Предсказание было, что настанет время, и будут волки с шакалами в мире жить.
Но это уже другая легенда.
– Совсем другая легенда, – повторила Увьйя-Ра, – и время для нее надобно другое.
И снова зазвучали бубны. Старший шаман бросил в костер колдовские травы. Огонь вспыхнул, выбросив вверх едкий дым. Голова Шейры закружилась, девушке показалось, будто ноги оторвались от земли. Усталость прошла, и тело сбросило земные оковы.
Вот достал шаман из кожаного мешочка сухие бурые куски и поднес их каждому. Шейра знала – то небесные грибы. Когда очередь дошла и до нее, она положила кусок в рот, мгновенно ощутив горечь и сухость. И очень скоро удушающая, обжигающая волна прокатилась с головы до ног, конечности онемели, она перестала чувствовать тело и словно слилась с воздухом. Проснулось ощущение единства со всем миром.
– Пусть сила предков ниспошлет тебе мудрые видения в эту ночь, – произнес шаман ритуальную фразу, но Шейра уже не слышала людских голосов, слух ее заполнился лишь участившимися ударами бубна. И показалось ей, будто это вовсе не бубен, а ее собственная кровь отбивает ритм.
Неведомым образом услышала она, о чем говорят деревья и шепчут травы, но не понять ей было скрытого смысла их слов: "Люди… люди… шумят… глупые…братья… гибнуть…"
Луна взывала к Шейре, а она простирала к ней руки. Луна притягивала взгляд. И вот они одни остались во вселенной: Луна и Шейра-Сину. Шейра-Сину и Луна. А вокруг лишь изначальная тьма. Девушка уже не видела соплеменников и не помнила о них, она находилась далеко – в другом, сокрытом от человеческих глаз мире.
Вот она почувствовала, как онемевшие конечности наливаются силой и одновременно становятся невесомыми, а она сама парит в призрачном, сотканном из лунного света пространстве.
По телу пробежала нервная дрожь, и оно пустилось в пляс. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее начала Шейра вращаться под ритм бубнов собственной крови. Голова освободилась от мыслей: только настоящее имело смысл, только Луна и Шейра-Сину. Шейра-Сину и Луна.
Перед глазами айсадки родилось два огня: белый и красный, Луна и Пламя. Они разгорались все ярче, слепили глаза, горячая кровь быстрее побежала по жилам. Каждая частица ее тела жила своей, отдельной жизнью и, одновременно, вместе со всеми.
Развевались волосы, шептали что-то губы, руки извивались подобно змеям и неистово вращались бедра. Шейра исчезла. Она превратилась в частичку танцующего Творца.
Она и есть Творец…
А Творец есть она…
По разгоряченному телу пробежали соленые струйки пота, огни подступили ближе – сейчас все сгорит! И Шейра, испугавшись, стремглав бросилась во тьму. Спасительная прохлада! Ветер! Быстрый ветер! Она бежала и бежала, спотыкалась, падала, не чувствуя боли, и снова вставала, чтобы продолжить путь. И только оказавшись у реки, упала окончательно.