Подлунное Княжество (СИ)

Наступившее утро приятно порадовало всадника. Молочно-белая пелена рассеялась моментально: буквально минуту назад, Ратибор не мог увидеть, что происходит на расстоянии вытянутой руки, и вот… Воздух прозрачен и свеж! Всадник вдохнул полной грудью. Привыкшие к ядовитым испарениям лёгкие, первыми поняли произошедшие изменения — всадник не почувствовал ставшей привычной тошноты, которую вызывал каждый глоток болотного воздуха, горло не обожгло порцией газа, что поднимался со дна болота… 
Глаза всадника, одуревшего от бессонных ночей, смеси гниющих деревьев и ядовитых испарений, лупоглазых взглядов гигантских лягушек, настойчиво пытались доказать воспалённому сознанию, что никакого болота больше нет! Ратибор застыл на месте — не осталось ничего, что ещё вчера наводило тоску. Обезображенные гниением деревья, изумрудная ряска, чёрная вода и неведомые чудовища из трясины исчезли вместе с туманом. Молочная пелена, поспешно отступая под натиском солнечных лучей, прихватила с собой, столь дорогих для её призрачного сердца зловонную жижу и неправдоподобно крупных жаб. Куда они ушли? Вот это Ратибора волновало меньше всего! Всадник в данный момент вообще вряд ли мог чем-то интересоваться.
Челюсть Ратибора отвалилась, руки непроизвольно разошлись в стороны, глаза вылезли на лоб и мало чем отличались от очей животных, коих ещё вчера всадник собирался употреблять в пищу… Если бы конечно, гигантские лягушки, не опередили человека… 
Всадник застыл в нелепой позе, на берегу прекрасного лесного озера. Если бы, какой — нибудь любитель рыбной ловли или грибник вышли бы сейчас из-за деревьев, то случилось бы одно из двух. Увидевший Ратибора человек либо хохотал бы до истерики, потому как, всадник чем-то напоминал гуляку, дней десять назад переступившего порог пивнушки, измерившего все окрестные лужи и теперь с удивлением взиравшего, что Мир, бессовестно игнорируя раскалывающуюся голову и опустошенные карманы несчастного, всё ещё не сдвинулся с места… 
С другой стороны, человек менее ироничного склада характера мог испугаться до полусмерти. Вышедший из внезапно сгинувшего болота всадник не менее чем на запойного гуляку, походил на лешего или ещё какую скрывающуюся в чащобе нечисть… 
К счастью этим ранним утром никто из леса так и не вышел. Ратибор, не закрыв рот, не изменив позы, простоял на берегу озера не меньше часа. Он смотрел на яркое солнце, которое уже привык видеть лишь сквозь слои паутины, на непривычно жизнерадостные и покрытые листвой деревья, на прозрачную воду, на серебристых уклеек, на колышущийся камыш… Смотрел и не верил своим глазам.
Первая мысль — сон. Всадник не отважился ущипнуть себя. Так не хотелось проснуться и оказаться в мутном сердце трясины… Оса, решившая исследовать участок не покрытой грязью кожи, доказала Ратибору реальность происходящего… Осы во сне так не кусаются! По крайней мере, опухоли не остаётся… 
Всадник встрепенулся, согнал полосатую разбойницу с руки. Почесал укушенное место. Мираж! Вот в чём дело! Бывают степные, про морские слыхал… Чем же болото хуже?! Ратибор зажмурился, помотал головой. Не открывая глаз, пошёл на морок… По идее, видение должно сгинуть.
Вьющаяся трава под его ногами, исчезать не захотела. Сапог уцепился за коварную плеть, и всадник плюхнулся в озеро. Сразу же вынырнул, отплёвываясь попавшей в рот водой. Не хватало ещё болотной жижи наглотаться! Открыв глаза, всадник увидел то, чего больше всего боялся. Он стоял по пояс в чистейшей воде, в шаге от берега. Поднятый его падением песок со дна, нехотя возвращался на законное место. Был, правда, лёгкий запах тины, он исходил от одежды всадника. Встретив чистую воду, одежда Ратибора старалась как можно скорее избавиться если не от зловонных ароматов, то хотя бы от корки грязи… 
Выбравшись на берег, всадник опустился на траву и обхватил голову руками. На глаза навернулись слёзы, к горлу подступил комок. Ратибор понял, что сошёл с ума… В Красограде, рядом с базаром, обретался полоумный Фомка. Парень здоровый, а голова дырявая. Имени собственного не помнил. Сопли вытирать забывал. Зато про видения свои, да фантазии каждому норовил рассказать. Бурчал что-то невразумительное, слюной брызгал. Кто-то пытался дурачка выслушать, кто-то гнал в три шеи… Ратибор время от времени, дарил ему медную монетку… Одними видениями-то сыт не будешь. Фомка вытирал сопли рукавом рубахи, важно кивал и старался что-то рассказать всаднику о чудесных садах и розовых горах. Ратибор несколько раз пытался выслушивать построенные наполовину из бессвязного бормотания и нечленораздельного мычания истории. Потом махнул рукой, старался всеми правдами и неправдами избегать одному ему понятных рассказов дурачка, о приходящих опять к нему же видениях… 
И вот теперь сам таким стал! Но Фомке-то проще — он с рождения… К тому же не среди леса жил. В городе. Там пусть трое затрещинами наградят, зато может четвёртый краюху хлеба даст. А вот как теперь быть ему, Ратибору, когда в голове что-то произошло и он видит то, чего на самом деле нет… 
Всадник так и сидел, обхватив голову руками. Было страшно поднять глаза и снова увидеть не известно, откуда возникшее озеро. Такое красивое и приветливое, что поневоле охватывает дрожь. Прошло немало времени. Припекало. Ратибор старался не обращать на это внимания. Всё морок и обман — на самом деле он сидит посреди трясины и дышит ядовитыми газами… 
* * *
— Ратибор, как долго я тебя ждала! — всадник попытался зажать уши, но руки отказались повиноваться. Сам того, не желая, он поднял голову. Глянул на озеро, в направлении голоса. Голоса, который был для него самым дорогим на свете. Голоса, который не должен звучать. По крайней мере, в мире живых.
Она стояла шагах в ста от берега. В простой холщовой рубахе. Ткань намокла и прилипла к коже, до мельчайших подробностей повторяя изгибы тела. Солнечные лучи запутались в облаке золотистых волос, заставляя их сиять каким-то особым светом, от которого сердце Ратибора начинало биться сильнее. Этот же самый свет придавал неповторимый блеск зелёным смеющимся глазам и превращал каждую веснушку на вздёрнутом носике в крохотное солнышко. Пухлые губы девушки (завистливые боярские дочки твердили, что это лишь дорогая помада) тронула лёгкая улыбка.
— Откуда же ты вылез? Хорош жених! — она рассмеялась. Ратибору показалось, что одновременно зазвенело множество маленьких серебряных колокольчиков.
— Злата? — звук, вырвавшийся из горла всадника, был похож на нечто среднее между шипением рассерженной змеи и кашлем старого простуженного пса.
— А кого ты хотел ещё увидеть? — тонкие, похожие на взмах стрижиного крыла брови сошлись к переносице, девушка погрозила Ратибору тонким пальчиком. — Смотри у меня!
— Ты же… , — последнее слово никак не хотело срываться с губ всадника.
— Ты не рад мне? — глаза Златы наполнились слезами.
— … мертва! — выпалил Ратибор.
— Вот как?! — щёки девушки вспыхнули румянцем. — Прощай!
Злата развернулась (мокрая ткань вероломно повторила каждый изгиб прекрасного юного тела) и по колено в воде побрела к противоположенному берегу.
— Стой! — всадник прыгнул в воду и бросился вслед за возлюбленной.
— Иди ко мне, Ратибор, — Злата словно и не собиралась уходить. Она снова улыбалась, протягивая руки к всаднику.
Как она выжила, как попала сюда, мелькнуло у всадника. Вода доходила ему до пояса. Испуганные мальки крошечными молниями улетали в тёмную глубь озера. Подальше от не замечающего ничего всадника. Вода у груди. У подбородка. Дно ушло из — под ног. Ратибор поплыл. Почему Злата посреди озера, почему вода ей только по колено, подумал всадник и тут же забыл. Он уже не хотел думать ни о чём кроме протянутых к нему девичьих рук и пьянящего взгляда зелёных глаз. Последнее что помнил всадник, это манящая улыбка Златы, вдруг обернулась хищным оскалом, а на вороте его рубахи сомкнулись цепкие пальцы… 
* * *
Зеленоватая пузырящаяся пелена давила на глаза. Грудь налилась свинцом. Нужно во что бы то ни стало вздохнуть. Человек не может не дышать. Свинец, наполнивший тело изнутри не позволяет сделать даже крошечного глотка воздуха. Зелёная пелена окрашивается алыми и оранжевыми бликами. Лёгкие бьются о грудную клетку, в надежде вырваться наружу, к воздуху. Но им не проломить свинцового щита… Похоже, это конец!