Пепел на сердце (СИ)
Главврач встал с топчана, хлопнул меня по плечу и скомандовал:
- А теперь вон из моего кабинета! Работать! С сегодняшнего дня ты становишься сиделкой Семибратова. Всё ясно?
Я покивал и вышел в секретарскую. Леська встретила взглядом круглых от любопытства зелёных глаз. Заговорщицки поозиравшись, я приложил к губам палец. Она хихикнула и уставилась в монитор, откуда три раза подряд пискнула «аська». Видимо, день сегодня действительно насыщенный. Аж с тремя переписывается.
Через пятнадцать минут, уже при служебном параде, я заглянул в кешкину палату и насладился идиллией. Его мама сидела на краешке кровати и деловито пыталась запихнуть в сына кусок очищенного яблока. А Борис Михайлович отстранённо наблюдал за этой милой картиной. Увидев меня, Кешка покраснел и стеснительно отвернулся от проявления материнской заботы. На что я громко проворчал, входя в палату:
- А ну ешь витамины, доходяга. Мы тебя быстро на ноги поставим. Будешь розовый и весёлый.
- Как поросёнок, что ли? – выдало это чудо.
- Я хотел, вообще-то, сравнить тебя с Колобком, но у тебя пример получше будет, - ответил я, достал из кармана халата лист с его расписанием и прочитал:
- Пятнадцать минут физических упражнений. Ага, значит так, граждане родители. Режим нарушать нельзя. Доктор прописал зарядку, значит, будет зарядка. Разойдись!
Елена Александровна поспешно вскочила с кровати, суетливо пряча в пакет кусок сладкого яблока марки «фудзи». Кешка прорентгенил моё бренное тело шалым взглядом, а я без зазрения совести сдёрнул простыню-покрывало и аккуратно свернул больничную тряпку у него в ногах. На мгновение от взгляда на «красавца» перехватило дыхание. Кешка был такой худой, бледный, растрёпанный, а глазищи… Эти серые колодцы смотрели на меня со странной смесью целящегося снайпера и щенка, жаждущего ласки и понимания. В моих глазах что-то подозрительно защипало, вытягивая наружу ворох щемящих душу чувств. Но я взял себя в руки, ноги, уши и прочие конечности. Его родители стояли рядом. Им рановато было проникать в мои чувства к их сыну. Да и вообще. Я буду не я, если Кешка спокойно воспримет заботу. Ещё решит, что его жалеют. Нет уж, отмерший мой бесёнок, такого щенка мы баловать не будем. Ты ещё станешь волкодавом, малыш.
Я перевернул парня на живот и осмотрел щуплую спину, тонкую кожу на которой натянули напрягшиеся лопатки. Картину невозможно было не прокомментировать:
- Наша задача за месяц превратить суповой набор а-ля «Кощей» в нечто с мясом на рёбрышках. И начнём мы с разогревающего массажа всего тела. Слышал, Иннокентий? Всего, это значит – всего.
Если бы спина могла покраснеть, думаю, я бы получил ожог. Потому что Кешка явно понял, о чём я говорю, и вжался лицом в подушку. Но не превратился в каменную статую. «Всё-таки доверяет», - облегчённо подумал я, а вслух продолжил, уже глядя на родителей:
- И, чтобы пациент не смущался, попрошу пока покинуть палату. Мы тут будем пятнадцать минут заниматься жёстким интимом.
И дёрнул же меня чёрт за язык. Но обошлось. Елена Александровна смущённо хихикнула, а Борис Михайлович понимающе покивал и спросил:
- Значит, вы согласны?
- Куда ж я денусь от такого сокровища? – ничего другого ответить не получилось. Мой язык меня погубит, запоздало подумал я. А кешкины родители шумно покинули палату, оставив нас наедине, если не считать двух тихих и примерных маньяков, интересующихся только миллионами Скруджа Мак-Дака и крокодилами. Я оглядел поле будущих боёв за здоровье моего «спящего красавца» и достал из левого кармана халата пузырёк с маслом, технично позаимствованный у Леськи под клятвенные обещания вручить ей потом розовое масло из моих личных запасов времён заграничных спортивных туров. Поставив ёмкость на тумбочку, закатал рукава халата. После чего наклонился к кешкиной голове и более чем серьёзно попросил:
- Если будет больно, не вздумай молчать. Сразу говори или дёргайся. Это важно.
Он согласно вбил лицо ещё глубже в подушку, а потом спросил:
- Ты вправду будешь со мной?
- Да, Кешка. Буду. И днём, и ночью, - ответил я, наливая на ладонь масла из бутылька. Парень облегчённо выдохнул и расслабился. Эх, жаль, ко мне это не имело никакого отношения. Семибратов почему-то решил, что я могу стать его панацеей от кошмаров. Ну да ничего. Лиха беда начало. Мои ладони бережно опустились на худую спину. Пальцы прошлись по рёбрам, потом по позвонкам. Какой же ты худой, бесёнок. И я принялся растирать масло по бледной коже, испещрённой тонкими жилками. Господи, дай мне сил удержаться от вольностей!
========== Глава 5.Моя твоя понимай! (Иннокентий) ==========
“В психбольнице больные смотрят утром по телику новости. Один вдруг хлопает себя по коленке:
- Хорошо, что я в психушке!
За его спиной санитары друг другу:
- Да… Этот, кажись, выздоровел”. (анекдот)
Лучше бы я умер вчера… Утренний массаж и вечерняя мука с ногами оказались цветочками по сравнению с тем, что Тимур затеял сегодня после завтрака. Этот скот заставил меня встать! Да я дышу-то с трудом, а тут надо шевелить непослушными ходулями, которые кто-то по недоразумению обозвал конечностями. Я нервной тушкой висел на спинке кровати, пытаясь подгрести под себя подломившиеся ноги, а этот гад нагло ржал, стоя рядом и даже не думал мне помогать. Ну, погоди, кавказская морда. Я тебе устрою цыганочку с выходом из-за печки! Дай только снова взгромоздиться на эти непослушные палки с коленками. Значит, мне теперь месяц вот так вот мучиться?
Эта мысль оказалась более чем бодрящей. Собравшись с силами, я совершил первый подвиг на сегодня. Ноги нехотя послушались, хоть и дрожали немилосердно. Но всё-таки нормально встать не получилось. Руки были не в лучшем состоянии. Гиляров, наконец, проявил что-то вроде сочувствия и подхватил меня под мышки крепкими руками. Вот я и стою! Ура!
- Правильно, бес. Именно «ура», - сказал санитар, улыбаясь на всю наглую морду. Я что, вслух говорю?!
- Не выдумывай, - абсолютно серьёзно произнёс Тимур, бережно прижав мою тушку к себе, позволяя немного расслабиться. – Просто твои глаза как открытая книга, Кешка. И я умею её читать.
Последние слова он выдохнул мне в шею, отчего по телу хлынула волна непроизвольного озноба. Бесит! Я зло вырвался из объятий, шагнул в сторону, а потом сообразил, что всё ПОЛУЧИЛОСЬ! Охвативший меня восторг нельзя было передать никакими словами. А Тимур зачем-то взъерошил мои волосы и рассмеялся, чрезвычайно довольный собой. Его совсем потемневшие глаза смотрели на меня с каким-то непонятным выражением, от которого озноб на теле почему-то превратился в жар. Ёпть… Уши запылали. И я раздражённо стукнул санитара кулаком в грудь. Получилось как-то весьма хило. Гиляров лишь сказал на это:
- Теперь всё пойдёт быстрее. Твоё тело вспомнит всё, что и как надо делать. А я помогу.
Моя левая коленка возмущённо хрустнула и подломилась, явно стремясь внести свою лепту в мои контакты с линолеумом в палате. Но руки санитара тут же предотвратили падение. Тимур притянул меня к себе и придушенным голосом сказал:
- И ничего не бойся, бес. Хвост оттоптать я тебе не дам.
О чём это он? Явно же не о моих потугах заново научиться ходить. Да что же это такое! Он издевается! Я вдохнул побольше воздуха, чтобы разразиться язвительной тирадой, и почувствовал, как меня оторвали от пола. Так что вместо «Недавалка отсохнет» прозвучало совсем другое:
- Ай! Отпусти, извращенец! Облапал уже всего!
- Я ещё и не начинал, - почти нежно почти пропел Тимур и покружил меня вокруг себя (я с ужасом ждал, что мои пятки зацепят кровать, но обошлось), а затем тихо добавил:
- Вот когда мы будем у тебя дома, тогда я подумаю, лапать тебя или нет. Заработай сначала.
От возмущения перехватило дыхание. Даже представить себе его руки на моём теле невозможно без дрожи. Вчерашнее утро чего стоило! Как они жили на коже, проталкивая томящую боль, чем-то похожую на истому, в самые закостеневшие уголки… Я снова ощутил прилив крови к щекам. Да что же это такое! А память услужливо нарисовала картину маслом – с таким напором и нежностью мою… э-э-э-э… задницу ещё никто и никогда не разминал. Да о чём я думаю! Пришлось снова оттолкнуться от санитара, чтобы тот не почувствовал прилива дрожи. Засмеёт же, гад. А Гиляров поймал меня за плечи, посмотрел в глаза и спросил: