Love Is A Rebellious Bird (ЛП)

Гарри резко откинул голову назад. У него перехватило дыхание при виде Луи, маленького и тлеющего в дверном проёме. Злой импульс возмущения прошёлся по телу Гарри, образовывая уйму трещин, и побежал вниз по спине, немного покалывая в конечностях. Это смешалось с приступом боли от далёкого знакомого унижения, горячего и тихого, в его животе, и Гарри почувствовал, как краснеет.
— Что я?… — наконец шокированно выдавил он из себя с недоверием, хмуря брови. Он потрясённо покачал головой, и когда он снова начал говорить, его голос был размеренным и медленным, настолько решительным, насколько он мог быть в таком взволнованном состоянии. — Это мой офис.
— Ваш офи… — Луи оборвал себя, разгневанно фыркнув. Его челюсть слегка выступала, а два пальца были деликатно прижаты к левому виску. Он быстро покачал головой и схватил тряпку с выступа ближайшей доски, проталкиваясь мимо зеленоглазого, сердито бормоча что-то себе под нос и принимаясь яростно стирать музыку, которую Гарри недавно воспроизводил у себя в голове.
Гарри испустил недосмешок, его сердце бешено колотилось. Он скрестил руки на груди и принялся недоверчиво рассматривать Луи.
Луи обернулся, чтобы посмотреть на него, после того как покончил со своим делом. Его голубые глаза, казалось, метали молнии по всей комнате, вглядываясь в лицо Гарри, заставляя его щёки краснеть. Луи продолжал стоять на месте, его грудь заметно опускалась и поднималась. Он сжимал правую ладонь в кулак, держа что-то в руке, и разжимал снова. Он закатал рукава своего свитера, и Гарри заметил, как сухожилия его предплечья двигаются под кожей. Гарри поднял брови в немой просьбе, желая получить хоть какое-нибудь объяснение. Значит, у него не получится вести себя приветливо.
— Хорошо, — сказал Гарри после нескольких ударов сердца, потирая лоб и издавая ещё один маленький смешок, не зная, как поступить дальше. — Хм, — он перенёс вес с одной ноги на другую и убрал прядь волос со лба. — Что же, я Гарри Стайлс, — медленно проговорил он, наклонившись вперёд с протянутой рукой. — Я, эм. Новый… новый временный дирижёр…
Томлинсон фыркнул и закатил глаза.
— Я знаю, кто вы такой, — огрызнулся он, не обращая внимания на протянутую руку. Гарри открыто посмеялся над этим, наконец окунаясь в неподдельную забаву, созданную нелепым поведением Луи Томлинсона, и не зная, что делать дальше. Он не мог не заметить слабый укол удовлетворения, который он получил из-за порозовевших щёк Луи.
Гарри опёрся на стол и скрестил ноги в лодыжках.
— Ох. Ладно, — сказал он недоуменно, всё ещё посмеиваясь, ожидая от Луи следующего шага.
Луи было немного неловко теперь. Он неуклюже стоял перед Гарри и был по-прежнему напряжён. Его небольшое тело было натянуто, как струна, но маниакальная ярость, которая, казалось, и заставила его вломиться в офис, испарилась. Он выглядел немного сокрушённо (но также раздражённо из-за того, что ему пришлось чувствовать себя так) и излишне подчёркнуто вздохнул, прежде чем продвинуться немного вперёд и протянуть руку Гарри для пожатия.
— Луи Томлинсон, — неохотно произнёс он. — Концертмейстер, — Гарри почувствовал глухой гул где-то в подсознании, когда их руки соприкоснулись. Луи установил зрительный контакт с ним, но его взгляд источал беспристрастие и холод, будто он пытался посмотреть сквозь Гарри на покрытую пылью металлическую полку зелёного цвета на противоположной стене. Волна раздражения пришла на смену веселью, когда Гарри заметил это. Он был странно разгневан этим, на самом деле он вдруг почувствовал непреодолимое желание заставить Луи смотреть ему прямо в глаза, чтобы тот полностью признал его присутствие. Он сжал руку Томлинсона в своей ладони достаточно сильно для того, чтобы увидеть короткую вспышку во взгляде Луи.
— Я знаю, кто вы такой, мистер Томлинсон, — Гарри целенаправленно сохранял свой тон игривым. Его взгляд был устремлён прямо на лицо Луи. — Поверьте мне, я помню.
А потом они, ярко-голубые глаза Луи, вспыхнули в удивлении, чтобы сгореть прямо в зелёных глазах Гарри. Заставляя сердце Гарри биться ещё быстрее, когда Луи сжал его руку в ответ.
— Увидимся на репетиции, сэр, — сухо ответил он, направляясь к двери. Он остановился, когда увидел счёт, который Гарри до этого швырнул на стол. Его взгляд быстро прошёлся по названию. Он посмотрел на Гарри и поднял брови, очевидно, впечатлённый, закатывая глаза в последний раз, после чего развернулся на пятках и вылетел прочь из комнаты.
Гарри сидел ошеломлённый и задыхающийся на краю стола в пустом кабинете. Он не мог прекратить видеть презрение в последнем взгляде Луи. Чувство стыда проснулось в Гарри, вызывая неприятное ощущение в желудке и водоворот эмоций вместе с чувством обиды… и чем-то, что было очень похоже на возбуждение.
— Не кусается, — повторил Гарри с горьким смешком. Это будет действительно интересно.
Несколько минут спустя он всё ещё был взволнован из-за неожиданной встречи. В этот момент голова Лиама показалась в дверном проёме.
— Вы готовы? — спросил он. — У Ника всё готово, чтобы представить Вас.
Гарри кивнул, поднимаясь на ноги. Он похлопал по левой груди, чувствуя сквозь ткань пиджака свою дирижёрскую палочку, пытаясь в последний раз успокоить нервы. Он почти что вышел из комнаты сразу после Лиама, но, дойдя до двери, остановился, нахмурив брови. Там, рядом с тряпкой для доски, лежали ключи от кабинета.
— Мистер Стайлс? — снова позвал его Лиам.
И Гарри ушёл.
Он стоял справа от Гримшоу, пока его представляли, улыбаясь во все стороны и изучая оркестр, принимая во внимание каждого. Гарри встречал некоторых из этих музыкантов во время выступлений или на неформальных встречах, но большинство казалось знакомым из-за десятков часов наблюдений за концертами и репетициями в течение последних трёх недель. Мария Сантьяго-О’Брайен, элегантная аргентинка — первая виолончелистка. Привередливый старый Джеральд Кортни — предводитель альтов. Найл, скорчившийся рядом со своей постоянной партнёршей, грозной гранд-дамой валторн, Глэдис Говард. Зейн Малик, худощавое тело которого, одетое в чёрный костюм, опиралось на стену позади оркестра. Он медленно вертел в руках молоточек от литавры. Гарри не мог разглядеть всё, что происходило слева, в первой секции скрипок. Его взгляд продолжал метаться в разных направлениях каждый раз, когда к нему подходили люди, чьи партии он должен будет изучить и тщательно подготовить. Он думал, что может чувствовать взгляд Луи на себе через весь репетиционный зал, и сама мысль об этом, о том, что он находился под целенаправленным и, скорее всего, враждебным внимательным взором, заставляла волосы на затылке вставать дыбом… вынуждала его то и дело переносить свой вес с ноги на ногу. Само присутствие Луи было противоположностью магнита для Гарри. Он мог смотреть куда угодно, но не туда, пугаясь того, что может оказаться прав. Вместо этого он перевёл свой взгляд к Джанет Ингерсолл и её гобою, к Натану Сугияме с его тромбоном и обратно к виолончелистам.
— Поэтому, пожалуйста, давайте же поприветствуем нашего нового временного дирижёра, прекрасного и талантливого мистера Гарри Стайлса! — Ник закончил свою речь с размахом, хватая Гарри за руку, прежде чем ведущий оркестр разразится аплодисментами.
Гарри почувствовал прилив волнения, когда приблизился к трибуне. Его заботы о Луи отошли на второй план. Нервное напряжение, которое росло в нём весь день, из беспокойства превратилось в предвкушение, когда он наконец занял своё место перед оркестром. Своим оркестром. Он сделал глубокий вдох, сцепив руки за спиной, сияя и ожидая, пока все аплодисменты утихнут.
— Привет, — сказал он, широко улыбаясь и смотря на исполнителей. — Спасибо. Спасибо за то, что приняли меня, — оркестр разразился очередной порцией аплодисментов, и Гарри поклонился, не сдерживая улыбку на лице и ожидая, пока шум утихнет снова.
Он возобновил свою речь, когда представилась такая возможность:
— Я впервые увидел Лондонский симфонический оркестр, когда мне было тринадцать, — сказал он, прокашливаясь. — Третья симфония Малера в первом сезоне Гергиева, — Гарри остановился и сделал три взмаха палочкой — это был один из самых важных аспектов проведения концертов в стиле Гергиева, он сделал знак «О.К.» большим и указательным пальцами правой руки, покачивая остальными тремя, лишь слегка касаясь. Оркестр рассмеялся.