Плач земли (СИ)

Ах, беспардонный упрямец! Это талант — ковыряться раскалённым прутом в свежей ране! Пусть продолжает, всё равно увидит в ответ лишь тёплую, как солнце второго сезона, улыбку. Чувствовать собственную боль — лишь её привилегия. Это её личная жизнь, и пускать туда кого-либо или нет решать только ей, Кантане Бессамори!
— Да зачем ты вообще об этом спросил?! — она пыталась перебороть негодование.
— Я беспокоюсь, — ответил Нери с прежней неуверенностью в голосе. На его щеках снова расцвели розовые пятна. — Я правда не хотел тебя задеть.
— Нет, ты просто решил надо мной посмеяться, так?! — удержать на лице улыбку не получилось. — Самоутвердиться за мой счёт?! Нери, ты — жалкий неудачник!
Глаза Нери округлились и болезненно заблестели. По дёргающимся уголкам его рта Кантана догадалась, что ответный удар попал в цель и поразил его в сердце.
— Я не жалкий, — возразил Нери. — Хотя бы потому, что не залепил тебе в скулу и не лапал тебя, как некоторые.
— Ты жалкий! — разъярилась Кантана. — Ты видел, что ранишь меня словами, но продолжал гнуть свою линию! Так только последние слабаки делают!
— Спасибо, — отрезал Нери, отходя назад. — Вот ты и ответила на мой вопрос.
— Неудачник!
Звуки застыли на губах, как лёд на лужах в середине первого сезона. Неловкость вскружила голову, и в живот снова ударил непереносимый спазм. Желудок сжался, наполнив рот кислотой. Не вовремя она ввязалась в спор. Да что там говорить — это рок, определённый Покровителями: вечно всё делать не тогда, когда нужно.
Ярость с поразительной скоростью испарилась, как капли воды под раскалённым утюгом. Жалкий неудачник теперь совсем не волновал, как и то, что он может о ней подумать. Забыв обо всём на свете, она метнулась туда, где щётка соснового леса смыкалась с обрубком стены, оставляя небольшой разрыв.
— Постой! — ударил в спину умоляющий голос Нери, но Кантана, опьянённая болью спазма, уже не понимала смысла, вложенного в слова. Треклятые Разрушители, неужели обалдуй не видит, что ей плохо!
Во рту скопилась тягучая слюна. Тень сосен проглотила её, надёжно спрятав силуэт от любопытных глаз. Рвотные позывы атаковали желудок, едва Кантана нырнула за барьер полуразрушенной стены. Наспех сорвав воротничок из агатовых бусин, опустилась на колени.
Кожу всё ещё саднило от нежеланных прикосновений мозолистых рук. Боль в груди, стихая, переходила в омерзительные судороги, стреляющие по мышцам. Когда первый спазм сдавил горло, выдавив съеденный завтрак на бетон, глаза затуманила влажная плёнка. Кислый запах ударил в нос, порождая ещё большее отвращение.
— Кантана! — знакомый голос прорвался сквозь сжатый воздух.
Мир вокруг задрожал, преломляясь в сферах слезинок. Кантана глубоко вдохнула, пытаясь остановить губительные позывы. Влажный всхлип вырвался из горла. Она знала: причиной была отнюдь не испорченная пища. Это — протест её души: громкий, вопиющий, подминающий под себя не только тело, но и целый мир. Жаль, что не получится вырвать грязные воспоминания, как клок волос. И вспороть капсулу негодования, увы, будет не так просто, как вскрыть застарелый нарыв.
— Кантана, может, хватит? — уже ближе.
И шаги, шуршащие по бетону… Только не это! Конечно же, он тащится сюда! Прямым курсом! Ну почему Покровители не даровали Нери мудрости, чтобы оставить её в одиночестве на несколько минут?! Нельзя отрицать, что порой он слишком умён. Но куда чаще — чересчур глуп!
— Уйди из моей головы, — прошептала Кантана, отплёвываясь. — Уйди из моей жизни. Почтенные Покровители, я не желаю занимать мысли им…
Головокружение смяло обломки кирпича, мусор и сухие ветки, закрутив цветной спиралью калейдоскопа. Первородный, интимный ужас поднялся по плечам, обхватив воротником шею. Нет, не Гая она просила вырвать из головы — ему никогда не было там места — а совсем другого юношу. Жалкого неудачника. От этого подсознательного откровения стало ещё страшнее.
Кучерявая проволока иссохшей жимолости царапала плащ. Остывший бетон холодил ноги сквозь разодранные чулки. Кантана обхватывала живот в надежде остановить рвоту, но желудок выворачивался наизнанку снова и снова. Спазм встал поперёк горла, как рыбная кость: в желудке осталась лишь сжатая пустота.
Пытаясь успокоиться и уравновесить эмоции, Кантана заслонила лицо воротником плаща, и тут же пожалела об этом. Рвота отступила, но нос зачесался от едва уловимого запаха жалкого неудачника. Тонкой мускусной ноты оказалось достаточно, чтобы облик Нери снова всплыл в памяти. И, хотя до чувства влюблённости, и даже глубокой симпатии, было ещё очень далеко, сей признак не мог расцениваться, как благоприятный. Каждый раз, когда рассудок будоражили мысли о Нери, вспоминались солнечные дни в Наставне в середине второго сезона и глуповатый смех Сасси. «И почему я всё время думаю о Гае? — как бы невзначай говорила Сасси подругам, когда её компания попадалась навстречу Кантане и Тилен. — Должно быть, Покровители показывают мне правильную дорогу в будущее!» Потом Сасси непременно останавливалась рядом с Кантаной и, манерно накручивая русый локон на пальчик, вопрошала: «А ты, Бессамори, о ком из мальчиков думаешь? Лучше уж не думай вообще: доведёшь себя до грехопадения!»
Идеальный выход — не думать вообще… Единственный ценный совет, который дала Сасси за все десять лет совместного посещения Наставни. Каждый раз, когда в жизни и в голове творилась абсолютная неразбериха, Кантана просто отключала мысли, выгоняя непотребное из чертог разума. И сразу становилось легко. Но не в этот раз.
— Кантана! — голос Нери прогремел совсем близко. — Ну, прости меня, прости если сможешь.
Пошатнувшись, Кантана распрямила ноги. Колени надсадно хрустнули. Кожа засверкала свежим багрянцем ссадин сквозь дыры в чулках. Раскачиваясь от слабости, Кантана нащупала ободранной ладонью ветхую стену. Не хватало ещё свалиться навзничь: вот смеху-то будет! Пересиливая недомогание, она прикрыла место преступления сухими ветками и отошла на добрый десяток шагов. И очень вовремя. Из прогала в стене вынырнула знакомая голова.
— Вот ты где, — лицо Нери по-прежнему не выражало ничего, кроме сводящего с ума равнодушия. — Я испугался, что ты меня одного кинуть решила.
— Не надейся даже, — Кантана отвернулась, стараясь скрыть бледность. На губах застыл кисловато-горький привкус рвоты. — Я могу ненавидеть тебя всеми фибрами души, но довести тебя до дома — дело чести. Мы должны успеть к визиту посыльного: если я провороню продукты, достанется от матери.
— Очень нелогичная ложь, — заметил Нери. — В одиннадцать ты должна быть на учёбе.
Кантана опустила голову. В глаза бросились ссохшиеся корки крови, сияющие сквозь разодранные чулки, и она поспешно отпустила подол, прикрывая ссадины. Слишком уж многое предстояло забыть. Бордовое лицо Гая, искажённое жаждой возмездия, боль обиды и унижения, треск шнуровки корсета, рвоту отвращения, которую невозможно обуздать. И самое главное — будоражащий запах неудачника и всплеск расцветающих в воображении образов, порождённых им. Запах дома, но не того, в который она ежедневно возвращалась. Другого. Плащ Нери пахнул ненастигнутой целью, в поиске которой она долгие годы металась по углам. Неуловимой, ускользающей синей птицей. Первозданным покоем, безмятежностью, равновесием. Недостающей частью её мозаики.
— Прости меня, — неожиданно повторил Нери. Он ёжился от холода. — Я не знал, что мои слова так сильно заденут тебя.
«Хватит об этом!» — хотела прокричать Кантана. Ярость рождалась внутри рывками, словно лава, всплесками вырывающаяся из трещин земной поверхности, но она терпеливо тушила губительные порывы. Достаточно уже слабин на сегодня! Кантане Бессамори давно пора воскреснуть.
— И ты меня прости, — улыбнулась, удивляясь, как легко удалось надеть маску.
— Мне — не за что, — Нери насуплено отвернулся. — Ты ведь права. Как бы мне ни хотелось этого признавать, по всем параметрам я — слабак и неудачник. Только такой, как я, может выпасть из собственного мира.