Сорок лет назад (СИ)
Ему было отлично известно, что фактуру на экспорт выписывает она, но он сделал вид, будто забыл, и обратился к другой. Выслушав его, та сама окликнула блондинку.
— Наташа, это к тебе. Обслужи молодого человека.
Протиснувшись к ней между столами, он как ни в чем ни бывало положил перед нею заграничный паспорт, хотя кому-кому, а ему она уж точно поверила бы на слово. В толстой кипе бумаг она нашла заранее подготовленные документы и указала место, где ему следовало расписаться.
— Едешь один? — поинтересовалась начальница, цветущая женщина с сильным голосом.
Сколько лиц при этом повернулись к нему! Словно только и ждали момента. А еще минутой назад с таким небывалым усердием трудились над столами.
— Один, — подтвердил он. — Напарник в больнице.
У той сразу же пролегла складка через лоб.
— А что стряслось?
Максим не знал всех подробностей. Только то, что сообщила диспетчер, которой его напарник позвонил сегодня из больницы. Какие-то типы окружили его, сбили с ног, долго избивали ногами, потом забрали бумажник, бросили на земле и ушли. Больше ничего. Никто пока не навещал его. Возможно, это сделает он, Максим, когда вернется из рейса. Но едва ли он рассчитывал услышать что-то новое. И милиция тут не поможет. Была темень, парень не узнает никого из нападавших. Женщина сочувственно причмокивала губами и покачивала головой.
— Ну, даст Бог, все обойдется, — ободряюще сказала она.
Максим кивнул в подтверждение того, что не имел бы ничего против. Она снова переменила тон.
— Ну а ты, что ж, так и поедешь один? Не скучно будет? Взял бы кого с собой, как-никак, а вдвоем все ж веселее в дороге. Да и теплее было бы.
Кругом рассмеялись. Похоже, начальница не особенно старалась удержать язык за зубами.
— А то здесь уже тоскуют за тобой.
А вот это уже против правил. Блондиночка быстро опустила глаза. Ее эта реплика тоже, по всему видать, шокировала.
Хотя, в общем-то, неплохо, что шокировала. Все-таки скромная девочка. И, что не менее важно, совсем не уродина. При других обстоятельствах он, без всякого сомнения, пригласил бы ее куда-нибудь. Но когда за каждым твоим словом, обращенным к ней, за каждым жестом следят, когда ты уверен, что стоит вам хотя бы случайно оказаться рядом в столовой или пройтись по территории, как тут же этот факт будет взят на заметку и соответствующим образом интерпретирован! Нет, им недостаточно собственной жизни, им подавай театр, настоящий живой театр с настоящей жизнью, который разворачивался бы прямо у них на глазах. Максим был явно не готов для главной роли в таком спектакле.
— Непременно, в следующий раз, — пообещал он, стараясь казаться в меру вежливым.
Начальница, тем не менее, лукаво прищурила глаза.
* * *Ведя машину по узкому шоссе, соединяющему Винницу и Хмельницкий, он продолжал раздумывать, правильно ли поступил, что не подарил девушке по крайней мере лучик надежды.
А впрочем, не одна она такая на белом свете. Пускай себе чуток повздыхает. У него не должно быть проблем с покорением женских сердец. Перед ним в зеркале подрагивало его собственое отражение. Типично славянские черты лица в их наиболее изящном выражении, с той незначительной долей неправильности, которай не портит, а лишь делает гармонию своеобразной. И в самом деле, ему не на что было жаловаться. Такое вдохновение на Господа Бога находит не каждый день. Убедившись, что так оно и есть, Максим с улыбкой продолжал следить за дорогой. Кто сказал, что кокетничают только женщины? Он не раз ловил на себе их жадные взгляды, и ему, чего уж там, бывало от этого чертовски приятно.
«Дворники» еще гоняли по стеклу талый снег, а робкое чересчур февральское солнце, прорываясь сквозь дымчатую пелену туч, уже посылало ему свое рассеянное сияние. Из-за деревьев, обступивших дорогу, выглядывал простилавшийся до самого горизонта снежный пейзаж. Снег поглотил все: поля, отдаленные леса и горы, превратив все это в единый белый монолит.
Мало-помалу всякие там блондинки, брюнетки отошли на задний план. Он все еще с беспокойством поглядывал на стрелку спидометра. Таможня отняла слишком много времени. Необходимо увеличить скорость еще на пару километров, если он хочет к десяти вечера попасть во Львов. Но погода стояла не из лучших, до сих пор мешал падавший снег, и ему никак не удавалось выжать из машины максимум того, что она могла бы дать. В пути он уже почти час, за это время ни одна грузовая не рискнула обогнать его на трассе. Значило ли это, что ему не в чем себя упрекнуть?
Несколько раз посмотрев в зеркало, он, к своему удивлению, обнаружил, что у него на «хвосте» висит белый «БМВ». Вот даже как! «БМВ» — у него на «хвосте»? «БМВ», спокойно развивающий до двухсотпятидесяти километров в час! Дистанция между ними составляла около ста метров и устойчиво держалась на этой отметке. Похоже, что тем, позади, некуда было торопиться.
Машиной он был доволен. До сегодняшнего дня он на ней не ездил и боялся какого-нибудь подвоха. Но она великолепно слушалась руля, и мотор стучал исправно. Вот только правый «дворник», начавший снова западать, скоро окончательно перестал подавать признаки жизни. Ну и черт с ним, подумал Максим. Ему некогда было возиться с «дворником», тем более, если это правый.
Он потерял «БМВ» при въезде в Летичев, но за Летичевым тот снова объявился у него на «хвосте».
Почему они едут так медленно? Легковые обгоняли их стаями. Он поймал себя на слове «они». Собственно, почему он подумал: «они»? Салон «БМВ» не просматривался насквозь. Откуда ему знать, внутри только водитель, или он до отказа набит пассажирами? У него были тонированные стекла. У Максима они вызывали изжогу. Он мог ничего не иметь против БМВ, но темных стекол просто не переваривал. Встретиться на дороге с такой машиной — все равно что беседовать с кем-то, у кого на носу непроницаемые солнцезащитные очки. Ему обычно казалось, будто сквозь стекла над ним насмехаются.
Впрочем, после Меджибожа «БМВ», словно передумав, внезапно прибавил обороты и на скорости всех своих двухсотпятидесяти километров с презрением обогнал неповоротливый «КамАЗ». За небольшим холмом впереди он тут же скрылся из виду. Все это заняло считанные минуты. Пару раз после этого он еще быстро вынырнул на взлете шоссе, с каждым разом заметно уменьшаясь в размерах, пока серая дымка на горизонте окончательно не поглотила его.
Максим вздохнул облегченно. Этот эскорт почему-то действовал ему на нервы.
Он попрежнему торопился, задавшись целью приехать во Львов к ночи, там переночевать, а оттуда — два часа до границы, и с восходом солнца он уже будет в Шегинях.
Между тем, хоть он и прибавил в скорости, казалось, будто машина еле ползет. Сейчас его окружало с обеих сторон полностью открытое пространство. По левую сторону дороги, подернутый тончайшей коркой льда, протекал начинавший брать недалеко отсюда свои истоки Южный Буг. Летом берега утопали в камышевых зарослях. С высоты шоссе можно было увидеть прятавшихся в них уток. Сейчас они были едва различимы. Снег толстым шаром лежал на скате насыпи и дальше постепенно уменьшающимся накатом — на ледяной корке.
Наконец справа показалась гранитная плита, означавшая, что дорога в этом месте пересекает черту Хмельницкого. Не углубляясь в центр города, он сразу поехал за стрелками, указывающими на Тернополь.
Хмельницкий остался позади. Часы показывали четверть шестого. Начинало смеркаться. Солнце позолотило рваные края туч, золотистые прожилки разрезали небо. Впереди алый ореол окружал лесистые вершины холмов. Дорога вела прямо к нему и растворялась в этом зареве. Он нажимал на педаль до отказа, как если бы надеялся догнать уходящее солнце, но оно скатывалось все ниже, и наконец прожилки из золотистых стали опять голубыми, а тучи темнее, чем кусочки неба между ними. Сумерки сгущались на глазах, постепенно скрадывая контуры окружающей местности. Теперь она все больше обозначалась неровной цепью точечных огней. Небо продолжало безудержно темнеть, при этом стараясь еще хоть как-то сохранить очертания облаков.