Циферщик (СИ)
— Продолжаем серию репортажей с города N, где последние несколько месяцев жители потрясены прокатившейся серией жестоких убийств, — донеслась из телевизора речь девушки-диктора за кадром. На экране чередовались съёмки знакомых с детства мест родного для всей троицы города. Центральная площадь менялась узкими улицами, следом шли дворы потрёпанных «хрущёвок», а за ними тянувшиеся к серым облакам крыши высоток. На общих планах мелькали случайные люди на улицах города, занимающиеся своими делами, неожиданно застигнутые вездесущей камерой. Видеоряд сопровождался тревожной музыкой. После вступления, начались кадры, непосредственно связанные с сюжетом.
— Ой, Андрюха, выруби ты этот долбанный грузняк, — отцепив свои губы от Олиных и вскользь бросив взгляд на экран телевизора, сказал Виктор.
— Давайте послушаем, мне интересно. Вдруг, ещё одно тело нашли? — сказала Оля и буквально впилась всем своим вниманием в экран. Вите ничего не оставалось, кроме как пожать плечами, сделать ещё один большой глоток пива и недовольно буркнуть:
— Ты же смотрела уже сегодня. Думаешь, что-то новое скажут?
В репортаже говорилось, что серийный убийца, окрещённый СМИ «Циферщик», орудует в районе теплотрасс и большого городского пустыря. Нападает и убивает молодых девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Жертвы либо задушены, либо с черепно-мозговыми травмами, несовместимыми с жизнью. Всех их находили раздетыми полностью, с раскинутыми в позе звезды руками и ногами. Их одежда так и не была найдена, никаких улик убийца не оставлял. Отличительной чертой маньяка являлась цифра, нарисованная губной помадой на теле всех девушек. Следствие предполагало, что это порядковый номер жертв. Фигурировала версия, что убийства могла совершать женщина. На всех убитых отсутствовали следы сексуального насилия или какого-либо глумления над трупом.
Дальше показали должностных лиц, обещающих в скорое время положить конец убийствам и найти преступника. Так же эти лица предупреждали девушек избегать появления на улице в одиночестве, особенно в тёмное время суток. Всех граждан просили проявлять максимальную бдительность и при малейших подозрениях незамедлительно обращаться в правоохранительные органы.
— Ох, какой ужас! — Оля покачала головой, одновременно с этим прикрыв рот ладонью. — Уже и на центральных каналах об этом говорят.
— Вот так вот, Ольга. Без меня вечером из дома ни ногой, — пьяно-жизнерадостным, весёлым голосом ответил ей Виктор.
— Да, вот почему Настя отказалась к нам приехать, даже на такси. Говорит, ей всё равно страшно. А ведь она не из трусливых. Да что уж тут, мне самой иногда страшно становится. Как представишь, что всё это реально, всё это в нашем городе происходит. Когда никому нельзя верить. От этого — самый страх. Смотришь на прохожих и не знаешь, что у каждого из них на уме, от кого ждать опасности. Как смириться с тем, что убийца может оказаться совсем рядом с тобой? С этим сложно жить. Назовите меня дурой, но мне сейчас очень страшно кому-то довериться, кому-то помочь, если попросят. Чёртов маньяк — заставляет весь город жить в страхе. Заставляет всех бояться друг друга, понимаете?
Андрей поставил бутылку обратно на столик, откинулся на спинку дивана. Виктор забрал у него пульт, переключил на другой канал, где показывали старенькую, глупую и наивную комедию.
— Ну а что тут такого, — ответил девушке Виктор, — не доверять людям? Правильно, что ты не ведёшься на любой развод, пусть и прикрывающийся призывами о помощи. Почему мы тебя должны дурой называть?
— Но это ведь неправильно! А если, кто-то будет кричать из подворотни, звать на помощь, а ты просто пройдёшь мимо, боясь за свою шкуру, тем самым, убив человека? Я, лично, не могу пройти мимо человеческой беды.
— Наивная ты, Олька! Какое тебе дело до незнакомых людей?
— Как это, какое? Ты что, правда не понимаешь?
— Да, Оля, может быть, ты в чём-то права. Хотите, своё небольшое приключение расскажу? — Андрей поднялся с дивана, прошёлся по комнате, а после начал свой рассказ:
— Забавный случай, в тему. Как раз сегодня приключился, когда я до вас добирался. Доехал я до нужной остановки, выхожу, иду к вам, никого не трогаю. Впереди меня идёт девушка. Невзрачная такая девчонка, я на неё и внимание никакого не обращал, пока мы в переулок не завернули. Она вдруг оборачивается ко мне и чем-то в лицо тычет. А у меня в наушниках музыка, на душе легко, я даже сразу не сообразил, что к чему. Но догадался, что это у неё газовый баллончик в руках, — Андрей ухмыльнулся, сделал паузу, в которую Витя вставил свой незначительный комментарий, а Оля слушала молча и внимательно.
— А я ведь вообще никакого повода не давал! С чего она решила так себя повести? Как бы там ни было, пришлось один наушник вытащить. У неё глаза перепуганные, что-то непонятное бормочет. Мне смешно отчего-то стало. Ну, я руки поднял, мол, сдаюсь! Стою улыбаюсь, разглядываю её. А она мне выдаёт: «ты чего меня преследуешь?» Вы представьте только, что я её — незнакомую, невзрачную, некрасивую девчонку, у которой на лице написано, что она домой к бабушке идёт, — преследую! Я сразу сказал, что она ошиблась. Что я вообще в её сторону ни единой плохой мысли не отпустил. А она стоит, вцепилась в свой баллончик, как священник в распятие, и ни туда ни сюда. Только потом, кажется, начала понимать, что время ещё не позднее, людей кругом куча, и все на нас пялятся. Ей даже самой неудобно стало, убрала своё оружие в сумочку, о чём-то со мной ещё пыталась говорить. Оригинальный способ познакомиться, ага? Да ведь нет. Она, на самом деле, была чертовски напугана! Ну, вот и вся история. Я ей ухмыльнулся, сказал что-то ободряющее и дальше пошёл.
Закончив, Андрей подошёл к балконной двери в раздумьях, выйти покурить или нет. Надумав, он развернулся, облокотился на подоконник, подвинув горшок с непонятным растением.
— Да, такие дела, — начала Оля. — А представь, если бы дело было поздней ночью, людей бы вокруг не было, а вместо баллончика у неё был пистолет? Страх меняет людей, толкает их на поступки, которые они, казалось, никогда бы не совершили. И сейчас, в нашем городе, из-за одного гада всё провоняло страхом!
— Оле, пожалуй, больше не наливать! — сказал Виктор, на которого эта история не произвела никакого впечатления. Более того, сама тема была ему не по душе. — Слыхали, что по телеку говорят: баба, возможно, убивает? Что за бред? В новостях всё собирают, лишь бы было, что показывать. Пускай народ лучше маньяка обсуждает, чем то дерьмо, которое кругом в стране творится. Поэтому я и стараюсь телевизор не смотреть особо и вам не советую.
С этими словами Виктор решительно выключил чёрное зеркало, поднялся с дивана, опустил пустую бутылку на столик и с наслаждением потянулся.
— А вообще, не самые интересные темы вы поднимаете, господа! У нас сегодня веселье или не веселье? — Виктору совершенно не нравились все эти разговоры, и он старался сменить тему. Ещё когда о маньяке не было объявлено официально и народ только сплетничал по этому поводу, ему уже успели надоесть подобные дискуссии. А в последнее время к этим убийствам сводилась в итоге каждая вторая беседа. Казалось, небольшой городок только и жил, что этим маньяком и его делами. Всё это портило Виктору настроение, потому что одна из жертв была его знакомой. Не близкой, так, скорее, знакомая знакомых. Но несмотря ни на что Виктору пришла повестка в полицию. Он оставил это в тайне от Ольги, но, конечно, сходил туда и рассказал всё, что знал. А знал он ровным счётом ничего.
Однако кое-что заставляло его сильно нервничать и трястись в кабинете следователя. На день предполагаемого убийства у него не было алиби. Виктор понятия не имел, что он делал в тот день, будто выпавший из жизни, и никак не мог вспомнить. Скорее всего, он просто провалялся дома в свой выходной. Но подтвердить это было некому. Оля, как назло, в ту неделю уезжала из города ухаживать за больной бабушкой.
В итоге, скучающего вида капитан похоже совсем не заинтересовался Виктором. Выйдя из РОВД, Виктор курил сигареты одну за другой и даже дал себе обещание завести ежедневник, который он будет прилежно заполнять. Наслышавшись ужасов о полицейском беспределе, почитав в интернете, сколько безвинно осуждённых было по делу того же Чикатило, он чувствовал, как ему повезло, что его не стали «раскручивать» дальше. Однако неприятный осадок от этого допроса, от неприветливых, подозрительных взглядов, глядевших на него со всех сторон, остался всё равно. Да и осознавать, что одну из жертв он когда-то видел живой, разговаривал с ней, а теперь она мертва, — было тяжело. Это придавало жизненной реалистичности всем страшным кадрам, которые он видел. Вкрадывалось в жизнь, касалось лично его, переставало быть чем-то чужим и далёким, каким оно представлялось из новостных сюжетов.