Воровка (СИ)
Риссе начинало казаться, что в теле тихой и робкой Иллин живут две личности. И не приведи Сила разозлить ее, когда бодрствует вторая.
— И все равно я ее не понял, — прошептал Ремис на ухо Риссе. — Нет, мне очень жалко Милли, но при чем тут все мы?
Рисса тяжело вздохнула. Еще вчера она, возможно, тоже не поняла бы, но сегодня ее уже третий раз за два дня ткнули носом в одно и то же дерьмо. Только непроходимая дура могла бы после этого сказать, что здесь просто грунт такой.
"Аргейл угробит вашу группу. Либо труп, либо тот, кто пройдет по твоему трупу". М-да, а я-то надеялась, что он меня просто припугнуть хочет".
— Вот ты вроде умный, а все равно тупой. Скажи, у нас хоть один имперец в группе есть?
— Нет. Но при чем здесь…
Ремис осекся. Рисса с мрачным удовлетворением смотрела, как медленно вытягивается его лицо, а глазах недоумение сменяется страхом.
— Дошло наконец, в каком мы дерьме?
В ответ Ремис только грязно и заковыристо выругался.
— Вижу, что дошло.
* * *
Поздним вечером Академия оживала. После ужина послушников наконец-то предоставляли самим себе, и всем оставшимся до утра временем они распоряжались как хотели: кто-то чах над уроками, часами сидел в библиотеке, медитировал и тренировался, а кто-то развлекался в кантине, без толку слонялся по коридорам или просто отсыпался, готовясь к следующему дню — такому же тяжелому, как и предыдущий. Рисса очень удивилась, узнав, что официального отбоя в Академии не было: предполагалось, что после обязательных занятий послушники должны заниматься самосовершенствованием, а здоровый сон — вещь вовсе не обязательная и вообще для слабаков.
В просторной и даже по-своему уютной комнате отдыха сегодня было не протолкнуться от старшаков: две группы сразу закончили первые испытания, и в процессе то ли никто не погиб, то ли погибли только те, кого не жалко. Молодые парни и девицы — каждому лет по семнадцать-восемнадцать, не больше, — шумно обсуждали каких-то чудищ с непроизносимыми названиями, похвалялись своей крутизной и рассказывали, кому какое задание досталось. Весь стол перед ними был заставлен бутылками и закусками, накупленными, видимо, в платной кантине, потому что в столовке такой вкусноты не подавали. Рисса не была уверена, что в комнате отдыха разрешалось кутить, но ребята явно плевать на это хотели: они выжили сегодня, завтра им предстояли новые смертельные опасности, а еще через несколько дней всех, кто дойдет до финишной прямой, отпустят из этой школы строгого режима на свободу — уже не послушниками, а полноправными ситхами. Так или иначе, скоро их мытарства в Академии закончатся. Рисса поняла, что завидует им черной завистью.
Кроме шумной компашки народу в комнате почти не было. В угловом кресле сидел взрослый парень — тоже из старшаков, но его веселиться не звали, — и что-то сосредоточенно читал на датападе, да за общим компьютером что-то шустро печатала девочка чуть постарше Риссы. Она то и дело настороженно поглядывала на гуляк, и на ее лице читалась решимость отстаивать свое место за компом — одним из немногих, откуда можно было выйти в общеимперскую ГолоСеть, — до последней капли крови. Впрочем, пока старшаки и не думали на него претендовать.
Рисса и Ремис тихонько просочились к диванчику у небольшого столика. Там их ждал третий выпадающий из общего веселья элемент — новый приятель Ремиса по имени Кир. Кир был коренным имперцем, но на вид ничем не отличался от "отребья, оскорбляющего землю Коррибана своим существованием": худосочный, среднего роста, на лицо — парень как парень. Только светлые волосы были слишком тщательно подстрижены, как у хорошего домашнего мальчика. Рисса иногда таких била за компанию с пацанами, потому что нефиг шляться по чужой территории и отказываться платить за проход, если драться не умеешь. Учился он в параллельной группе, и для Риссы оставалось загадкой, когда Ремис успел с ним сдружиться. С другими ребятами из их собственной группы у него общение не слишком ладилось.
Они договорились встретиться еще до того, как узнали о Милли. После все желание с кем-то знакомиться у Риссы пропало. Она даже думала отказаться, но все-таки пошла. Оставаться наедине с собой ей сейчас хотелось еще меньше.
— Привет. — Кир дружелюбно и немного смущенно улыбнулся, вставая. — Я Кир, если Ремис тебе еще не сказал. А ты Рисса, да?
Он протянул ей руку. Рисса, немного поколебавшись, ответила на рукопожатие. Кир ей не понравился с первого взгляда. От него прямо несло правильностью: такие мальчишки слушаются родителей, не прогуливают школу, учатся на "отлично", а дерутся только на занятиях в спортивных секциях. И как только они спелись с малолетним бандитом Ремисом?
— Ага, — Рисса глянула на него исподлобья. — А ты чего с отребьем вроде нас водишься? Запачкаться не боишься?
Кир растерялся. Ремис закатил глаза и хлопнул его по плечу:
— Кир, не обращай внимания. Рисса всегда стерва, а сегодня еще и день поганый. Прикинь, у нас…
— Девчонку чуть не убили. У нас все в курсе: надзирательница сегодня водила нас к позорным столбам, показать, что бывает с теми, кто ленится и нарушает правила, — серьезно сказал Кир твердым, почти взрослым голосом. — Жестко ее, конечно… Говорят, надзиратели часто перегибают палку.
Кир старался выглядеть спокойным и равнодушным, но получалось у него не слишком хорошо. Его почти взрослый голос заметно дрогнул: наверное, этот правильный мальчик представил на месте Милли себя, и картина ему сильно не понравилась.
Они уселись на диван. Кир молча подвинул на середину стола поднос с едой: пять стаканов с молоком, упаковку печенья в глазури и какие-то конфеты в цветастом пакете. Рисса поморщилась — нормальные пацаны в его возрасте уже пили пиво или энергетики, — но молоко взяла. Пить хотелось неимоверно. Стаканы, предназначавшиеся Милли и Иллин, остались сиротливо стоять.
Иллин отказалась идти с ними. Ее за уши от Милли было не оторвать. Рисса никогда не видела, чтобы кто-то так переживал за других: когда они уходили, Иллин, вся посеревшая и осунувшаяся, держала подружку за руку, что-то ласково шептала ей на ухо и, кажется, тихонько плакала. Лучше было ее не трогать.
Ремис тем временем болтал с Киром. Хотя они старались изобразить легкую и непринужденную болтовню, выглядело все равно натянуто: и тот, и другой были не в настроении трепаться. Конфеты и печенье исчезали быстрее, чем появлялись новые темы для разговора.
— Слушай, — начал Ремис будто бы невзначай, — ты же тут дольше нас, успел более-менее понять, что к чему. Это вообще нормально, что бывших рабов сгоняют в отдельные группы?
— Не знаю. Я в это не слишком-то вникал. — Кир пожал плечами. — У нас все имперцы — кто из благородных семей, кто попроще, но чужаков и рабов нет… Может быть, это случайно получилось, — добавил он неуверенно. — Но вообще…
Осекшись, он опасливо заозирался по сторонам, будто боялся, что из-за угла сейчас выскочит надзиратель. Рисса сомневалась, что за пьяным хохотом старшаков можно было услышать хоть что-то, но паранойю Кира понимала: мало ли, а вдруг жучки? Да и вообще, она бы тоже поопаслась болтать при тех, кого едва знаешь.
— Ну?! — поторопил Ремис, чувствительно ткнув Кира в плечо. — Не томи ты! Что вообще?
Кир почему-то посмотрел на Риссу, которая сидела с отсутствующим видом и делала вид, что ей совершенно не интересно, что Кир собирается рассказать. Хотя на самом деле — было, и еще как.
— Я сначала подумал, что это страшилка такая. Знаете, вроде тех, которыми в обычных школах новеньких пугают: "того учителя лучше не доставать, он маньяк и жрет людей", "нельзя оставаться вечером в старом корпусе, там привидения", "в подвале живет чудовище, которому скармливают двоечников", такая ерунда.
— А на Коррибане могут и скормить, — замогильным голосом вставил Ремис.
— Могут, но это не так страшно. Это хотя бы по правилам. — Рисса поперхнулась молоком. Ладно бы Кир шутил, но нет: физиономия у него была убийственно серьезная. Чем дольше они общались, тем сильнее Рисса подозревала, что имперцы — не совсем люди. Человек разве такое сказанет? — Но многие поговаривают, что не всем надзирателям по душе новые правила — что надо обучать всех, в ком есть Сила, а на происхождение не смотреть. Они думают, что если дать не-имперцам и бывшим рабам власть, Империя начнет гнить изнутри и будет деградировать, пока не рухнет. По-моему, это все бред: нас же всех в Академии учат и воспитывают одинаково, — поспешно добавил Кир, глянув на лица ребят. — Но так думают очень многие, и не только ситхи. Поэтому есть негласное указание всех послушников низкого происхождения собирать в отдельные группы, где с ними будут обращаться более жестоко, чем с остальными. Отсеивать, пока не останется один или двое самых лучших, а остальные погибнут. Вашу группу у нас за глаза смертниками называют… Но я не знаю, можно ли всему этому верить. Может, это просто страшилка.