Воровка (СИ)

Рисса слушала этот бред, глупо приоткрыв рот. На Ремиса было противно смотреть: он сейчас походил на сектанта, каких одно время развелось в Старом городе, как крыс. Ей хотелось вмазать ему, чтобы мозги встали на место, но Иллин успела раньше. Хрупкая, нежная и тихая Иллин стремительно шагнула к нему и с размаху ударила по щеке. Да хорошо так ударила — когда ошарашенный Ремис отнял руку от лица, на нем отчетливо виднелся след от изящной девчачьей ладошки.
— Пойдемте отсюда. — Иллин требовательно взяла Милли за руку и строго посмотрела на Риссу. — А этот… Он может оставаться и сдохнуть в своей любимой Империи. Зато сдохнет недоситхом, а не кем-то там.
  
Часть 14
 
Как и все некогда великолепное, но брошенное, забытое и разграбленное, погребальная камера Хамеис выглядела печально. Наверное, когда ее хоронили, усыпальница была богаче иных дворцов. Пространства здесь было раза в два больше, чем в академской казарме, на стенах не было места, свободного от росписей и украшений (поскребя барельеф с очередной батальной сценой, Ремис обнаружил под слоем грязи золотое покрытие), гроб на высоком постаменте сторожили две статуи, изображавшие воинов с секирами. В изголовье саркофага стояла каменная женщина. Заметив ее в полумраке, Ремис чуть с воплем не вылетел за дверь: издали статуя казалась почти живой. Да и вблизи была до жути натуральной. Какой-то вандал (руки бы таким подонкам поотрывать и в жопу засунуть!) изуродовал ее лицо, но относительно целыми остались тщательно вырезанные в камне украшения, сложный головной убор, отдаленно напоминавший корону, и платье, которое, казалось, вот-вот шевельнется на сквозняке. В одной руке женщина держала маленькую пирамидку, в другой — длинный, слегка изогнутый клинок. Когда-то она, наверное, была щедро украшена драгоценными камнями, но теперь об этом напоминали только пустые выемки в короне, ожерелье и на поясе.
Крышка саркофага валялась на полу. Ремис не удержался, заглянул внутрь, и его передернуло от омерзения и странной жалости: от древней ситки осталась лишь ветхая мумия в истлевших обрывках одежды. Шея Хамеис была переломлена, так что голова лежала отдельно от тела. Скрюченные пальцы левой руки сжимали пустоту, а на правой недоставало кисти: видимо, гробокопатели без лишних церемоний вырвали какой-то предмет у нее из рук, и трухлявые кости этого не выдержали. Все ценности, что похоронили вместе с ней, давным-давно растащили.
Ремис всю сознательную жизнь был уличным воришкой. Шарился по чужим карманам, оставлял закладки с наркотой, стоял на стреме, пока ворье постарше обносило чей-нибудь магазин, — словом, не ему про мораль что-то вещать. Но то, что сделали гробокопатели… Так было нельзя. Просто нельзя. В галактике существовали вещи намного важнее любых денег, и только конченый дегенерат мог этого не понимать.
И только глупые девчонки могли доверять таким мразям. Ремис уже почти не злился на них — все больше на себя. Он должен был их догнать и вбить им в головы хоть немного мозгов, а вместо этого надулся, как обиженный ребенок, и позволил им уйти. Вместе с типом, у которого аж глазенки масляно заблестели, когда Иллин предложила расплатиться собой за место на корабле! Ну не дура ли?! Если бы понимала, о чем говорит, даже не заикнулась бы о таком. Дурочка тепличная, цветочек домашний… Если бы они не стали истерить и обсудили все нормально, Ремис бы им рассказал, что компания взрослых мужиков может сделать с девчонками. В красках, чтоб все тупые идеи из голов вышибло. Хотя Рисса-то должна была понимать! Ремис думал, что хоть у нее мозги включатся, так нет — землячка оказалась такой же дурной.
Идиотки. Плюнуть бы и забыть, да не получалось.
"Ничего уже не поделаешь. Это их решение, пускай они за него и огребают".
Почему-то от этой мысли легче не стало. Даже наоборот. Но догонять девчонок было уже поздно.
Ремис обошел гроб Хамеис и направился к скрижалям, которые должен был сфоткать. Две огромные таблички высотой от пола до потолка были сплошь покрыты текстом. На одной он был записан иероглифами, на другой — ауребешем, но разобрать не вышло ни тот, ни другой. Кто-то от души прошелся по скрижалям чем-то вроде плазменного резака. Или светового меча? Ремис припомнил, что как минимум дважды Коррибан разоряли джедаи.
"Это так они с Тьмой боролись, что ли? Воюя с мертвыми царицами? Круто. Отличное занятие для воина Света".
Он никогда не любил джедаев — ничего, кроме проблем, от них простому народу ждать не приходилось. Похоже, не зря не любил. Это уже не просто война получается, а уничтожение. Будто джедаи хотели, чтобы от их врагов не осталось даже памяти. И они еще обижаются, что Империя разбомбила их драгоценный Храм на Корусанте? Ремис бы тоже на их месте разбомбил. И не только Храм.
Ремис сделал несколько снимков на датапад. На экран тут же выпрыгнуло окошко с текстом: "Восхваление владычице Хамеис Ар'Шаат — дочери старого народа, матери нового". Ремиса кольнуло любопытство — за этими словами явно крылось что-то интересное и важное, — но он решил отложить самообразование на потом. Сейчас эти снимки были его пропуском в Академию, и все.
Если бы Рисса не была такой дурой, они бы вернулись вместе. Все вчетвером.
"Может, они не успели далеко уйти?"
Ни на что не надеясь, Ремис все-таки прислушался. Ни шагов, ни звонких девчачьих голосков, конечно. Только свист сквозняков и странный шепот на самой грани слышимости, которого Ремис все это время старался не замечать. У гроба Хамеис он звучал так четко, что неясное шипение складывалось в отдельные слова. Неразборчивые, но явно сердитые. Злые. И голос был однозначно женским.
Ремис не верил в призраков. Но на всякий случай поклонился, прежде чем ломануться прочь со всех ног.
* * *
— Мы зря его бросили.
Рисса искоса глянула на Милли через плечо. Они шли уже минут двадцать, и все это время малявка угрюмо молчала — только сердито пылила ногами, специально пиная песок.
— Очень вовремя ты снеслась, мелкая. Хочешь за ним вернуться? — Рисса мотнула головой, призывая Милли полюбоваться на дорогу, оставшуюся позади.
Милли обиженно поджала губы.
— Будто ты не хочешь, — буркнула она. — Ремис же тебе нравится, а ты его бросила. Просто потому, что он со зла глупостей наговорил. По-моему, вы с Илли глупо поступили. Глупо и нехорошо.
У Риссы руки зачесались отвесить малявке затрещину. Ремис ей нравится? Он — ей?! Милли не иначе как кудрявую башку напекло. Было бы лучше, конечно, если б Ремис одумался и пошел с ними, но раз он решил, что ему с ситхами по пути, пусть к ним и катится. Ничего, Рисса с девчонками и без него выживет. А вот он без них — вряд ли.
"Какой же он все-таки придурок. И ведь понял же, что неправ был, наверняка понял! Чего ему стоило вернуться? Ну подумаешь, извинился бы перед Иллин. Ничего, корона бы не слетела. Зато сейчас бы с нами был, а не с Аргейлом".
— Иллин, видала? — Рисса, бодрясь, весело ухмыльнулась. И ничего ей грустно не стало! Просто сердце от усталости немного защемило, так бывает. — У нас тут бунт на корабле. Будем бунтовщиков за борт выбрасывать или затрещиной обойдемся?
— Дура ты, Рисса, и шутки у тебя дурацкие. — Иллин ласково погладила Милли по плечу. — Конечно, Милли переживает за Ремиса. И я тоже. Он… не такой плохой, каким пытается прикинуться. Я зря вспылила. Все время забываю, что вы еще маленькие, а я повела себя хуже, чем вы оба…
Рисса ткнула ее в плечо.
— Нашлась мамочка! Иллин, Милли, все мы правильно сделали, и хватит мусолить эту тему. Вы же видели, Ремис в восторге от ситхов. Ну, флаг ему в руки и танк навстречу: пускай скачет перед Аргейлом на задних лапках и лижет ему сапоги. Может, у него чего и получится. А мы будем сами решать, как жить, и ни перед кем спины гнуть не станем. Каждому свое.
Она задрала голову, щурясь на заходящее солнце. Хотя уже вечерело, жара даже не собиралась спадать. Жаром тянуло от каждой скалы, и даже долбанные песчинки, постоянно лезущие в глаза, нос и рот, были горячими. Рисса вся взмокла, натерла ноги и ужасно хотела пить. Вода, прихваченная из Академии, почти закончилась, ведь приходилось поить ею менее предусмотрительных Милли и Иллин. Хорошо хоть они не хныкали — соображали, что ради свободы можно и потерпеть.