Воровка (СИ)

Ее продадут в рабство. Сама мысль в голове не укладывалась: хотя Таларма раньше входила в хаттские владения, здесь рабов не держали. Продавали на Нар-Шаддаа и Нал-Хатту бедняков, конечно, и не слишком-то это скрывали, но официально власти работорговцев не привечали. Зато теперь… Угораздило же Вилька обокрасть имперца! Рисса бы ему всю физиономию расцарапала, да вот толку с этого… Не хватало еще разряд тока или побои получить из-за этого придурка.
Сам Вильк забился в угол камеры — вроде бы рядом с друзьями, но чуть поодаль: чувствовал, что сейчас от них скорее по шее получит, чем поддержку. Из всей их компании он всегда был самым веселым и безбашенным, но сейчас от его извечного оптимизма ничего не осталось. Вильк сидел, уткнувшись в коленки лицом, и, кажется, тихо плакал. Выглядело ужасно по-детски. Рисса с трудом подавила желание все-таки двинуть ему по роже, чтобы собрался. Они оказались здесь из-за него, а этот дебил еще и ревет, как девчонка!
— Рисс. — Деввен тронул ее за плечо. — Ты на Вилька не набрасывайся, ладно? Ему и так погано.
— И так погано?! — взвилась Рисса. Другие пленники — а их тут было около десяти, самых разных рас и возрастов, — злобно зашикали на нее, и девочка тут же понизила голос: — А нам с тобой не погано, Дев? Мы все теперь из-за этого идиота в рабство попадем! Целыми днями горбатиться на хозяев будем, кнутом за дело и без дела огребать, и так пока не подохнем. Заткнись лучше, бесишь… добряк.
Деввен тяжело вздохнул и промолчал, но зато смерил Риссу таким осуждающим взглядом, что она сгорела бы от стыда на месте, будь у нее хоть капля совести. Рисса презрительно фыркнула. Святоша… Ему бы в джедаи податься, они бы нашли общий язык.
— Чем психовать и ныть, давайте лучше подумаем, как нам из этой передряги выбираться, — примирительно сказал он и на всякий случай переполз так, чтобы оказаться между Риссой и Вильком. — Нас же не будут вечно держать в этой камере, так? Наверняка повезут куда-нибудь
— И что? — уныло буркнул Вильк, шмыгая носом. — Повезут-то под охраной. И вообще, далеко мы с этим уйдем, даже если как-то сбежим? — Он постучал по ошейнику. — Я слышал, в рабские ошейники маячки вставляют. Нас тут же поймают и убьют.
— Да мы вообще не дернемся никуда, чего рассусоливать? — зло перебила его Рисса. — По крайней мере, сейчас уж точно. Может, если нас продадут какому-нибудь идиоту, что и выгорит. Вот тогда и будем думать, а сейчас заткнитесь оба, пока мы за эти разговорчики не огребли.
— Да не продадут нас никому, Рисс, — сказал Деввен. — Я слышал, в Империи это не так работает, как у хаттов. Нас распределят на принудительные работы, как каторжников. Если повезет, вместе окажемся, и тогда точно что-нибудь придумаем. Из трудовых лагерей можно сбежать. Я точно знаю, что можно. У нас же всех мозги работают и руки из правильного места растут, так что прорвемся, банда. Прорвемся.
Он улыбнулся — через силу, криво, но искренне. Вот за это Рисса его уважала: даже в самой дерьмовой ситуации Дев умудрялся видеть свет в конце тоннеля. Хотя бы воображаемый. Рисса так не умела: единственный выход, который она пока видела, ей не нравился. Ей еще жить хотелось. Даже в рабстве. Сложить лапки и убиться, если станет совсем невмоготу, она всегда успеет. А там, глядишь, и забрезжит он, свет этот…
Она окинула взглядом соседей по камере — напуганных, замученных, злых, — и на душе стало так тоскливо, что захотелось завыть в голос. Любопытно, остальные как сюда загремели? Так же, как она с ребятами? Или сказали что-нибудь не то про Империю? Или ситху дорогу не уступили? А может, имперцы вообще хватали всех без разбора, как те же хаттские работорговцы? Рисса бы не удивилась.
Дев и Вильк продолжили вполголоса обсуждать планы побега. Уже до чистой фантастики докатились: Вильк, немного приободрившись, вовсю обсуждал, как он притворится больным, охранники войдут в камеру, чтобы его проверить, а все пленники на них как набросятся… Рисса презрительно скривилась. Набросятся они, как же… к стенам прижмутся и трястись будут, молясь, чтобы их за компанию с симулянтом не наказали.
Подтянув коленки к груди, Рисса обхватила себя руками. Ее сильно трясло, в глазах нестерпимо жглось. Она сама не заметила, как расплакалась, жалко шмыгая носом и поскуливая. Папа всегда говорил, что ей слабость не идет: мол, гордая красавица тут же превращается в нечто с опухшей физиономией и красным носом. Рисса невольно улыбнулась, и тут же жалость к себе накатила с новой силой. Папа… папа никогда бы не допустил такого. Не допустил бы, чтобы они с матерью обнищали, чтобы дочь начала воровать… Ну почему, почему он уехал?! Почему она, дура такая, не уехала с ним?!
— Рисс! — Встрепенувшись, девочка увидела прямо перед собой перепуганную веснушчатую физиономию Вилька. — Рисс, шухер, надсмотрщики идут!
В камере поднялась суета: пленники вскакивали на ноги и торопились выстроиться вдоль стены, с перепугу натыкаясь друг на друга. Одну девочку — совсем мелюзгу, лет девяти от силы, — в толкучке сбили с ног. Она так и ревела на четвереньках, пока какая-то женщина не помогла ей подняться. Рисса, Деввен и Вильк встали рядом, прижавшись друг к другу, как брошенные напуганные щенки. Хотя эти двое были теми еще придурками, Рисса вдруг отчетливо поняла, насколько же сильно не хочет расставаться с ними. Они банда. Друзья. Вместе — хоть против целой Империи… Хотя лучше бы все обошлось парой работорговцев.
Затаив дыхание, ребята наблюдали, как к камере приближается странная компания. Двое надзирателей в серой имперской форме сопровождали шедшего впереди… человека? Рисса проморгалась. Нет, точно не человека: у возглавлявшего процессию экзота в вычурных алых одеяниях была темно-красная кожа, ярко-оранжевые раскосые глаза и едва заметные костяные наросты над бровями. Если бы не это да надменная рожа, он был бы очень красивым. Рисса судорожно вздохнула, заметив у него на поясе световой меч. Замыкал шествие уже знакомый ей мерзкий врач, нервно теребящий в руках инфопланшет.
— На колени! — рявкнул один из надзирателей, и пленники тут же подчинились. Некоторые для верности распластывались по полу, видимо, показывая, насколько они хорошие рабы. Риссу передернуло от омерзения, но она послушно бухнулась на колени вслед за остальными: ей и так проблем хватало, нечего на ровном месте новые создавать.
Ситх окинул их презрительным взглядом. Почему-то Риссу он разглядывал дольше других, и она невольно согнула спину еще ниже: на плечи словно навалили тяжеленный груз. Дыхание в груди перехватило. Рядом напряженно сопел Вильк. Рисса скосила на него глаза и украдкой коснулась его пальцев своими, но он даже не глянул на нее в ответ: весь дрожа, упорно пялился в пол.
— Выведите их, — холодно приказал ситх. — Хочу посмотреть, насколько они безнадежны.
Рисса ожидала, что сейчас их всех погонят из камеры, как скотину на убой, но команды на выход не последовало. Наоборот, надсмотрщики сами вошли внутрь. За ними серой крысой в белом халате просочился врач.
— Берите этого, — сказал он и указал на худосочного парня лет восемнадцати. Парень смертельно побледнел и едва не грохнулся в обморок, когда его неласково схватили под локоть и вытолкнули из камеры. — Еще третьего слева мальчишку и обеих девочек.
Рисса и пикнуть не успела, как ее сгребли за шиворот и вздернули на ноги. Рядом взвизгнула маленькая девочка.
— На выход, — скучающим голосом велел надсмотрщик. — На милорда глаз не поднимать и молчать, пока не спросят, если не хотите неприятностей.
Рисса нестерпимо захотела огрызнуться, но сдержалась: склонила голову и послушно поплелась к выходу. Хочешь жить — умей вовремя заткнуться. Это правило Рисса хорошо усвоила.
Их вчетвером выстроили в реденькую шеренгу перед ситхом. Рисса некстати отметила, что у него крутой пирсинг на лице: массивное золотое украшение на тонкой переносице и по ряду колец на бровях. Если кто-нибудь сможет грохнуть его в темном переулке и срезать все это золото, то здорово разбогатеет. Ситх лениво прошелся вдоль пленников, разглядывая их со скучающим интересом, как богач — не слишком роскошный товар.