10000 лет до нашей эры (СИ)

— Я как раз перевожу текст про такой город. С помощью одной такой «толстой пыльной книги».
— Здорово! — я пропустила мимо ушей его сарказм. — И что там пишут?
— Я пока перевел только три первых предложения, — мрачно ответил Питер.
Я сразу скисла.
— Не густо.
— Это точно, древнегреческий чертовски сложная штука.
— А ты можешь произнести пару слов на нем?
— Зачем?
— Ну, можешь?
Питер нахмурил лоб.
— Просто произнеси пару слов, — взмолилась я.
— Ты сегодня очень странная, Майя, — вздохнул Питер, но выполнил мою просьбу.
Настал мой черед хмуриться.
— Не похоже, — покачала я головой.
— На что не похоже?
— Не важно. Так, давай вернемся к трем переведенным предложениям. Зачитаешь их?
— А ты, похоже, действительно увлеклась историей?
— Читай.
Питер поднес исписанную тетрадь к глазам, у него была близорукость, и прочел:
— «Там бог произвел на свет пять пар близнецов мужского пола. Он взрастил их и поделил весь остров на десять частей, причем тому из старшей четы, кто родился первым, он отдал дом матери и окрестные владения, как наибольшую и наилучшую долю, а остальным сыновьям дал землю в других частях и наделил властью над разными народами. Имена же всем он нарек вот какие…». Дальше я перевести не успел, ты как раз вошла.
— Там есть их имена?! — вскричала я.
— Ну, есть, конечно…
— Читай!
— Что за муха тебя укусила, Майя? В них мало толку. Мы никогда не узнаем исконных имён. Их перевели на греческий аналог, согласно местной мифологии и истории, понимаешь, так все народы тогда поступали…
— Боже, Питер, почему я никогда тебя не слушала…
— Ну, наверное, из меня рассказчик так себе, — улыбнулся он. — Тебе интересно узнать о древних городах? Я могу собрать для тебя материалы, это займет несколько дней. Ты что, плачешь? Майя!
— У нас нет этих нескольких дней, Питер. Это сон, черт возьми. Всего лишь проклятый сон. А я… Я забыла, как ты выглядел, Питер. Я смотрю на тебя, но не вижу. Ты ведь… Ты ведь был другим на самом деле. Твой голос звучал иначе… А я все забыла. Может быть, ты даже рассказывал мне об этих десятерых близнецах мужского пола, а я не слушала тебя. Мои мысли только и были, что о велогонках… Прости меня.
— Ну, ты исправилась, — растерянно произнес Питер.
— Ну, почему ты говоришь его голосом? Почему?!
— Да чьим это голосом я говорю?! — разозлился Питер.
И тут я резко проснулась. Сердце билось как сумасшедшее. Стояла кромешная тьма.
Я провела рукой по лицу. Щеки были мокрыми от слез.
Снизу донесся возмущенный голос Анкхарата. Он уже не сдерживал гнев, это чувствовалось, он почти орал на другого мужчину, который безрезультатно пытался прервать этот нескончаемый поток брани.
Я выскочила из постели, но, вспомнив о своей ногате, притормозила в коридоре и вернулась обратно за меховым одеялом, которое обмотала вокруг себя на манер полотенца. С платьем в темноте и самостоятельно я бы не справилась.
Как найти выход из моей спальни в сад, я знала хорошо.
А не на шутку рассерженный Анкхарат продолжал бушевать внизу, несказанно облегчая мне задачу — найти, чтобы придушить его голыми руками.
Хотя бы за то, что его идеальная, без изъянов внешность, напрочь вытеснила из моих воспоминаний настоящего Питера.
  
Глава 17. Кто сказал «мяу»
 
За те два дня, что Анкхарат провел в Доме Наслаждений, он видел женщин практически на любой вкус, даже самый странный.
Иначе и быть не могло. Рыжеволосая Эйкинэ, некогда бывшая жрицей огня, содержала самый известный Дом Наслаждений в Сердце Мира. Ходли слухи, что в подвале Дома Эйкинэ держит на цепях одну из племени краста — черноволосую, низкорослую и одетую в шкуры, — и предоставляет дикарку тем, кому по карману такое незаконное и запретное удовольствие.
Все эти два дня в Доме Наслаждений было не протолкнуться, дела у Эйкинэ и без дикарки из племени краста шли отлично, думал Анкхарат. Его голова гудела от вина, которое он пил все эти два дня. Вино было дешевым и разбавленным, плохо процеженным.
Эйкинэ сказала, что ему нужно подождать. И он ждал. Оставаться трезвым в Доме Наслаждений, где голоса и вздохи не затихают ни на миг, что может быть хуже?
Эйкинэ выделила ему отдельную залу, когда Анкхарат явился сюда на следующую после ритуала Матери ночь, и это не могло не остаться незамеченным.
Но есть случаи, когда нужно пренебречь традициями, и это был тот самый случай. Анкхарат о многом успел поразмыслить, сидя в пустой узкой зале с оштукатуренными стенами, расписанными непристойными картинами.
Эйкинэ даже подослала ему женщину в первый вечер. Но время ожидания все равно тянулось неправдоподобно медленно.
Анкхарат смотрел на стены, на которых художники в каких только позах не изобразили женщину, и думал о том, что катастрофически упускает преимущество в соревновании братьев. Ведь в первые две ночи после ритуала Матери Боги больше прочих дней благоволят мужской силе, думал Анкхарат. Огненному Богу отданы живые души, и Он со всеми своим великодушием направляет силу мужчины, чтобы тот в первую же ночь смог зажечь огонь новой жизни в женщине. Чем больше душ будет отдано в жертву, тем лучше. Костры в эту ночь жгли по всему Нуатлу. Бедняки сжигали быков, богатые — сжигали людей из племени краста, по недоразумению созданных Богами.
За стеной женщина исторгла высокий вопль. Анкхарат налил и опрокинул чашу залпом. Скривился. Слоновья моча, а не вино.
Проклятый Асгейрр, наверняка, не упустил первые две ночи. «Сила рождает сильного сына». Он мог позволить себе подобную самоуверенность, с тремя-то сыновьями.
Анкхарату Боги благоволили меньше. Он дал жизнь лишь одному мальчику, остальными — были девочки. Они остались на острове со своими матерями. Два старших сына Асгейрра, одному девять, второму шесть, уже обучались военному искусству в Сердце Мира, во Втором круге, неподалеку от ипподрома.
Сын Анкхарат погиб, не дожив и до трех лет.
Женщина за стеной застонала часто и быстро. Анкхарат потянул руку к кувшину и обнаружил, что он пуст.
— Проклятье.
Он поднялся на ноги, но пол предательски качнулся. Анкхарат устоял. Затем двинулся в сторону широкой костяной пластины на стене и ударил по ней каменным молотом. Пластина завибрировала.
Но никто не явился. Анкхарат ударил еще раз. Ему пришлось схватиться за шершавую поверхность стены, чтобы устоять на ногах на этот раз. Он не рассчитал силы и чересчур сильно замахнулся.
Взгляд сфокусировался на той части стены, за которую он держался, растопырив пальцы. Двое мужчин, разрисованных блеклой краской, делили одну женщину.
Анкхарат ударил в пластину изо всех сил.
В узком коридоре зашуршала ткань платья, и в проходе появилась сама Эйкинэ. Она всегда носила красное. Хотя хозяйка Дома Наслаждений больше не была жрицей, она всегда говорила, что не прекратила служения Богу Огня, ведь именно он одаривает женщин новой жизнью, а мужчинам дарит удовольствие.
Но красное, полупрозрачное платье Эйкинэ с глубоким вырезом сильно отличалось от тех халатов, что носили жрицы. Ее рыжие, как и принято у жриц, волосы были замысловато уложены и опоясаны жемчугом. На полной руке среди дюжины других украшений, Анкхарат заметил костяной браслет, который сам же преподнес Эйкинэ два дня назад, когда только переступил порог Дома Наслаждений.
Однако услуга, которую просил Анкхарат взамен этого браслета, так и не была ему оказана.
— Анкхарат, — очаровательно улыбнулась Эйкинэ, — прислать девушку?
Анкхарату пришлось упереться плечом в стену, чтобы устоять.
— Я пришел сюда не за этим, — выговорил он. — Где он? Я достаточно прождал.
Эйкинэ равнодушно пожала обнаженными плечами. Ее внушительные груди, едва скрытые прозрачным платьем, колыхнулись в такт.
— Задерживается, — сказала Эйкинэ. — Он знает, что ты ждешь и скоро…
Анкхарат надвинулся на женщину.