Снова влюблена?

Какое-то время Констанс лежала на кровати, чувствуя, как медленно ползут по щеке горячие слезы обиды, стискивая зубы, чтобы не разреветься от отчаяния и унижения. Но слезы постепенно иссякли и высохли, а обида и отчаяние сменились злостью, за которой пришла решимость.
Констанс встала с кровати и, подойдя к зеркалу, твердо посмотрела себе в глаза.
– Ты можешь реветь, рвать на себе волосы или достать из бара бутылку виску и напиться. Но это ничего тебе не даст, кроме покрасневших глаз, больной головы и жуткого запаха изо рта. Эти две недели твой последний шанс. Если ты не заполучишь Брайана Дорретти сейчас, то потеряешь его навсегда. И поделом.
Ей вспомнился совет матери. Да, нужно что-то предпринять. Не завтра, а сегодня. Не получится – попробуй другое. Констанс повернулась, подошла к мусорной корзине и увидела на дне крохотный бумажный шарик.
А почему бы и нет?
Трубку сняли после третьего гудка.
– Алло? – Голос принадлежал мужчине. Молодому мужчине.
– Добрый вечер. – Констанс скосила глаза на листок. – Я могу поговорить с Сибиллой?
– Конечно, но только не сейчас. Позвоните завтра утром. А еще лучше приходите.
Разговор не складывался, но и отступать после первой неудачи Констанс не хотелось. Каждый вариант должен быть отработан до конца.
– Мне бы хотелось для начала поговорить с Сибиллой. Пауза.
– Извините, вы знакомы с ней?
– Не могу сказать, что я с ней знакома, но я видела ее сегодня, и она даже произнесла в мой адрес несколько слов.
– А что именно она сказала? – В голосе явственно проступил интерес.
– Если не ошибаюсь, что-то вроде «вам не хватает совсем немногого».
На этот раз пауза растянулась.
– Хм…
Желая подтолкнуть заколебавшегося собеседника, Констанс добавила:
– Видите ли, я в вашем городе пробуду недолго…
В трубке что-то зашуршало. Подумав, Констанс решила, что больше всего этот звук напоминает шелест фольги, когда разворачивают шоколадку.
– Хорошо. В нашем сегодняшнем расписании появилось «окно», так что мы… Сибилла сможет принять вас сегодня. Сейчас. Откуда вы звоните?
– Я остановилась в отеле «Мажестик».
– У вас есть наш адрес. Это недалеко. Выйдите из отеля, сверните налево, пройдите два квартала и еще раз налево. Увидите четырехэтажный дом из светлого кирпича. Мы на втором этаже.
Вот так. Констанс вдруг охватили сомнения. Понятно же, что эти Сибилла и Шон самые заурядные мошенники, решившие обобрать заезжую простушку. С другой стороны, не сидеть же весь вечер и, возможно, часть ночи в номере, прислушиваясь к малейшему стуку и дожидаясь возвращения Брайана!
Солнце уже клонилось к горизонту. Тени стали длиннее, но народу на улице не убавилось, как будто люди не торопились возвращаться домой, радуясь первому за лето теплу.
Следуя полученным инструкциям, Констанс прошла два квартала и свернула налево. Вот и четырехэтажный дом из светлого кирпича. У подъезда играли дети, девочка лет девяти, застыв в неудобной позе на одной ноге, с отсутствующим видом жевала резинку. Обычная картина, ничего зловещего.
Поднявшись на второй этаж, Констанс остановилась у двери, медная табличка на которой подтверждала, что она пришла туда, куда надо. На звонок ответили почти мгновенно, как будто ее уже ждали.
– Входите. – Мужчине было около тридцати пяти, но в густых черных волосах мелькали серебряные пряди, а черный бесформенный балахон добавлял ему еще лет пять.
Констанс протиснулась между ним и стеной и оказалась в крохотной прихожей, освещенной маломощной лампочкой, прикрытой зеленым китайским абажуром. На выложенном плиткой полулежал видавший виды восточный коврик, а на выкрашенных неопределенного цвета краской стенах висели две картины, интерпретацию которых мог бы дать разве, что Сальвадор Дали.
– Вообще-то мне нужна Сибилла, – осторожно сказала Констанс, уже понимая, что попала на крючок к отъявленным мошенникам, которые не выпустят ее из своих цепких лап, пока не вытянут всю наличность. Мысленно она поблагодарила маму, следуя совету которой, взяла с собой только пятнадцать фунтов. – Если она занята, то я, пожалуй, пойду, а к вам загляну завтра.
Одна из двух выходивших в прихожую дверей внезапно открылась, и из комнаты – Констанс успела лишь заметить огромный угловой диван и затянутое тюлевой занавеской окно – вышла женщина. Высокая, в атласной хламиде довольно смелого покроя, с миловидным лицом и неожиданно добрыми глазами.
– Добрый вечер, Сибилла – это я.
– Меня зовут Констанс. – Констанс умышленно не стала называть фамилию. Сейчас мошенники попытаются выведать у нее, как можно больше всевозможной информации, чтобы потом, интерпретировав ее по-своему, выдать за откровение свыше. – Я… мне бы хотелось…
– Почему бы нам для начала не выпить чаю? – предложила Сибилла и, повернувшись к мужчине, добавила: – Шон, проводи нашу гостью, а я пока все приготовлю.
– Прошу вас, Констанс. – Шон открыл вторую дверь, за которой обнаружилась комната, которую с некоторой натяжкой можно было назвать кабинетом.
Переступив порог, Констанс огляделась. Две стены занимали стеллажи с книгами. Два глубоких кресла и инкрустированный столик между ними, как бы давали понять, что общение хозяев с клиентами проходит в непринужденной обстановке. Письменный стол и стул с высокой выгнутой спинкой стояли чуть в стороне, возле затянутого плотной бархатной шторой окна. Третья стена оставалась пустой, если не считать портрета в дорогой раме, на котором была изображена женщина в роскошном платье, державшая в руке букетик фиалок.
Все еще не уверенная в правильности своего скороспелого решения, Констанс остановилась.
– Я, наверное, нарушила ваши планы на вечер, – сказала она, думая о том, не лучше ли, пока не поздно, убраться отсюда и вернуться в отель, где, конечно, пусто и одиноко, но зато, по крайней мере, безопасно.
– Ни в малейшей степени, – уверил ее Шон. – Устраивайтесь вот в этом кресле, а я с вашего позволения выпью портвейна. – Он отошел к стеллажу и вернулся с подносом, на котором стояли два бокала и бутылка. – Не желаете?
– Спасибо, нет, – машинально ответила Констанс. Шон поставил поднос на стол, откупорил бутылку и щедро плеснул в бокал светло-коричневой жидкости, аромат которой тут же распространился по комнате.
– Чувствуете? – спросил он, смешно морща нос. – Божественно. Сейчас большинство предпочитает виски, джин или русскую водку, а некоторые не пьют ничего, кроме этого ужасного пива. Мне же больше по душе портвейн. Да вы садитесь. Констанс осторожно опустилась на край кресла и, немного освоившись, скользнула взглядом по корешкам книг. Судя по разнообразию авторов, – а здесь соседствовали Аполлипер и Аристотель, Сартр и Сименон, Фрейд и Фаулз – интересы хозяев простирались от беллетристики до философии. Сибилла принесла чай и собственной выпечки, о чем было сообщено не без гордости, воздушное печенье.
Выслушав пространный рассказ о способах заварки чая и тайнах кондитерского искусства, Констанс решила поддержать беседу еще минут пять-десять, а потом откланяться. Не зная, как перейти к делу, она снова обвела взглядом стены и остановилась на портрете.
– Хорошая работа, не правда ли? – заметила Сибилла. – Вам нравится?
– Я не большая поклонница Гейнсборо, – ответила Констанс.
– О, вы прекрасно разбираетесь в живописи! Это портрет моей прапрабабушки, которую, кстати, тоже звали Сибиллой.
Констанс решила, что визит затянулся.
– Сколько вы берете за сеанс?
Вопрос прозвучал неожиданно резко и даже грубо, и Констанс почувствовала, что краснеет.
Однако хозяев ее резкость, похоже, нисколько не задела. Шон продолжал потягивать портвейн, а Сибилла чай.
– Полагаю, об этом говорить пока рано. Мы ведь еще ничего не сделали, чтобы помочь вам.
– Почему вы решили, что мне нужна чья-то помощь?
Сибилла откусила кусочек печенья.
– Все очень просто. Вы ничего не знаете о нас, но все-таки пришли. Значит, вы в отчаянном положении.