Ветер в твоих крыльях
— По-моему, именно спонтанности тебе и не хватает.
Валери вспомнила ночную дорогу, и крик Шеррил, и то, что она, благополучная мисс Мэдисон, — настоящий друг Макса Эвершеда. Все то, что отравляет ее кровь и заставляет плакать ночами. Это нужно отрезать. Любовь можно оставить, а стесненность и осколки, ранящие сердце, — уничтожить любыми доступными способами.
— Хорошо, — дивясь собственной смелости, сказала Валери. — Только не слишком экстремально, ладно? Моя работа…
— Я поняла, — засмеялась Хельга. — Пойдем.
Ножницы щелкали, Рейчел размешивала краску для волос в мисочке, и Валери чувствовала резкий химический запах. Она сидела, закрыв глаза, чтобы не увидеть результат раньше времени. Словно в омут прыгала: изменить прическу для нее значило так много. Хельга напевала что-то на неизвестном Валери языке, может быть, страшные заклинания индейских предков. Хотя какие у нее могут быть индейцы в роду, у этой белокурой красотки… Но мало ли на свете племен, сгинувших и ныне живущих, которые хранят страшные магические тайны! Валери приоткрыла глаз, увидела, что масса в мисочке приобрела бледно-сиреневый цвет, и снова зажмурилась. Нет, пока она не хочет ничего знать.
Валери все думала и думала о Максе. О его руках, которые иногда прикасались к ней — в шутку, по-дружески, но ее словно огнем обжигало, и потом она, забравшись в темный угол, зализывала ранки. Он ничего не замечал. И не должен был заметить, и все же в глубине души Валери жило тайное желание: пусть бы он заметил, и, может, тогда смог бы полюбить ее. Но если этого не случилось за четыре года, глупо надеяться. Иначе она так и умрет одинокой старой девой, потому что никогда не сможет полюбить кого-нибудь еще.
Как можно полюбить кого-то, кроме Макса Эвершеда?..
Через полтора часа Хельга выключила фен и торжественно произнесла:
— Готово.
— Мы притащили большое зеркало в гостиную, — таинственно сообщила Рейчел, — и обставили все, как нужно. Ты увидишь себя обновленную, а мы прочитаем заклинание. Готова?
— Нет, конечно, — огрызнулась Валери, которая отчаянно трусила. Все, что угодно, только не ирокез, подумала она. — Но выбора у меня нет, не так ли?
— Именно. Давай руку, глаза пока не открывай.
Хельга и Рейчел под локотки сопроводили Валери в гостиную, где слышалось нестройное пение гостей. Видимо, гости вслух пели магическую песню, потому что ни слова Валери не понимала, только чувствовала ритм — странный, завораживающий.
— Теперь открой глаза, — прошептала Рейчел.
Валери выполнила указание. В дальнем конце комнаты стояло зеркало, едва заметное в полутьме. Свет было погашен, к зеркалу вела дорожка, образованная двумя рядами горевших свечек-«таблеток». Такие же свечки держали все присутствующие; учитывая то, что одновременно они раскачивались и пели свою песню, выглядело все жутковато.
— Черная месса какая-то, — шепотом прокомментировала Валери.
— Черная месса — это когда кошек режут, а у нас маленькое бытовое волшебство, — хмыкнула Рейчел. И действительно, кот Стефан сидел у дверей, спокойно глядя на творившееся безобразие. Кузина подтолкнула Валери в спину. — Иди.
— И не обращай ни на что внимания, — посоветовала Хельга. — Просто останься сама собой и пойми, что твоя жизнь с этого момента принадлежит одной тебе и меняется навсегда.
— Ну… хорошо.
Валери сделала первый шаг, стараясь не оглядываться на домашний электрический свет, льющийся из кухни. Пламя свечей колыхалось, когда женщина осторожно шла мимо. Песня показалась ей успокаивающей, и происходящее больше не выглядело фантазией ребенка-аутиста. Валери нестерпимо захотелось посмотреть на себя, поверить Рейчел и ее странным друзьям, поверить, что отныне и навсегда у нее все будет хорошо.
Она медленно приблизилась к зеркалу, и вот из сумрака комнаты на нее взглянула женщина — одновременно знакомая и чужая. Хельга действительно не зря гордилась дядей-парикмахером, а он не терял времени, обучая племянницу. Никакого ирокеза или дредов. Стрижка стала короче, появилась острая челка, были полностью открыты уши. Никакого каре — строгая, элегантная красота. Кончики волос еле заметно золотились: их немного осветлили, так что голова казалась окутанной легким сиянием. Огромные шоколадные глаза незнакомки в зеркале смотрели на Валери пристально и слегка испуганно. Кто эта женщина?
— Это я? — прошептала Валери. — Это на самом деле я?
Губы отражения зашевелились, и оно вдруг улыбнулось — и Валери поняла, что улыбается она сама, широко и радостно. Перестала ныть спина, куда-то делась головная боль, и пришло ощущение безграничной легкости и счастья.
— Это я, — сказала она и засмеялась.
Щелкнул выключатель, комната осветилась, и шаманская песня заглохла.
— Ну? — сказала кузина Рейчел, подошла к Валери сзади и обняла. — Так легче?
— Еще бы!
— В таком случае, предлагаю отпраздновать. Кто что будет пить?
Макс проснулся от ощущения, что закрылась входная дверь. Он ничего не слышал, но, когда долго живешь в каком-то месте, начинаешь чувствовать его, как еще одну кожу. Приподняв голову, Макс прислушался. Тишина. Лежат на полу длинные ночные тени.
Помнится, жил в Австрии такой немного ненормальный архитектор — Хундертвассер. Он строил дома, больше похожие на сны, чем на строения, в которых живут. У него была теория, называвшаяся «Право на третью кожу», в которой он утверждал, что человек окружен тремя слоями — кожа, одежда и стены дома.
Иногда Макс очень хорошо его понимал.
Электронные часы на тумбочке показывали шесть утра. Рановато для шастания по улицам, а грабителей в этом доме сроду не видали, поэтому, скорее всего, дверью хлопнул кто-то свой. Макс сел, включил настольную лампу и снова прислушался. Ни звука, ни движения.
Он натянул джинсы, сунул ноги в тапки и пошел исследовать местность, включая по дороге свет. Дверь в спальню Шеррил была, как всегда, закрыта, и Макс, разумеется, не стал ее открывать. Шеррил давно не спала вместе с ним, особенно после ссор, хотя иногда у них и случались еще приступы буйного секса.
Никого нигде не было. Наверное, показалось. Макс прошел на кухню, чтобы сделать себе кофе — если проснулся в такое время, заснуть уже не удастся, — зажег там свет и сразу увидел длинный белый конверт. Он был прислонен к вазе с цветами, стоявшей в центре стола. Даже с порога Макс мог разглядеть на нем свое имя.
Почерк Шеррил. Ничего хорошего.
Эвершед постоял несколько секунд, потом подошел к столу, взял конверт, открыл его и быстро пробежал глазами написанное. Аккуратно положил распечатанное письмо на стол. Затем подошел к висевшему на стене телефону, снял трубку и набрал известный до последней цифры номер.
Трубку взяли после десятого гудка.
— Валери, — сказал Макс, — извини, пожалуйста, что я тебя разбудил, но ты мне очень нужна. Да, приезжай ко мне. Немедленно.
8
Валери всю дорогу умоляла таксиста ехать быстрее; к счастью, утренние пробки еще не успели толком сформироваться, поэтому удалось добраться до дома Макса без особых проблем. Судя по его голосу, в квартире произошло стихийное бедствие, и, выходя из лифта, Валери опасалась увидеть обугленную дверь, например. Но ничего такого не было. Дверь оказалась на месте, в целости и сохранности, и холл за ней был пустынен и прекрасен, как всегда. Мечта дизайнера.
— Макс! — негромко позвала Валери, не дождалась ответа и пошла исследовать квартиру.
Эвершеда она нашла в большой светлой комнате — одном из салонов, как их называла Шеррил. Там частенько принимали гостей и устраивали развеселые вечеринки, на которые съезжалась уйма знаменитостей. Макс стоял у окна, держа в руке стакан с виски. Открытая бутылка стояла на столе.
— Макс, — сказала Валери, — что случилось?
— Хорошо, что ты приехала, — ответил он, не оборачиваясь. — Адриан еще не проснулся. Я бы хотел решить, что говорить ему.