Ветер в твоих крыльях

А она останется в Нью-Йорке, сбрызнутом ноябрьским морозцем, и попробует не повеситься и не сойти с ума за эти десять дней.
Он ведь и раньше уезжал, говорила себе Валери. Он беспечно просил ее забронировать ему билеты на самолет, брал в охапку сына, иногда — если съемочный график тому не мешал — и Шеррил, и они уезжали. Только раньше сердце почему-то болело меньше. Или это сейчас так кажется?
Когда же она влюбилась в него? Когда он в первый раз сказал это свое: «Привет, я Макс», или все-таки пятью секундами позже? Иногда Валери казалось, что она любила Макса всегда, как всегда умела дышать. Что она родилась с этой любовью к Максу в крови. Она росла, играла с братьями, кузенами и кузинами, смеялась, бегала, говорила, — и все это было для него, вдохновлено им, без него не обходилась ни одна минута, просто до поры до времени Валери не знала, что именно без него. А когда она впервые его увидела, поняла: так и есть, вот он, человек, для которого я дышу.
Только ему ее дыхание не нужно. Ну дышит и дышит кто-то рядом. Подумаешь.
— Валери. — Макс помахал перед ее лицом ладонью. — Ты спишь?
— Нет. — Она вздохнула. — Просто задумалась.
— Не спи, пожалуйста. — Он выглядел очень уставшим. Так как все сцены с ним требовалось отснять за три дня, работать приходилось напряженно. Маленькая студия в ста двадцати милях от Нью-Йорка, где работал Кейз, казалось, не простаивает ни минуты. — Стэнли обещает закончить через пятнадцать минут. Я хочу, чтобы ты посмотрела. Если что-то не так, скажи мне, ладно?
— Хорошо, Макс. Хорошо.
Валери еле удержалась от попытки потереть лицо, чтобы проснуться, — вспомнила о макияже, — и прошла вслед за Эвершедом к съемочной площадке, залитой жарким светом софитов. Несмотря на работавшие вентиляторы, в павильоне было душно. Снимали уже четырнадцать часов, а ведь еще обратно ехать. Валери рассчитывала, что все закончится раньше. Они с Максом приехали сюда на одной из его машин — иногда Эвершед любил сам сесть за руль, но обратно рулить, как пить дать, придется ассистентке. Макс заснет сразу же, как сядет в машину.
Кивнув знакомому помощнику режиссера, Валери аккуратно устроилась в сторонке, чтобы никому не мешать, и попыталась сосредоточиться. Макс помотал головой, подвигал плечами, разминая мышцы, и гример прошлась широкой мягкой кисточкой по его лицу.
— Готовы?
— Да, — спокойно ответил Макс, нашел глазами Валери и подмигнул: дескать, следи, чтобы все было в порядке. Она была его индикатором, зашкаливавшим, если он что-то делал не так.
— Приготовились! Тишина на площадке! Мотор! Начали!
Сумрачная комната, шатающийся стол, стул, на нем сидит человек, которого играет Макс. У окна стоит подросток — его старший сын. Долгое молчание.
— Сонни спрашивал: а правда, что египетские пирамиды построили инопланетяне?
— Правда, — говорит Макс и аккуратно соединяет крохотные проводки. Он служил в армии, был сапером. Он знает, как изготовить взрывчатку. Он сейчас ее доделает и выйдет на площадь, требуя справедливости. — Все правда, во что ты поверишь.
Они говорят не о пирамидах, и оба это знают.
— Почему ты уходишь?
— Потому что я хочу, чтобы с вами все было хорошо.
— Ты нас бросаешь.
— Нет, Джейми, я вас люблю. Я вас никогда не брошу.
— Ты говорил по телефону, что умрешь. Я слышал.
Макс резко поднимает голову.
— Я никогда тебе не врал. Посмотри на меня и скажи, что ты не хочешь, чтобы я умер.
Бомба уже готова.
— Я всегда тебя ненавидел, — буднично говорит Джейми, — но сейчас не хочу.
Макс протягивает ему бомбу.
— Если ты меня ненавидишь так, как раньше, дерни за красный провод и пойдем со мной, черт тебя дери.
— Ты псих, — говорит Джейми, отступая в угол. — Ты псих, папа.
Макс аккуратно кладет бомбу на стол и тихо говорит ему:
— Да, я псих. Только ты не ненавидишь меня, Джейми. Ты меня любишь. Хотя нет. Это больше, чем любовь: мы друзья. Так что ты меня простишь.
— Дурак! — кричит Джейми и выбегает из комнаты.
Макс встает, берет бомбу и аккуратно кладет ее в карман.
— Стоп! Снято.
Валери моргнула. Как всегда, когда Макс играл, она словно проваливалась в иную реальность. Она не могла переключаться так легко, как он. А Эвершед уже смотрел на нее вопросительно, прищурившись. Валери кивнула и подняла большой палец.
— На сегодня все. — Стэнли Кейз, приятный человек лет тридцати, был на этой съемочной площадке одновременно лучшим другом всем и кинобогом. Через несколько лет его картины будут в золотом фонде американского кинематографа, сомнений нет. — Спасибо, дамы и господа, работа с вами доставляет мне истинное удовольствие. Поаплодируем же друг другу.
Валери похлопала в ладоши, наблюдая, как гример усаживает Макса, чтобы смыть грим. Нужно срочно увозить Эвершеда, пока он не заснул прямо в этом кресле. Валери двинулась к Кейзу, чтобы узнать расписание на завтра.
— Не раньше двенадцати, я думаю, — ответил задумчивый режиссер. — Утром у нас немного другие планы, так что мистер Эвершед может выспаться.
— Мечтайте, — фыркнула Валери, — у него привычка вскакивать ни свет ни заря.
Еще четверть часа ушло на то, чтобы вытряхнуть Макса из костюма, запихнуть в свитер и джинсы и усадить в машину. Валери села за руль и задумчиво посмотрела сначала на приборную доску, потом на готовящегося заснуть Эвершеда. Сто двадцать миль до Нью-Йорка — многовато при нынешнем раскладе. Есть два выхода: искать поблизости отель или… Валери ткнула Макса в бок.
— Подожди, не засыпай. Я предлагаю не ехать домой.
— А куда? — Макс изо всех сил таращил слипающиеся глаза.
— Мы можем колесить по округе в поисках отеля, но, учитывая, что я не знаю местность, а спросить на студии забыла, будем делать это до утра. Или… в десяти милях отсюда на север живут мои родители. Если ты не против…
— Разумеется нет. Если у них найдется койка. Или хотя бы коврик у двери.
— Не беспокойся, — засмеялась Валери, — найдется.
Теперь оставалось не заснуть по дороге.
Макс проснулся, увидел над собой солнечный дощатый потолок и удивленно заморгал, потом поднес к глазам руку с часами, которые редко снимал. Семь утра. Семь утра, и он не дома. А где же он, черт побери?
Вчерашний вечер вспоминался смутно. Макс еще помнил, как он садился в машину, но дальше в памяти зияла преогромная дыра. Дырища. Эвершед сел.
Просторная комната, выходящая окнами на восток: вот почему в ней так много солнца. И солнце — это хорошо, значит, ноябрьский дождь перестал. Широкая кровать, тканые половики в деревенском стиле, дубовая мебель, осенние, тоскливо пахнущие цветы на тумбочке… Одежда Макса была аккуратно сложена на стуле. Узкая дверь в углу оказалась дверью в ванную.
Проблемы Эвершед привык решать последовательно. Так как в ванной обретался его несессер, логично было предположить, что находится он тут на законных основаниях, а потому вполне можно принять душ, побриться и уже после этого отправляться исследовать местность.
Он проделал все вышеупомянутые процедуры, натянул джинсы, свитер и — что свидетельствовало о близком присутствии Валери — чистые носки, после чего открыл дверь и прислушался. Тишина. Коридор, куда выходят еще двери, пуст. Макс увидел у порога свои чистые кроссовки, рассеянно сунул в них ноги и, накрепко завязав шнурки, пошел искать жизнь.
Для начала он обнаружил лестницу, ведущую вниз; она тоже была дубовой, добротной и приятно поскрипывала, когда Макс спускался. Лестница привела его в холл, где Эвершед немедля учуял запах кофе и пошел к его источнику, как загипнотизированный. Если кто-то в этом доме варит кофе, с этим кем-то можно подружиться и выпросить себе чашечку.
На просторной кухне за большим круглым столом сидела женщина в широких мягких брюках и полосатом свитере; ее сколотые на затылке седые волосы переливались неисчислимыми оттенками серебра. Заслышав шаги, женщина подняла голову и улыбнулась. Рядом с ней исходила паром большая оранжевая чашка с кофе.