Райский остров

Она произнесла это без всяких эмоций, и все же казалось, что ее бесстрастный голос эхом разнесся по всей комнате.
Граф недоверчиво уставился на нее.
– Я не верю этому, – наконец сумел произнести он.
– Это правда. Она приняла дозу лауданума, достаточную, чтобы убить двух сильных мужчин, и, когда служанка обнаружила ее утром, она была мертва уже несколько часов.
– Боже мой! – воскликнул граф.
Затем, забыв всякий этикет, он прошел через покои к окну и, глядя в сад, пустой и притихший под блеклым ноябрьским небом, попытался собраться с мыслями.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваше имя не упоминалось в связи с этим, – произнесла королева после минутного молчания. – И постараюсь предотвратить любой скандал.
– Но почему вы считаете, что я имею к этому отношение?
– Потому что именно из-за вас произошла ссора между Луизой и ее супругом.
– Из-за меня?
– Она написала вам письмо, весьма неосторожное, как я полагаю, от которого любой муж пришел бы в ярость.
– Как же Виллем смог прочитать его?
– Луиза как раз писала это письмо у себя в будуаре, когда он неожиданно вошел, и, так как она выглядела при этом очень виноватой и попыталась прикрыть письмо, он просто отнял его силой.
– Это очень на него похоже, – резко заметил граф.
Королева Даугер вздохнула.
– Вы ведь знаете так же хорошо, как и я, насколько он ревнив, и, к сожалению, там, где речь идет о вас, у него, без сомнения, есть для этого все основания.
– Все это закончилось два… нет, почти три месяца назад.
– Возможно, это и так, с вашей точки зрения, – сказала королева, – но Луиза все еще продолжала любить вас и вела себя как истеричная девчонка, а не как замужняя женщина. – Помолчав, королева добавила: – Итак, она умерла.
Граф продолжал смотреть в окно ничего не видящим взглядом.
В этот момент он бы очень дорого дал, чтобы никогда не иметь ничего общего с баронессой Хейдберг, хотя она была единственной привлекательной женщиной в окружении королевы Даугер.
Другие фрейлины были коренастыми полными дамами средних лет, и, когда граф смотрел на них, на ум ему приходили лишь пудинги на сале и клецки, которые он ненавидел в детстве.
В отличие от них, Луиза ван Хейдберг казалась ему дыханием весны в зимний день.
Она была красивой, изящной и очень юной для того поста, который занимала, будучи женой одного из самых влиятельных людей при дворе. Луиза была второй женой барона и вполне годилась ему в дочери. Как быстро обнаружил граф, она ни в малейшей степени не любила человека, за которого вышла замуж.
Так как ее семья занимала весьма низкое положение на социальной лестнице, для нее этот брак открывал великолепные возможности и был с восторгом принят ее родителями, которые едва могли поверить в такую необыкновенную удачу.
Для них не имело значения, что барону было уже далеко за пятьдесят и что его внезапно вспыхнувшая страсть к их дочери, напоминавшая наваждение, вызывала лишь страх, а затем и отвращение у юной девушки. Для них имело значение лишь то, что баронесса ван Хейдберг становилась фрейлиной королевы Даугер и занимала важное положение при дворе, о чем они никогда даже мечтать не смели.
Для графа это было всего лишь очередное увлечение, легкий флирт, который придавал его жизни при дворе известную пикантность и помогал переносить скучные обязанности придворного.
У него не было намерения вступать в серьезные отношения с женой другого мужчины, так же как и давать пищу для пересудов, которые могли бы ему навредить.
Луиза мгновенно ответила на первую же его попытку пофлиртовать с ней, и граф нашел это определенно забавным и весьма приятным. А для нее сразу стало ясно, что он воплощал в себе все черты романтического героя, о котором она грезила в своих девичьих мечтах.
– Я обожаю тебя, – сказала она ему однажды. – Ты как Аполлон. Ты принес свет во тьму моей жизни.
Пресыщенный вниманием красивых женщин, которые занимали бо́льшую часть его времени с тех пор, как он стал взрослым, граф был тронут и на время увлечен страстью Луизы.
Три месяца назад он вдруг обнаружил, что все идет не так, как бы ему хотелось.
Луиза находила возможным обнаруживать свои пылкие чувства даже тогда, когда они были на глазах у тех суровых, неумолимых судей, для кого протокол был религией.
Она хотела, чтобы их отношения стали для него чем-то большим, чем очередная интрижка, а это было немыслимо для графа.
Она не боялась идти на любой риск, чтобы быть рядом с ним и отдаваться своей страсти, даже если ее муж находился где-нибудь неподалеку, к примеру, в соседней комнате.
И граф испугался.
Он чувствовал себя как человек, который проделал небольшое отверстие в дамбе, и теперь оттуда готово было хлынуть целое море, угрожая затопить и его самого, и все вокруг.
С предусмотрительной осторожностью, приобретенной благодаря богатому опыту в подобных делах, он принялся освобождаться, как в прямом, так и в переносном смысле, из цепких объятий Луизы, от ее губ, жаждущих его поцелуев, и от ее настойчивых притязаний на его любовь.
Разумеется, как и любая другая женщина на ее месте, Луиза вскоре догадалась о том, что происходит.
И тогда она начала забрасывать его письмами и записками, а когда они оставались наедине, принималась умолять его о любви с такой пылкой страстью, которая приводила его в смущение.
Слишком поздно он понял, что Луиза относилась к тем истеричным натурам, которых очень легко вывести из состояния равновесия и поведение которых почти не поддается контролю.
– Послушай, Луиза, ты ведь замужняя женщина, – повторял он ей снова и снова. – У тебя есть определенные обязательства перед твоим мужем. Если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, он увезет тебя в свое дальнее поместье, и мы никогда больше не увидимся.
Граф пытался таким путем образумить свою пылкую обожательницу, но его слова вызывали лишь новые потоки слез и страстные протесты.
Один раз Луиза даже упала перед ним на колени, умоляя со слезами на глазах не покидать ее.
Никогда раньше граф не попадал в столь затруднительную ситуацию, а он привык к тому, что женщины ему полностью подчинялись.
Недаром его имя – Виктор, то есть победитель, – очень подходило ему, и все женщины, которых он одаривал своим вниманием и любовью, готовы были делать абсолютно все, чего он от них требовал.
В то же самое время большинство из них были достаточно благоразумны и осторожны, чтобы не навредить своей репутации. Граф часто цинично думал, что эти женщины даже в самые интимные минуты близости с ним прислушивались к шагам на лестнице или скрипу дверей – любому сигналу, который мог означать для них неприятное разоблачение.
Он понял, что допустил ошибку, выбрав столь юную женщину, как Луиза, и не учтя того, что ее целостная натура совсем не годилась для легкой кратковременной связи.
Его могло извинить только то, что ему и в голову не приходило, как может женщина после четырех лет замужества и рождения наследника, о котором так мечтал ее муж, все еще сохранять мечты и надежды на романтическую любовь, словно невинная невеста.
Но он не учитывал одного: Луиза до встречи с ним никогда в жизни не была влюблена.
Теперь, когда это чувство захватило ее, она, как и многие женщины до нее, вкусив любовного экстаза, готова была отдать за него весь свой мир.
Граф был очень умелым, опытным и темпераментным любовником. Занимаясь любовью, он становился очень ласковым и нежным, чего нельзя было заподозрить в нем в другие моменты его жизни.
Мужчины считали его холодным и высокомерным, и лишь в моменты интимной близости перед женщиной открывались нежные стороны его натуры, которых в другое время он стыдился.
Никогда прежде за все годы, которые он провел, наслаждаясь легкими, ни к чему не обязывающими отношениями, где бы и когда бы их ему ни предложили, он не встречал женщины столь неистовой, почти безумной в любви, как Луиза.