Звездный билет

Афродита родилась из пены морской у острова Крит. А Галя? Неужто в роддоме Грауэрмана вблизи Арбата? В сущности, Афродита – довольно толстая женщина, я видел ее в музее. А Галя?
Галя стройна, как картинка Общесоюзного Дома моделей.
Что бы я сделал сейчас, если бы был я греком? Древним, конечно, но юным и мощным, точно Геракл?
О Галя!
Я бы схватил ее здесь, на пустующем пляже. На мотоцикле промчался бы с ней через Таллин и Тарту.
Снял бы глушитель, чтоб было похоже на гром колесницы.
Я бы унес ее в горы, в храм Афродиты.
Книгу любви мы прочли бы там от корки до корки.
Димка не был греком, он боялся Гали. Что он знал о любви? Он бросил Гале полотенце. Она расстелила его на песке и села, обхватив руками колени.
– Ой, как здорово искупалась!
Она подняла руку и отстегнула пуговку под подбородком. Стащила с головы голубую шапочку.
– Не смотри на меня.
– Это еще почему?
– Не видишь, я растрепанная! Дай зеркало и гребенку!
Димка засвистел, перекатился на другой бок и бросил ей через плечо зеркальце и гребенку. Он стал смотреть на свои сандалии, засыпанные песком, а видел, как Галя причесывается. В левой руке она держит зеркальце, в правой – гребенку, заколки – во рту.
– Теперь можешь смотреть.
– Неужели? О нет, нет, я боюсь ослепнуть!
– Смотри! – крикнула она с вызовом.
Димка стал смотреть.
«Смотри, смотри, смотри! – отчаянно думала Галя. – Смотри, сколько хочешь, смотри без конца! Можешь смотреть и прямо в лицо, а можешь и искоса.
Смотри равнодушно, насмешливо, страстно, нежно, но только смотри без конца!
Ночью и вечером и в любое время!»
– Что с тобой? – спросил Димка, холодея.
– А ничего. Не хочешь смотреть, и не надо, – проговорила она, чуть не плача.
Сегодня, в четыре часа утра, Юрка и Алик ушли на рыбную ловлю. Кто-то им сказал, что в озере Юлемисте бездна рыбы. А в девять часов Димка закрутился под солнечным лучом, проникшим в палатку через откинутый полог.
Луч был тоньше вязальной спицы. Он блуждал по Димкиному лицу. Димке казалось, что он стал маленьким, как червяк, и что он лежит у подножия травяного леса. Забавно, что трава кажется нам, червякам, настоящим лесом.
Вокруг оглушительно, точно сорок сороков, гремели и заливались синие колокольцы. Солнечный луч полез Димке прямо в нос. Димка чихнул и проснулся.
Рядом с его ложем сидела на корточках Галка. Она была в белой блузке с закатанными рукавами и в брюках. Она смеялась, как тысяча тысяч синих колокольчиков. Она щекотала Димкин нос травинкой. Димка знал, что такое жажда расправы. Она появлялась у него всегда, когда его будили.
– Ах ты подлая чувиха! – заорал он и бросился на Галку. Хрипло ворча:
«Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» – он сломил ее сопротивление. И вдруг он заметил, что Галка во время борьбы не проронила ни звука. Вдруг он увидел ее странно увеличившиеся глаза. Вдруг он почувствовал под своими руками ее плечи и грудь. Он вылез из палатки и бросился бежать. Мчался меж сосен, прыгал через ручьи, выскочил на шоссе и снова – в лес. Он задыхался и думал: «Надо отрабатывать дыхание».
Через несколько минут, когда он снова сунулся к палатке, он увидел, что Галя лежит на спине и курит.
– Эй, пошли рубать! – крикнул он.
За завтраком было странно. Булка не лезла в рот, и все хотелось курить.
Галя крошила булку в кефир и все смотрела в окно.
Ребята на озере Юлемисте ловят рыбу. Димка им завидовал. Они там просто ловят рыбу, а у него что-то случилось с Галей. Что же случилось? А стоит ли завидовать Юрке и Алику! Они там со своей идиотской рыбой, а он здесь с Галей.
И дальше все шло очень странно. Ни разу не появилась Брижит Бардо.
Возле киоска Галя даже не обратила внимания на новые фотографии – Лоуренс Оливье и Софи Лорен. Она шла рядом с Димкой и покорно слушала его прогнозы Олимпийских игр. Димка же трепался без конца. Молол языком что-то о травяном хоккее. Напрасно эта игра не культивируется в Союзе. Он бы, безусловно, вошел в сборную страны. Болтал и думал: «Что же произошло?»
«Любовь!» – грянуло из небес, когда Галя выходила из воды. Начинается любовь, Димка. Эта девочка, которую ты десять лет назад нещадно избил за разглашение военной тайны. Эта девочка, которая была леди Винтер и Констанцией Бонасье одновременно и которой хотелось быть д’Артаньяном. Но д’Артаньяном был ты. Помнишь погоню за каретой возле Звенигорода? Эта девочка, которая передавала твои записки своей однокласснице, когда все у вас стали вдруг дружить с девочками и тебе тоже надо было с кем-то дружить.
Не мог же ты дружить с этой девочкой, ведь ты ее видел каждый день во дворе.
Эта девочка вдруг на сцене. Помнишь школьный смотр? Эта девочка вдруг в юбке колоколом, и туфельки-гвоздики. Ты помнишь, как пожилой пьяный пижон сказал в метро: «Полжизни бы отдал за ночь с такой крошкой». Еще бы тебе не помнить: ты дал ему прямым в челюсть. Эта девочка… Ты полюбил ее. Ты и не мог полюбить никакую другую девочку. Только ее. Галя чуть не плакала и смотрела на Димку.
– Пошли рубать, – сказал он, – время обеда.
– Не пойду.
– Почему?
– Дай лучше мне закурить.
– Ты сегодня уже пятую.
– Ну и что же?
– А то, что охрипнешь и тебя не примут в театральный институт. Вот будет смешно.
– Тебе уже смешно?
– Ага.
– Что же ты не смеешься?
– Ха-ха-ха!
– Тебе действительно смешно?
– Конечно, смешно.
– А я хочу плакать, – сказала она, как маленькая девочка.
– Пошли рубать.
Он встал и стал одеваться. Галя смотрела в море.
– Я хочу быть на яхте, – сказала она, – а ты?
– Не откажусь.
– Со мной?
– Можно и с тобой. – Димка больно закусил губу.
– Иди ты к черту! Я с тобой не поеду! – крикнула Галя и уткнулась лицом в колени. Димка помялся с ноги на ногу. Он уже не мог теперь грубо хлопнуть ее по плечу или потащить за руку.
– Ладно, Галя, я тебя жду, – промямлил он и поплелся наверх к лесу.
Ему было тошно и смутно. Галя его тоже любит – это ясно. И это у нее не игра. И она смелее его. Почему это так? Цинично треплешься с ребятами на эту тему, а любовь налетает, как поезд в кино. Почему ему страшно? Ведь он прекрасно знает, что это не страшно. Любовь – это… Любовь – это… Что он знает о любви?
Любовь! Что знает о тебе семнадцатилетний юноша из «приличной» семьи?
О, он знает вполне достаточно. Соответствующие беседы и даже диспуты он посещал. Кроме того, ему вот уже больше года разрешается посещать кое-какие фильмы.
Впрочем, он и до шестнадцати их посещал.
Он знает, как это бывает. Люди строят гидростанцию, и вдруг Он говорит:
«Я люблю», – а Она кричит: «Не надо!» или «А ты хорошо все обдумал?».
А потом они бегают по набережной и все пытаются поцеловаться. Или сидят на берегу, над гидростанцией, а сводный хор и оркестр главного управления по производству фильмов (дирижер – Гамбург) наяривают в заоблачных далях. И вот зал цепенеет: Он снимает с себя пиджак и накидывает его на плечи любимой. Наплыв.
О, семнадцатилетний юноша, особенно если он начитанный юноша, очень много знает о любви! Он знает, что раньше из-за любви принимали яд и взрывали замки, сидели в темницах, проигрывались в карты, шли через горы, моря и льды и погибали, погибали… Сейчас, конечно, все не так. Сейчас хор и гидростанция внизу.
Что он знает о любви? Массу, множество разных сведений.
Любовь – это… Любовь – это… Любовь – это фонтан, думает он.
Галя оделась и идет, медленно вытаскивая ноги из песка. Димка смотрит на нее. Ему тошно и смутно. Он счастлив. Пусть эти дети ловят свою дурацкую рыбу. К нему идет любовь.
***
В лесу было душно. Сосны истекали смолой. Галя и Димка медленно брели, раздвигая кусты и заросли многоэтажного папоротника. Июль навалился душным пузом на этот маленький пес. Трудно было идти, трудно разговаривать и просто невозможно молчать.