Влюбленная Пион

— Папа, ты так добр ко мне! — Мои слова были прав­дой.
— Открой ее, — велел он.
Я очень любила книги. Мне нравилось ощущать их тяжесть, когда я держала их в своих ладонях. Меня восхищал запах туши и шероховатость рисовой бумаги.
— Никогда не загибай страницы, чтобы отметить то место, где читала, — напомнил мне отец. — Не оставляй пометок ногтями под буквами. Не облизывай пальцы, чтоб перевернуть страницу. И никогда не клади на книгу голову — она не подушка.
Сколько раз он говорил мне об этом?
— Не буду, папа, — пообещала я.
Я не могла оторвать глаз от первых строк. Вчера вече­ром я слушала, как актер, игравший рассказчика, гово­рил о том, что Линян и Мэнмэю пришлось пройти три инкарнации, прежде чем воссоединиться в Пионовой беседке. Я взяла том, показала папе этот отрывок и спросила:
— Папа, а откуда взялась эта история? Тан Сяньцзу сам придумал ее или взял из какого-нибудь стихотворе­ния или рассказа?
Отец улыбнулся. Он всегда был доволен, когда я проявляла любознательность.
— Посмотри на третьей полке у стены. Ты найдешь ответ в самом старом томе.
Я положила книгу на кушетку и последовала совету моего отца. Взяв книгу, я стала искать тот отрывок, где впервые говорилось о трех реинкарнациях. Кажется, это произошло во времена династии Тан. Девушка влюби­лась в монаха, но им пришлось прожить целых три жиз­ни, пока, наконец, обстоятельства не сложились таким образом, что они смогли обрести идеальную любовь Я задумалась. Неужели любовь так сильна, что способ­на пережить смерть не один, а целых три раза?
Я опять взяла в руки «Пионовую беседку» и стала мед­ленно переворачивать страницы. Я хотела прочитать описание внешности Мэнмэя, чтобы вновь пережить вчерашнюю встречу с незнакомцем. Наконец я дошла до появления главного героя: «Я получил в наследство запах классических сочинений. Мне пришлось просверлить в стене дырку, чтобы видеть свет, и связать волосы в пу­чок, потому что я боялся уснуть. Я узнавал в этих буквах величие мира...»
— Что ты читаешь? — спросил папа.
Он застал меня врасплох! Кровь прилила щекам.
— Я... я...
— В этой истории есть места, непонятные незамуж­ним девушкам. Тебе следует обсудить их с матерью...
Я покраснела еще сильнее.
— Нет, дело не в этом, — запинаясь, сказала я и про­читала ему строки, которые сами по себе были совер­шенно невинны.
— А, так ты хочешь узнать источник и этой истории?
Я кивнула, и он поднялся, подошел к одной из по­лок, взял книгу и поднес ее к кушетке.
— Это истории о деяниях знаменитых ученых. По­мочь тебе?
— Я сама найду, папа.
— Я знал, что ты сама справишься, — сказал он, пе­редавая мне книгу.
Папа смотрел на меня, пока я листала книгу до того места, где говорилось об ученом по имени Куан Хэнь. Он был так беден, что не мог купить масла для лампы, и потому ему пришлось просверлить стену, чтобы в комнату проникал свет из комнаты его соседа.
Пролистай еще несколько страниц, — велел мне папа. - Там ты найдешь рассказ о другом ученом. Сунь Цзин связал волосы в пучок, потому что боялся уснуть во время занятий.
Я спокойно кивнула. Интересно, тот молодой человек, которого я повстречала в беседке Спокойного Ветра, был так же упорен в своей учебе, как эти мудрецы древности?
— Если бы ты родилась мужчиной, — продолжил папа, — ты стала бы выдающимся императорским уче­ным, возможно, лучшим за все поколения нашей семьи.
Я понимала, что он хотел похвалить меня, но явствен­но слышала в его голосе сожаление. Я была женщиной, и у него никогда не будет сына.
— Если ты еще не уходишь, — поспешно сказал он, возможно, осознав свой промах, — то помоги мне, по­жалуйста.
Мы подошли к его столу и сели. Затем отец поправил одежду, перекинул косу, чтобы она лежала у него на спи­не, и погладил свой бритый лоб. Эта привычка, как и одежда в маньчжурском стиле, напоминала ему о том выборе, который он был вынужден сделать, чтобы за­щитить нашу семью. Потом отец открыл ящик и достал несколько связок с кусочками серебра.
Он положил одну связку на стол и сказал:
— Мне нужно послать денег в деревню. Помоги мне сосчитать их.
Мы владели тысячами му* земли. На них выращива­ли шелковицу. Область Гудан находилась недалеко от нашего дома, и благосостояние целых деревень зависе­ло от положения нашей семьи. Папа заботился о дере­венских жителях. Они выращивали деревья, собирали листья, кормили и ухаживали за шелкопрядом, вытас­кивали нитку из коконов, пряли нитку и, конечно, тка­ли шелк.
Папа говорил мне, сколько денег отложить на те или иные нужды, а я отсчитывала их.
— Ты сегодня сама на себя не похожа, — сказал папа. — Скажи, что тебя беспокоит?
Я не могла рассказать ему о вчерашней встрече с мо­лодым человеком или признаться в том, что теперь раз­думываю, стоит ли мне вновь приходить сегодня вече­ром в беседку Спокойного Ветра. Но папа мог помочь мне лучше понять бабушку, узнать о выборе, который она сделала. Тогда, возможно, я пойму, что мне следует делать сегодня.
— Я думаю о бабушке Чэнь. Она правда была такая смелая? Неужели она никогда ни в чем не сомневалась?
— Мы много раз говорили об этой истории...
— Да, об истории, но не о бабушке. Какой она была?
Папа хорошо изучил меня, и я, в отличие от других девушек, тоже хорошо его знала. За долгие годы я на­училась распознавать, что значит то или иное выраже­ние его лица. Он удивленно поднимал брови, когда я спрашивала его о какой-нибудь поэтессе, морщился, если я неправильно отвечала на его вопрос о важном историческом событии, задумчиво поглаживал подбо­родок, когда я задавала ему вопрос о «Пионовой бесед­ке», на который он не знал ответа. Сейчас он смотрел на меня так, словно взвешивал в ладони кусок серебра.
— Город сдался, и маньчжуры вошли в него, — нако­нец сказал он. — Но они знали, что встретят сильное со­противление, когда войдут в дельту реки Янцзы. Они выбрали Янчжоу, чтобы преподать урок другим городам.
Все это я слышала много раз. Мне было интересно, расскажет ли он мне о том, чего я еще не знаю.
— Генералы, до той поры державшие солдат в подчи­нении, приказали мужчинам забирать у богатых людей все, что только душа пожелает: женщин, серебро, шелк, произведения искусства, животных. Это было наградой за преданную службу. — Отец сделал паузу и вниматель­но посмотрел на меня: — Ты понимаешь, что я имею в виду когда говорю... о женщинах?
Я ничего не понимала, но все равно кивнула.
— Пять дней город истекал кровью, — устало продолжил он. — Они поджигали дома, дворцы, храмы. Погибли тысячи людей.
— Неужели тебе не было страшно?
— Все были напуганы, но твоя бабушка учила нас быть смелыми. Смелость может проявляться по-разно­му. — Он опять посмотрел на меня, как будто не реша­ясь продолжать. Видимо, он решил, что я не заслужи­ваю этого, потому что взял еще одну связку серебра и стал пересчитывать брусочки. Наконец, не поднимая глаз, он заключил: — Теперь ты понимаешь, почему я пред­почитаю окружать себя только красивыми вещами и почему мне так нравится читать стихи, заниматься кал­лиграфией, читать и слушать оперы.
Но он так и не рассказал мне о бабушке! Он не сказал ничего, что помогло бы решить, как поступить сегодня вечером, или разобраться в том, что я чувствую.
— Папа... — застенчиво сказала я.
— Да, — откликнулся он, даже не посмотрев на меня.
— Я думала об опере и о том, как Линян томилась от любви, — смущенно выпалила я. — Неужели такое мог­ло произойти по-настоящему?
— Разумеется. Разве ты не слышала о Сяоцин?
Конечно, слышала. Она была самой известной девуш­кой, которая умерла от любви.
— Она умерла очень молодой, — быстро ответила я. — Это произошло потому, что она была так прекрасна?
— Во многом она была похожа на тебя, — заметил папа. — Она была грациозна и от рождения обладала хо­рошим вкусом. Родители Сяоцин были дворянами, но они лишились своего богатства. Ее мать стала учить дру­гих благородных девушек, так что Сяоцин получила хо­рошее образование. Возможно, даже слишком хорошее.