Боль (СИ)
Констанция страшно боялась всего рода заразы, а «леди», которую привёл Фил, считала ну, уж очень подозрительной личностью на этот счёт. Женщина даже о рабе решила позаботиться, но не потому, что очень беспокоилась именно за него, а потому, что боялась за безопасность поместья, а то перезаражает всех. Нет, то, что проститутка дотрагивалась до юноши, это ещё не значит, что он подхватил заразу, но на всякий случай не помешает всё проконтролировать. А иначе Конни спать не сможет! Хотя… Может, было что-то ещё… Но это покажет время.
В отдельном помещении для слуг госпожа самолично стояла рядом с Адрианом с палкой, периодически этой палкой нагибая его над умывальником, думая, что от этого юный раб станет чище. Помучив его так чуть ли не час, хозяйка дала ему новый комплект одежды, в точности такой же, какой был на нём, велела переодеться и вышла.
Констанция вскоре вернулась, минут через пять.
— Ничего не зудит? Нигде не ломит? Ничего не болит? — спросила она.
Нет. Спасибо вам, госпожа.
— Что бы ты делал? — и неожиданно ударила его сзади по шее не больно, но грубо. — Пошли! Мучаюсь я тут с тобой! Бессовестный, хоть бы спасибо сказал!
— Спасибо…
— Не паясничай! — перебила его госпожа, не дав даже договорить.
— Простите, пожалуйста, моя госпожа.
— Пошли! Тебе нужно выпить чай с имбирём и лимоном!
— Спасибо большое, госпожа.
А сам подумал: «Интересно, а без чая можно как-нибудь обойтись?»
Адриан сидел на скамейке перед домом с чашкой чая. Юноше разрешили выйти на улицу. «Если хочешь, иди туда попей» — сказали ему, и тот с радостью согласился, так как стеснялся оставаться на кухне. Слуг в доме, кроме рабов, было немного: кухарка, две её помощницы, которые так же убирались в комнатах, и двое охранников. Все они с невольниками вообще никак не контактировали, считая их чем-то вроде вещей, хотя девушки и заглядывались порою на сына Даррена, но заговорить с ним не хватало духу.
Молодой человек, грея руки о горячую чашку, смотрел на тёмное небо и облака, казавшиеся сейчас, вечером, сизыми, словно грозовыми. Где-то высоко светились звезды, и Адриану они виделись такими свободными, свободными от людских предрассудков и суждений! Интересно, каково это: не принадлежать никому, а только самому себе? Впервые юноша-невольник задумался об этом.
В этот момент вышла леди Констанция и прервала его размышления. Она пришла тоже с чашкой и присела рядом. Женщина взглянула на него и протянула руку, а он вздрогнул.
— Да я воротник тебе поправить хочу! — рассмеялась она и, поправив, добавила неожиданно: — Ты мне вот что скажи… Кто твоя мать была?
— Рабыня Алиссия.
— Странно… А сколько ей было, когда она умерла?
— Ей только исполнилось двадцать три.
— Молодая какая была! Значит, ты тогда маленький был…Все? Допил? Ещё хочешь?
— Нет, большое спасибо, госпожа. Вы очень добры ко мне.
— Зря ты. Вкусный чай. Ну, ладно, как хочешь. Давай чашку — я сама на кухню отнесу. Ты всё равно стесняешься их всех. Можешь идти домой.
— С вашего позволения, госпожа!
Констанция посмотрела ему вслед, но ничего не сказала. Какое-то странное чувство завладело ею. Он был всего лишь красивой вещью, всего лишь жалким рабом, откуда тогда в ней это необъяснимое желание общаться с ним? Её умиляла его безупречная вежливость, и трогало его уважение. С ним хотелось быть рядом. И от этого Конни стало стыдно. Но что же будет дальше? Что, если её это умиление перерастёт во что-то большее? И если да, то только во что?
Глава 7. Там, где не поможет сила, поможет материнская любовь…
Однажды утром Джеральд вернулся из города. За обедом он почти торжественно заявил:
— Заходил сегодня к Гарри домой. У него там такая рабыня есть симпатичная. Под тридцать ей где-то. Джейн зовут. Я хочу её купить. Дружище согласен. Выдам её за Адриана!
— За Адриана? — удивилась Констанция. — Ты чего решил ему жену купить? Заботишься о личной жизни своих рабов? Надо тебе деньги переводить?
— Да нет, почему жену покупаю для раба? Нет просто думаю, на кухне нужна помощь. Поэтому и хочу купить новую рабыню. А что за Адриана отдам, это уже потом придумал.
— Ну как хочешь… Но не рановато ли ему жениться? Он ведь маленький ещё…
— Какой маленький?! Нормально! Самое то, у меня в его возрасте уже любовь была!
— Не говори глупостей! Мы в двадцать лет познакомилась. А ему только восемнадцать исполнилось.
— Да? Всё равно нормально! Пойду женишка и будущего свёкра обрадую!
В его голосе послышалось какое-то злорадство. «Скоро вы у меня попляшите!» — подумал Джеральд, потирая, как муха, руки. Констанция лишь улыбнулась супругу доброй, терпеливой улыбкой только уголками губ. Всё-таки не зря говорят, что мужчины как дети, так подумалось ей.
Они с дочками остались втроём в большой, красивой столовой, убранной классически. Как же чудесно в поместье! Этот большой, прекрасный дом, роскошный и уютный! Всё тут достойно громкого титула сэра Джеральда!
Все говорили, что Конни повезло с мужем. И леди тоже так считала, очень сильно любя его. Но в этот момент поняла, что соскучилась по своей родственнице.
— Надо к Эвелине и Марти в гости съездить! — сказала она девушкам.
— Да-да, конечно, — ответила Эйлин.
— Обязательно, — согласилась Геральдина.
Они отвечали как-то рассеянно, будто бы в пол-уха слушали.
— Я им напишу, что мы приедем, а потом вместе с ними к нам вернёмся. Они тут ещё не бывали. Пусть посмотрят, как мы здесь устроились. Марти надо самой брать и везти в гости, пусть отдохнёт, хватит ему трудится, не раб… Если его за руку не возьмёшь, и не приведёшь, в жизни от работы не оторвётся сам! Вот, и мы погостим у них, потом сюда их привезём. Правда, здорово?
— Конечно, мамочка, — подтвердила Эйлин.
— Как в былые времена, — согласилась вторая дочка.
Доев, Эйлин встала из-за стола, поблагодарила и, сказав, что идёт в свою комнату, удалилась. Через несколько минут ушла и Геральдина. «Чего это с ними?» — удивилась Конни.
— Эйлин, сестрёнка, можно к тебе? — девушка постучалась в дверь.
— Конечно, заходи, — не сразу откликнулась кузина.
Геральдина зашла и увидела, что сестра лежит на кровати, на животе, теребит плюшевого мишку, а глаза её красные, будто бы та рыдала. Сердце девушки вздрогнуло в груди от волнения, и она бросилась к сестре, так порывисто, что даже стукнулась рукой о столбик кровати для полога.
— Что с тобой? Что случилось? Ты плакала?
Но кузина ответила, что нет… Геральдина, глядя в красные глаза, конечно же, не поверила и попросила не лгать ей, потому что по её лицу видит, что это неправда.
Эйлин села и, взглянув на сестру, тихо призналась, что она плакала.
— Что случилось, дорогая? — Геральдина приблизилась и обняла сестру. — Ты можешь мне рассказать… Ты же знаешь… У нас нет секретов друг от друга.
— Мне стало грустно… Я подумала, кто мой отец, почему наши мамы умерли…
Кузина обняла Эйлин сильнее и погладила по голове. Она утешала, шепча, что её бедная мамочка, которая сейчас ангел на небе вместе с её, Геральдины, бедной мамочкой, была вдовой.
— Ты же знаешь… И папа твой, наверняка, сейчас с ней… Он тоже ангел…
— Ты говоришь со мной как с ребёнком…
— Милая, моя хорошая… Но разве только дети должны верить в чудеса?
Эйлин зарыдала и ещё сильнее прижалась к сестре.
— Мне так больно, так больно…
— Не плачь… Это случилось так давно… Теперь у нас новая семья… Мы все тебя любим…
Девушка дрожала, плакала, не в силах остановиться, доверчиво прижимаясь к сестре. Геральдина гладила её по голове, ласково уговаривая, называя прелестными именами, но ничего не помогало.
— Он…он…он…же-е-е-е-нится! — внезапно завопила Эйлин.
— Кто? — удивилась Геральдина. — Фил?! — но та не ответила, продолжая плакать. — Кто же? А…А…Адриан? — осторожно спросила она, и сердце сжалось в груди.