Мыс Чёрных сов

  
Ирина Лобусова
 
Мыс Черных сов
   
ГЛАВА 1
 
Ночь с 25 на 26 января 1938 года, акватория Черного моря
Темнота казалась сплошной. В этой темноте черные воды моря сливались с горизонтом, являя единое целое полотно. Только там, где на верхушках гребней внезапно появлявшихся небольших волн выступали редкие островки пены, нарушая общую целостность этого полотна, казалось, пустыня вдруг превращается в холмистую местность и вместо волн вырастают небольшие горные ущелья и холмы.
В это время года вода была все же немного теплей воздуха. Согретые подводными течениями волны ночью отдавали скудное тепло, полученное днем, при дневном свете. А потому над водой поднимался пар.
Стоило лишь нагнуться, вглядеться в черноту за бортом, как сразу же возникало странное ощущение: словно на черную, беспокойную по-зимнему воду кто-то набросил прозрачную вуаль. И эта тонкая ткань будто танцует в ледяном воздухе, медленно колышется, окутав безграничные морские валы защитным покровом.
Воздух при этом был ледяным, и стоило выйти на открытую палубу корабля, как холод мгновенно впивался в кожу тысячей заостренных кинжалов, вгрызался в нее, словно лютый зверь, пытаясь заморозить всю кровь, добраться до кости. Бесприютное, страшное зрелище — море ночью, особенно ледяное море морозной ночью, в январе.
А потому лишних людей на палубе не было. Все были заняты — и те, кто нес вахту, и кто следил за котлами в машинном отделении, поддерживая необходимую температуру, чтобы судно уверенно двигалось вперед.
Понятно, что так обстоит дело на всех кораблях, но этот к тому же был военным, а потому палуба просто блестела, а все медные и металлические детали были отполированы так, что сверкали даже в темноте. Легкая изморозь, сырой ледяной туман, покрывая все вокруг словно мелким, растолченным жемчугом, лишь придавали выразительности этому блеску, этому мерцанию холодного белого света. Впрочем, это была лишь красота — корабль был абсолютно темным, плывя в такой же абсолютной темноте.
На судне поддерживалась строгая дисциплина. Как уже говорилось, каждый был занят своим делом. И лишь вахтенным, а также помощнику капитана, следившему за курсом, оставалось наблюдать за суровым, пугающим зимним морем, к которому они привыкли давным-давно.
В этом пейзаже, наполненном удивительной скрытой силой и мощью, для них не было ни красоты, ни очарования — ничего, кроме безграничной суровости свирепой природной стихии, до поры до времени молчащей, притихшей, но готовой в любой момент показать себя и уничтожить все вокруг — включая этот маленький корабль.
Ночь была облачной, но видимость при этом оставалась хорошей. Ветер был северо-восточного направления, а волнение моря — небольшим. Корабль, хоть и шел по-боевому, темный, практически невидимый, но, честно признать, это был старый, переоборудованный эсминец, заметно нуждавшийся в ремонте. В общем, потому он и следовал в один из черноморских портов.
Несмотря на то что военный корабль пересекал нейтральные воды, у капитана был четкий приказ: идти с затемненными огнями, в боевом режиме, быть готовым к любым неожиданностям. Слишком уж опасными, таящими ловушку, были нейтральные воды, на которые претендовали сразу три страны — СССР, Румыния и Турция. И которые из-за всевозможных дипломатических уловок и переписанных, недописанных и несформулированных соглашений до сих пор не принадлежали никому.
Около полуночи в машинное отделение был передан приказ: «Приготовиться к перемене курса». Это было странно, так как четко проложенный курс оставался неизменным на протяжение суток. Менять его в полночь… Тем не менее приказ звучал достаточно четко: сделать поворот влево, а затем… лечь на обратный курс.
На судне зажгли ходовые огни. И тут же освещение в районе капитанской рубки вышло из строя. Это был неприятный сюрприз — тем более, когда корабль готовился к перемене курса, а такой маневр всегда был достаточно опасным и сложным.
Для проверки и ликвидации неисправности оперативно были отправлены специалисты. Сонный механик зевнул во весь рот и зло бросил спустившемуся в машинное отделение мичману:
— Что они там, с ума посходили?
— Приказы начальства не обсуждать! — так же зло буркнул мичман и тут же, получив нужные цифры по давлению в котлах, покинул машинное отделение.
Вдруг судно заметно накренилось на левый борт. Волны тут же накрыли палубу, но так же быстро стекли вниз, оставляя мокрые пятна, моментально покрывавшиеся ледяной коркой.
— Кто отдал приказ? — остановил мичман первого помощника капитана, который с озабоченным лицом выходил из радиорубки.
В тот самый момент, когда судно совершило левый поворот для того, чтобы лечь на измененный курс, радисты сообщили, что в самом ближайшем радиусе получен непонятный сигнал. Расшифровке он пока не поддавался.
Первый помощник капитана мгновенно помчался в радиорубку, испытывая нешуточное чувство тревоги. Столкновение судов в ночном море означало неминуемую гибель для обоих. А в такой темноте, да еще в таких погодных условиях, которые усложнились облачностью и волнующимся морем, любой неопытный штурман вполне мог сбиться с курса.
Поэтому главной задачей военного корабля было любой ценой избежать столкновения. И хоть на его борту не было ни боеприпасов, ни взрывчатых веществ — эсминец следовал в док для ремонта, — но все равно мощи турбин было достаточно для сильного взрыва, способного разнести все вокруг.
Однако постепенно возникшая паника стала казаться напрасной. Сигнал то появлялся, то пропадал, определенных координат не было, да и в эфир никто не выходил. Все это было больше похоже или на грозовые разряды, создающие помехи в радиоэфире, или на небольшую рыбачью лодку, сбившуюся с курса. Столкновение с лодкой мощному эсминцу вообще ничем не грозило, в отличие от рыбаков-неудач-ников… Ну так не надо было выходить в море, не умея обращаться с правильным курсом!
Радист несколько раз попытался выйти на связь, но на позывные никто не отвечал. Эфир был чист, и, успокоившись, первый помощник сам наблюдал за тем, как сигнал появился — слабее, затем еще слабее и наконец исчез совсем. Тщательно записав координаты, в которых неопознанный сигнал мелькнул в последний раз, первый помощник поспешил к капитану, чтобы доложить ситуацию.
По дороге его перехватил мичман, обеспокоенный изменением курса.
— Капитан, — пожал плечами первый помощник, одним словом отвечая на его вопросы.
— Но почему мы возвращаемся назад? Что это значит? — Мичман был в полном недоумении. — Если мы будем топтаться на месте, туда-сюда, когда придем в док? К тому моменту, гляди, еще что-нибудь выйдет из строя!
И только сейчас первый помощник задумался о том, что действительно происходит что-то непонятное… Возвращение назад явно не входило в первоначальный курс. Ведь главной задачей было как можно скорее добраться до ремонтного дока! Что же изменилось?
Ну, вполне возможно, у капитана появились новые инструкции. Или были секретные распоряжения, о которых он не счел нужным говорить заранее. Вполне возможно, что в этих водах эсминец выполнял еще какую-то задачу, о которой не знал никто на борту. Плюс этот странный сигнал… Обеспокоенный первый помощник быстро стал спускаться по лестнице, направляясь к капитану.
Скорость корабля между тем снизилась на несколько узлов. Это означало, что котлы работали не на полную мощность. Еще одно странное явление — ведь корабль находился в открытом море, не совершая никаких других маневров, если не считать изменения курса.
Спускаясь по узким переходам, первый помощник даже не подозревал о том, что все эти явления — далеко не самое страшное, что случилось в эту беспокойную и страшную ночь.
Было далеко за полночь, когда из вентиляционных отверстий показались хлопья густого черного дыма. Такого едкого, что, расползаясь, они словно накрывали все вокруг.