Особые поручения: Пиковый валет

В общем, пришлось Мими из северной столицы уносить ноги со всей возможной поспешностью – без багажа, без вида на жительство. Все бы ничего, вздыхала она, только арапчат жалко. Бедненькие Марьямчик и Асефочка, скучно им, поди, теперь живется.
Зато мне с тобой нескучно, подумал Момус, любовно глядя на высунувшееся из-под одеяла плечико с тремя симпатичными родинками в виде правильного треугольника.
Он закинул руки за голову, осмотрел нумер, в который въехали только накануне, заметая след. Шикарные апартаменты: с будуаром, гостиной, кабинетом. Золотой лепнины многовато, купечеством отдает. В «Лоскутной» апартаменты были поизящней, но оттуда пора было съезжать – разумеется, совершенно официальным образом, с щедрой раздачей чаевых и позированием перед рисовальщиком из «Московского наблюдателя». Покрасоваться на обложке почтенного иллюстрированного журнала в виде «его высочества» не помешает – глядишь, когда-нибудь и пригодится.
Момус рассеянно посмотрел на пристроившегося под балдахином золоченого круглощекого амурчика. Гипсовый озорник целил постояльцу стрелой прямо в лоб. Стрелы, собственно, было не видно, потому что на ней повисли Мимочкины кружевные панталоны цвета «пылающее сердце». Как они туда попали? И откуда взялись? Ведь Мими изображала Еву? Загадка.
Умопомрачительные панталоны чем-то заинтриговали Момуса. Под ними должна быть стрела, больше нечему – это очевидно. А вдруг там окажется не стрела, а что-то совсем другое? Вдруг купидончик сложил свои пухлые пальчики кукишем, сверху прикрыл яркой тряпкой, да и выставил на манер стрелы?
Так-так, тут что-то вырисовывалось.
Забыв о ноющем виске, Момус сел на кровати, по-прежнему глядя на панталоны.
Человек ожидает, что под ними стрела, потому что купидону по должности и званию положена именно стрела, а ну как на самом деле там не стрела, а кукиш?
– Девочка, просыпайся! – Он шлепнул спящую по розовому плечу. – Живо! Бумагу, карандаш! Мы сочиняем объявление в газету!
Вместо ответа Мими натянула на голову одеяло. Момус же спрыгнул с постели на пол, попал на что-то шершавое, холодное и заорал от ужаса – на ковре, свернувшись на манер брезентовой садовой кишки, почивал давешний удав, эдемский искуситель.
 
Ловок, мерзавец
Служить, оказывается, можно по-разному.
Можно филером – часами мокнуть под дождем, следя из колючих кустов за вторым слева окошком на третьем этаже, или плестись по улице за переданным по эстафете «объектом», который неизвестно кто таков и что натворил.
Можно рассыльным – высунув язык, носиться по городу с казенной сумкой, набитой пакетами.
А можно временным помощником у его высокоблагородия чиновника по особым поручениям. Во флигель на Малой Никитской приходить полагалось часам к десяти. То есть как человек идешь, не бегом по темным переулкам, а не спеша, с достоинством, при свете дня. Выдавалось Анисию и на извозчика, так что можно бы не тратить час на дорогу, а подкатывать на службу барином. Ну да ничего, сойдет и пешочком, а лишний полтинник всегда пригодится.
Дверь открывал слуга-японец Маса, с которым Анисий успел хорошо познакомиться. Маса кланялся и говорил: «Добуро, Тюри-сан», что означало «Доброе утро, господин Тюльпанов». Японцу выговаривать длинные русские слова было трудно, а буква «л» и вовсе не давалась, поэтому «Тюльпанов» у него превратился в «Тюри». Но Анисий на фандоринского камердинера не обижался, отношения у них установились вполне дружественные, можно даже сказать заговорщицкие.
Первым делом Маса вполголоса извещал о «состоянии атмосферы» – так Анисий про себя называл царившее в доме настроение. Если японец говорил: «Чихо», стало быть, все тихо, прекрасная графиня Адди проснулась в ясном расположении духа, напевает, воркует с Эрастом Петровичем и на Тюльпанова будет смотреть взглядом рассеянным, но благосклонным. Тут можно смело идти в гостиную, Маса подаст кофей с булочкой, господин надворный советник станет разговаривать весело и насмешливо, а любимые нефритовые четки в его пальцах будут постукивать задорно и энергично.
Если же Маса прошептал: «Гуромко», то надо на цыпочках прошмыгнуть в кабинет и сразу заняться делом, потому что в доме гроза. Значит, снова Адди рыдала и кричала, что ей скучно, что Эраст Петрович ее погубил, соблазнил, увел от мужа, достойнейшего и благороднейшего из людей. Тебя, пожалуй, уведешь, думал Анисий, боязливо прислушиваясь к громовым раскатам и листая газеты.
Такое у него теперь было утреннее задание – московские печатные издания изучать. Милое дело: шуршишь пахучими страницами, читаешь про городские сплетни, разглядываешь соблазнительные рекламные объявления. На столе остро отточенные карандашики, синий для обычных пометок, красный для особого примечания. Нет, право слово, жизнь у Анисия пошла теперь совсем другая.
Плата за такую золотую службу, между прочим, была против прежней двойная, да еще и по службе вышло повышение. Чиркнул Эраст Петрович в управление две строчки, и тут же определили Тюльпанова кандидатом на классный чин. При первой же вакансии сдаст ерундовый экзамен, и готово – был рассыльный, стал чиновник, господин коллежский регистратор.
А начиналось все вот как.
В тот памятный день, когда Анисию явилась белая голубка, прямо из губернаторского дома отправились вместе с надворным советником в нотариальную контору, что зарегистрировала купчую с издевательской подписью. Увы, за дверью с медной табличкой Иван Карлович МЕБИУС было пусто. Титулярная советница Капустина, чей дом, отворила запертую дверь собственным ключом и дала показание, что господин Мебиус снял первый этаж тому две недели, заплатил за месяц вперед. Человек солидный, обстоятельный, пропечатал объявление о конторе во всех газетах, на самом видном месте. Со вчерашнего дня не появлялся, она уж и сама в удивлении.
Фандорин слушал, кивал, время от времени задавал короткие вопросы. Описание внешности исчезнувшего нотариуса велел Анисию записать. «Роста обыкновенного, – старательно скрипел карандашом Тюльпанов. – Усы, бородка клинышком. Волосы пегие. Пенсне. Все время трет руки и подсмеивается. Вежливый. На щеке справа большая коричневая бородавка. Лет на вид не менее сорока. Кожаные калоши. Пальто серое с черным шалевым воротником».
– Не пишите вы про к-калоши и пальто, – сказал надворный советник, мельком глянув в Анисиеву писанину. – Только внешность.
За дверью оказалась самая что ни на есть обычная контора: в приемном покое письменной стол, приоткрытый несгораемый шкаф, полки с папками. Папки все пустые, одни корешки, а в сейфе на железной полке, на самом видном месте – игральная карта, пиковый валет. Эраст Петрович карту взял, в лупу рассмотрел, да и на пол бросил. Сказал Анисию в пояснение:
– Карта как карта, такие всюду продаются. Я, Тюльпанов, карт терпеть не могу, а п-пикового валета (его еще Момусом называют) в особенности. У меня с ним связаны весьма неприятные воспоминания.
Из конторы поехали в английское консульство встречаться с лордом Питсбруком. На сей раз альбионец был в сопровождении дипломатического переводчика, так что показания потерпевшего Анисий смог записать сам.
Британец сообщил надворному советнику, что нотариальную контору «Мебиус» ему порекомендовал мистер Шпейер как почтеннейшую и старейшую юридическую фирму в России. В подтверждение своих слов мистер Шпейер показал несколько газет, в каждой из которых реклама «Мебиуса» располагалась на самом видном месте. Русского языка лорд не знает, но год основания фирмы – тысяча шестьсот какой-то – произвел на него самое благоприятное впечатление.
Питсбрук предъявил и одну из газет, «Московские губернские ведомости», которые на свой английский лад именовал «Москоу ньюс». Анисий вытянул шею из-за спины господина Фандорина, увидел большущее, в четверть газетного листа объявление:
Нотариальная контора
МЕБИУС
Регистрационное свидетельство министерства юстиции за нумером 1672.
Составление завещаний и купчих, оформление доверенностей, поручительство по залогу, представительство по взысканию долгов, а также прочие услуги.