Альбинос (СИ)

 — Проснулся? — вопрошал мой любовник, заходя в комнату.
— Да…
— И замечательно! Завтрак?
— Какой завтрак? Я домой поеду…
— Как знаешь. — он развернулся и ушел.
Я просто собрался побыстрее, поблагодарил за гостеприимство, за отодранный зад благодарить не стал, хотя, может быть, стоило, и уехал домой. Как же я любил своего водителя. Мне иногда казалось, что он не человек. Он всегда ждал меня, всегда с заведенной чистой машиной, всегда наготове.
— Утро доброе, Александр Андреевич, домой?
— Утро утро, и да — домой.
Этот пропущенный звонок не давал мне покоя, поэтому я поспешил перезвонить.
— Слушаю.
— Привет…
Мы оба зависли в том мгновении, когда он понял, кто ему звонит, а я понял, кому звоню.
— Пропущенный увидел, решил перезвонить… — почему я снова оправдываюсь?
— Я понял.
— Так, и… зачем звонил? — почему он всегда ставит меня в положение просящего? Это уже даже бесило. И ответа пришлось ждать долго, как обычно долго.
— У тебя там где-то вискарь был хороший, помнится.
— Да, был. — что в душЕ у меня творилось, не передать словами, но отвечал я так спокойно, как мог.
— Вот я и звонил. — констатировал он.
Не клеился у нас разговор, а ещё и эти паузы неловкие!
— Он, как бы, и сейчас есть. — как мог пытался я намекнуть ему, что упущенная возможность может реализоваться в любой момент, стоит ему только захотеть.
— Это понятно, но я же на работе.
— А после? — у меня даже ладонь вспотела.
— Не знаю, в принципе можно, приезжай. — он почти не колебался, был безразличен, когда я уже извелся в ожидании ответа.
— А во сколько? Я просто сегодня не в офисе.
— Хм, во сколько… во сколько… Часов в девять?
— Да, нормально.
— Закусить я сам возьму, а ты виски не забудь, всё, пока. — он не дождался даже моего ответа. Просто решил всё сам. Почти сам, конечно. Но такой он мне и нравился. Нравился до одури.
Картину, которую можно было увидеть со стороны, легко назвать «в ожидании чуда». Я сидел у себя дома, весь начищенный до блеска, накрахмаленный, в классной молочной рубашке, которая на мне идеально сидела, крутил коробку с виски в руках и ждал, когда же можно будет выехать. И как назло минуты превращались в десятки минут, а те в часы. Казалось, я уже вечность сижу на этом диване и жду. Самое смешное, что для того, чтобы удивить его, я не постеснялся съездить к отцу, вытерпеть сто его комментариев в мой адрес по поводу работы, но все-таки выманить у него одну из лучших бутылок коллекции. Это был Далмор шестьдесят четвертого года. Безумно дорогой, даже для нас. Пришлось почти умолять отца отдать бутылку мне именно нераспечатанной. Он долго сокрушался, что сам ждал дня, когда опробует её. Но так как у него был алкоголь и подороже, а сам он тяготел к сигарам, то после моих долгих уговоров поддался.
Дорого ли я платил за встречи с ним? Нет. Гораздо больше я платил собой и своими чувствами. Это никаким далмором не измерить.
И вот, когда время пришло, я ехал к нему домой, пытаясь отвлечься, унять эту навязчивую дрожь, успокоиться в конце концов. Но всё мое самообладание рассыпалось в момент, когда он открыл дверь. Спокойный. Безразличный. Уставший. Без футболки. Мне кажется, что, как бы я ни пытался скрыть это, по мне сразу было видно, что я офигел от увиденного.
— Привет, что такой испуганный? Заходи! — он развернулся и ушел в ванную, видимо, сушить волосы или что-то такое.
Я даже не поздоровался, просто прошел в квартиру, опустил на пол коробку с напитком и начал раздеваться, молясь о том, чтобы разум вернулся ко мне. «Саш, Саш, успокойся, что ты ведешь себя как сучка?! Ну вышел полуголый, что такого? Просто вспомни, как ты ему отсасывал, там и побольше видел и ничего».
— Виски-то не забыл? — натягивая футболку, спросил он.
Я как раз разулся и шагнул к нему с коробкой в руках. Когда я передал ему виски, то очень надеялся произвести тот эффект, на который так много поставил. Он сначала мельком взглянул, но, так как в коридоре было темно, то сразу не сообразил, какого года бутылка. Уже на кухне он разглядел, что я принес. Покрутил в руках удивленно, поднял взгляд, а потом последовал вопрос.
— Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый? — он одной рукой повернул ко мне бутылку, как бы спрашивая, это он или нет.
— Да. — я умолял себя сохранять спокойствие и не улыбнуться.
— Серьезно?
— Да.
— Ты его привез сюда?
— Да.
— Пиздееееец. — он засмеялся. — Ну, ты даешь!
— А что такого? Ты же спрашивал хороший?! — улыбаясь в ответ, сказал я. Как же было приятно видеть такую реакцию.
— Поверь, можно было привезти и пятилетний. — он дернул головой, как бы говоря: «Во парень дает!» и принялся распаковывать коробку. Я же, сидя за столом в уголке, наблюдал.
— Ты, случаем, мерс свой не продал за бутылку? — Он говорил, стоя спиной ко мне, но совершенно точно улыбался.
— Нет, продавать не пришлось. Но и попотеть тоже пришлось, знаешь ли. — усмехнулся я.
— Ооооо, не рассказывай! — смеялся он, — Не хочу знать, на что ты способен ради этого, уверен, что на многое.
Хоть он и сказал это в шутку, мне было чуть-чуть обидно, зачем эти непрямые намеки?
— Ну… спасибо, что ли. Правда хороший виски, не ожидал… — он повернулся ко мне уже с открытой бутылкой. — Сейчас закуску достану. Ты обычно с чем пьешь?
— С лимоном. — я повел плечами. Какая разница, с чем, главное, с кем.
— Это есть. — и из холодильника он принялся доставать на маленький стол всё, что приготовил заранее.
Там были и слабосоленый лосось с сыром, и соленья, и какая-то колбаса, и говяжий язык, в общем, он тоже кое-что прикупил. Я так перенервничал, что даже есть перехотел, но понимал, что поесть надо или меня умотает с двух глотков. А он уже разливал первую порцию. Тост не говорил, просто протянул мне бокал и кивнул.
Запах. Конечно, был специфический. Очень терпкий, очень крепкий, очень ароматный. Переливался с каждым вдохом новыми оттенками, щекотал рецепторы, опьянял ещё до того, как его выпьешь. Алкоголь был, действительно, хорош. Мы оба посмаковали сначала запах, а потом уже опробовали на вкус. Закусывать он не стал.
— Ууууух, какой. Согласись, разница есть? — его глаза смотрели на меня так спокойно, так обычно.
— Дааааа, явно не пятилетний. Гораздо выразительнее. Даже не описать. — я вглядывался в свой бокал, но вопрос задать хотелось невыносимо. — Так и что за повод? Ты так и не сказал.
— Повод?
— Я просто подумал, вчера, может быть, повод какой-то был.
— Аааааа, да нет. На самом деле, никакого повода. — он поставил бокал на стол и принялся намазывать творожный сыр на хлеб, а затем вздохнул. — Поругался вчера со своей. Мозг мне вынесла, ещё и не сразу, а по кусочкам.
— Бывает, что тут скажешь.
— Не было повода. Просто хотелось виски.
Я поднял бокал за сказанные им слова и выпил. Сам не знаю, но мне так понравилось, что он был сейчас честным. Это я навыдумывал, а ему просто хотелось виски. Элементарно.
Чем больше мы пили, тем охотнее разворачивалась беседа. Сначала мы говорили о работе, потом снова о работе, потом о городе, о погоде, о вечных надоедливых пробках, жителях города, о суматохе, стрессе. И наконец-то дошли до него самого.
— Я рос без родителей. Сирота. — кивнул вниз он. — Мне не понятны все вот эти телячьи нежности, понимаешь? У меня всё просто: или да или нет.
— Ты всё детство прожил в интернате?
— Нет, потом меня забрали в семью. Смешно, но через год моя приемная мать умерла. В итоге я остался только с отцом. Он мне был отцом.
— Невеселая история.
— А у меня вся жизнь такая невеселая, Саш. Вся. — удивительно, как он просто и без жалости к себе говорил это. А ещё и по имени меня назвал, от чего я снова заволновался.
— Не буду говорить, что мне тоже было тяжко, всем кажется, что раз я из богатой семьи, то мне было легко.
— Ой, да насрать кто что думает! — неожиданно разошелся он. — Я заметил, кстати, что тебя это волнует — кто и что думает. А тебе ли не похуй?! Расслабься! Всем наплевать и на тебя, и на меня! Каждого интересует только собственная выгода, запомни!