Сказки на ночь для взрослого сына
К Сашкиной бабушке, Прасковье Осиповне, почтальонша Зоя рыжая всегда приходила в начале месяца – приносила пенсию. Каждый раз, когда Сашка видел Зою, он удивлялся: почему седую уже Зою все зовут по имени, да еще и рыжей? А вот, например, учительницу пения Анну Павловну – по имени-отчеству? Хотя она рыжая-прерыжая.
Отсчитывая бабушкину пенсию, Зоя выложила из своей почтальонской сумки помимо бумажных денег еще и новенькие, только что отчеканенные монеты. Прасковья Осиповна надела очки, расписалась химическим карандашом в ведомости и проводила Зою рыжую. Потом бабушка достала из ящика комода белый ситцевый платочек, в котором хранились ее пенсионные деньги «на
черный день», сложила туда только что полученные бумажные купюры, аккуратно завернула и убрала сверток обратно в комод. Монеты она хотела ссыпать в пухлый черный кошелек, но вместо этого разложила монеты на столе, покрытом клеенкой, и позвала Сашку.
Понятно, что Сашка в полсекунды уже был рядом с Прасковьей Осиповной: в малогабаритной «двушке» заблудиться невозможно. Бабушка, показывая ему монеты, называла их на старый лад: «пятак», «гривенник», «двугривенный» и «пятиалтынник».
– Ба! А что, пятиалтынник – это чего – пять? алтынников? – спросил Сашка.
– Не алтынников, а алтын. Раньше была такая монета, называлась «алтын». Три копейки.
– А когда раньше? До войны? Или до революции? – уточнил Сашка.
– Еще раньше.
– А-а-а… При проклятом царизме, значит, – констатировал Сашка, как бы невзначай напомнивший бабушке отцовскую присказку: «Теща у меня – золотой человек, хоть и родилась при проклятом царизме».
– Ну да, при нем. При царизме.
Со словами: «На что-нибудь хорошее», бабушка решительно протянула пятиалтынник Сашке и погладила его по кудрявой голове.
– Спа-си-ба, ба-а-а! – с чувством сказал Сашка.
Перепавший на ровном месте пятиалтынный был Сашке совсем, совсем не лишним! Внимательно рассматривая подаренную бабушкой монету, Сашка предался приятным размышлениям о том, как он потратит внезапно свалившееся на него богатство.
– А старыми-то деньгами – целый рубль с полтиной! – уже себе самой сказала Прасковья Осиповна, убрала в кошелек оставшиеся монеты, протерла мокрой тряпкой клеенку, на которой лежали деньги, и занялась приготовлением ужина.
Десятилетний Сашка мечтал о многом. Но он уже умел уложить безграничные мечты в жесткие границы, определенные родительской установкой: «у нас на это денег нет». Поэтому, имея целые пятнадцать копеек в нераздельной собственности, он мыслил весьма конкретно. На пятиалтынный можно было купить пятнадцать коробков спичек. Или три пирожка с повидлом. Или одну порцию сливочного мороженого в сахарном вафельном рожке, только он бывает очень редко… Можно купить булочку калорийную с изюмом за десять копеек, и пять копеек еще останется. Можно – коробку с шестью карандашами «Сакко и Ванцетти». А можно купить новый значок с летящей ракетой. Или три раза проехать на метро. Или пять раз – на трамвае. Но в районе-новостройке, куда недавно переехал жить со всей своей семьей Сашка, не было ни метро, ни трамваев…
А самое главное – Сашка теперь мог купить две или даже три новые марки в свою коллекцию! С этой замечательной мыслью Сашка не расставался уже до самого позднего вечера и заснул почти счастливым. Он твердо решил реализовать свою мечту уже на следующий день.
Тем временем пятиалтынник почти освоился в кармане серых школьных брюк, по соседству с ластиком, куском проволоки, бумажной пулькой, винтиком, гайкой, двумя мебельными гвоздями, куском мела и еще другими, не менее полезными вещами. Судя по всему, многие из них были в кармане старожилами.
На следующее утро Сашка проснулся легко, несмотря на зимнюю темень, без лишних слов умылся, позавтракал, оделся и выскочил на улицу. Он бежал, нет! летел, размахивая портфелем в правой руке и мешком со сменкой и физкультурной формой – в левой. Вот уже Сашка вбежал в школу, быстро снял в раздевалке пальто и шапку, переобулся. И вдруг он отчетливо понял, что нет, не удержится он! Пойдет в буфет после физры и обязательно купит чего-нибудь съестное, потому что после физры всегда так есть хочется, что просто невозможно… и… прощай, марки!
Сашка подумал еще немного. Потом он вынул из кармана школьных брюк пятиалтынный и переложил его в карман своего зимнего пальто с коричневым цигейковым воротником, где уже лежали про запас три канцелярские кнопки. Только после этого Сашка побежал в класс, в свой четвертый «В».
Надо сказать, что в раздевалке за Сашкой внимательно наблюдал его одноклассник, второгодник Серега Калинкин по кличке Калина. Калина в отличие от Сашки в класс не спешил. Сидя на полу раздевалки и попеременно то развязывая, то завязывая шнурки своих стоптанных осенних ботинок, он спокойно дождался звонка на урок. Потом ловко спрятался в углу от дежурной учительницы, которая проверяла, всели ученики покинули раздевалку после звонка.
Стало совсем тихо. Серега Калинкин неспешно проследовал вдоль вешалки с пальто, проверяя по ходу содержимое карманов. Конечно, всякую ерунду (варежки там, платки сопливые) он не брал. Он брал деньги.
Постепенно Калина подобрался к Сашкиному пальто и запустил руку в карман. Он больно укололся о кнопки, чертыхнулся, но пятиалтынный все-таки выудил. Он увлекся, рассматривая новую блестящую пятнадцатикопеечную монету, поэтому не заметил, как за его спиной вырос директор школы, бывший фронтовик, Николай Соломонович, которого боялись все. Не исключая и самого Серегу.
– Калинкин! Ты что тут делаешь? По карманам чужим шаришь? – гремел директор, как черная туча, надвигаясь на бедного Калину.
Калинкин от неожиданности выронил зажатый в руке пятиалтынный, и с этого момента пути их разошлись навсегда: первый побрел за директором в кабинет на очередную проработку, а второй – все катился, катился, катился, да и выкатился из ученической раздевалки и закатился под лавку в вестибюле школы.
А в это время, вооружившись ведром с водой, шваброй и тряпкой из старого мешка, на уборку вестибюля вышла нянечка тетя Галя, мама первоклассника Федьки Боговеева, которая пришла на работу в школу по настоятельному совету Николая Соломоновича, чтобы не терять Федьку из вида ни на минуту.
Тетя Галя старательно драила школьные полы, зашлепанные больше чем девятью сотнями пар ног. Но она думала о Федьке, поэтому не обратила внимания на выметенную из-под лавки какую-то монетку.
Зато это монетку вовремя увидела отличница и председатель совета пионерской дружины школы Лена Чистова, которая незадолго до конца урока вышла в туалет, но потом решила в класс не возвращаться. Лена быстро подняла пятиалтынный, положила его в свой черный передник и направилась в буфет, правильно рассчитав, что на этот раз у нее есть все возможности встать первой (или почти первой) в очередь. Поэтому пятиалтыннику не суждено было надолго задержаться у ответственной пионерки Лены Чистовой: через минуту после звонка на перемену он уже перешел в руки буфетчицы Раисы Борисовны в уплату за язычок слоеный (1 шт.) и чай с сахаром (1 ст.).
Раиса Борисовна опытным взглядом сразу отметила только что отчеканенную монету и подумала, что хорошо бы ее придержать до конца работы, потом поменять на другую, а эту – новую и красивую – отнести любимому Николаше, сыну буфетчицы. Но работы было много, ученики галдели и вопили, учителя орали и шипели, поэтому Раиса Борисовна быстро забыла о своем намерении.
К тому времени, когда Сашка, томимый ужасными предчувствиями (ему, как и всем в его классе, была уже известна причина отсутствия ученика Сергея Калинкина на уроках, а также срочного вызова Калинкина отца к директору школы), спускался после уроков в раздевалку, его пятиалтынный уже мирно лежал в кошельке купившей кое-чего в школьном буфете учительницы домоводства Гринасы Васильевны, славной и милой женщины, которую все любили.
Понятно, что Сашка обнаружил в кармане своего пальто только кнопки. Никакого пятиалтынного. Но! Ни капельки не заплакал! В первый момент он прямо вскипел на этого гада Калину. Хотел пойти в директорский кабинет и рассказать про свою пропажу.