Пять капель смерти

Также в истории известны легендарные напитки. Как ни странно, легенды и мифы всех народов говорят об одном и том же напитке. Этот легендарный напиток — всего лишь эликсир жизни. У разных народов он назван разными именами. Начать с Древней Греции — помните, что голуби приносили Зевсу? Нет, господа, не амброзию. Голуби кормили маленького Зевса нектаром. Амброзия — это пища богов. А нектар, что в дословном переводе значит «преодолевающий смерть», давал олимпийцам вечную юность и бессмертие. Египтяне называли его «эссенция Нике». Эссенцию эту приносил из далекой волшебной страны Феникс — птица вечного возрождения.
А Мед Поэзии, который выкрал древнескандинавский бог Один? Тоже эликсир жизни. Сделанный из слюны богов, пчелиного меда и крови карлика, Мед Поэзии давал силу, молодость и просветлял разум. Да что там далеко ходить. В русских сказках живая вода — что это, как не эликсир жизни древних славян?
В Китае — это чудесный гриб «чжи» в лапах Лунного зайца, из которого нужно было приготовить отвар. В Индии — амрита, божественный напиток бессмертия. С полной чашей амриты из глубин океана появился бог врачевания Дханвантари. Он напоил этим эликсиром богов, и они, почувствовав силу и молодость, победили асуров, загнав их глубоко в недра земли. У индейцев Америки — волшебный напиток метль, приготовленный из растения, в которое превратилась божественная дева Майяуэль, он давал силу жизни и вечную молодость. У древних иранцев — хаома, которая дарила бессмертие. Сам Заратуштра восхвалял божественные свойства этого напитка!
И все же о подлинных эликсирах бессмертия известно немного.
В тысяча семьсот девяносто пятом году в столицу Японии Эдо прибыл старик Мамиэ. Он сказал, что ему сто девяносто три года. Крестьянин дожил до таких лет потому, что занимался прижиганием особых точек Цзу-Сан-Лиё. Он открыл императору секретные точки, за что и был награжден мешком риса. Правда, император умер через несколько лет. В Китае за две тысячи лет до нашей эры маг Сюй Фу отправился в экспедицию за травой бессмертия, взяв с собой несколько сот непорочных дев и юношей. Больше их никто не видел. Но особо интересовались эликсиром бессмертия даосские алхимики. Они называли его «Великое снадобье» или «Киноварный эликсир».
Напомню, что киноварь — это соединение серы и ртути, сильно ядовитое вещество. Достигнуть с его помощью бессмертия крайне трудно, как нам теперь известно. Скорее мучительную смерть. Но даосы считали киноварь мистическим андрогином, веществом женско-мужской природы, из-за свойства менять при нагревании цвет от белого к красному. Китайцы находили в киновари главный символ эликсира жизни: соединение белой спермы Отца и красной крови Матери. Для полного эффекта в эликсир добавляли свинец и мышьяк.
Несколько китайских императоров благополучно отравились. Даосов казнили с особой жестокостью, но это не остановило поиски. Для приготовления эликсира «Цуй Вэй-цзы» советовали ввести в желудок утки киноварь, потом отварить на пару и регулярно пить. Но и это не самый экзотический рецепт. Для приготовления эликсира «Кан Фэй-цзы» использовали смесь из яиц вороны и аиста и крови воробья. Смесь соединяли с киноварью, клали на сто дней в яйцо лебедя и покрывали лаком. Считалось, что эликсир бессмертия можно получить, если вымочить семена пяти злаков в смеси из костного мозга журавля, толченых черепашьих панцирей, рогов носорога и яшмы. Рекомендовалось пить натощак.
Я хотел показать, господа, на что шли люди на Востоке, чтобы получить эликсир бессмертия. Хотя и на Западе на поиски волшебного снадобья было положено не меньше сил. Вся средневековая алхимия искала в философском камне Великий Эликсир жизни. Одно из главных свойств философского камня — давать здоровье и вечную молодость. Те, кто в долгих трудах создал его, доказали это личным опытом, как Николя Фламель или Парацельс. Но были рецепты эликсира жизни попроще. Советовали пить человеческую кровь, дегтярную воду, «воду доктора Стивенса» — настой двенадцати провансальских трав — или чай графа Сен-Жермена, который и ныне можно купить в любой аптеке как слабительное на основе сенны. Или есть свежих гадюк, или спать между молодыми девушками. Назывался такой способ «сунамитизм» и был очень популярен у французских аристократов до Великой революции.
Впрочем, китайцы рекомендуют практиковать и особую технику сексуального соития под названием «заставить реку Хуанхэ течь к истокам». Китайцы считают ее основой молодости и долголетия. Имеется в виду умение мужчины достигать оргазма без семяизвержения. Кроме того, иногда можно услышать и о некоем напитке, именуемом «сома». Но это уже чистейшие сказки, господа.
Из рассказов Аполлона Григорьевича Лебедева
Тут Ванзаров, сидевший тихо и попивавший чаек, вдруг спрашивает:
— А сома?
Поглядываю на Бадмаева, замечаю, что бурят наш насторожился.
— Что сома? — спрашивает.
— Вы не упомянули о соме. Она тоже эликсир жизни?
Помолчал великий целитель и говорит:
— Сома — легендарный напиток древних ариев. Описан в гимнах «Ригведы». Считалось, что дарит веселье и радость, возможно, сильно опьяняя. На изображениях в некоторых храмах бог богатства Кубера стоит рядом с кувшином, в котором хранят сому. Кувшин охраняют ядовитые змеи.
— Из чего делали сому? — не отстает Ванзаров.
— Из неизвестного растения. Слышал, что служители индуистских храмов много раз пробовали ее получить, но все безрезультатно.
— Значит, сома — чистый вымысел?
— Возможно, в древности и был какой-то напиток, который давал силы, но все это давно забыто. Прошу простить, господа, меня ждут пациенты.
Бадмаев встал. Ну и мы поднялись
— Слышали о профессоре Окунёве? — спрашивает Ванзаров.
Бурят морщинки на лбу собрал, словно вспоминал что-то, и говорит:
— Это господин, который читает общедоступные лекции о вреде религий, кажется. Не имею чести знать. С подобными субъектами дела предпочитаю не иметь. Не люблю дилетантов. Рад был познакомиться…
Вышли мы за ворота несолоно хлебавши. Уже стемнело. Опять мороз припустил.
Ванзаров воротник поднял и говорит как бы невзначай:
— Что же это ваш хваленый Бадмаев так мало знает о соме? Почему ничего не сказал об ужасных последствиях приема этого снадобья? Может, стоило прочитать цитату из Овсянико-Куликовского или стишки из вашей книжицы?
Что тут скажешь? Прихватил меня, нечем крыть.
— Да, что-то темнит бурят, — говорю.
— Наверняка сам пытался получить сому.
— Не исключено.
— Судя по всему, у господина Бадмаева ничего не вышло.
— А вот дилетант Окунёв взял и сделал.
— Вы так думаете?
— Не сомневаюсь. И он ее применил на двух жертвах. В качестве эксперимента. Только за руку его поймать не можем.
Ванзаров смотрит на меня особенно, я этот взгляд его хорошо знаю, обязательно что-нибудь сумасшедшее выкинет, и говорит:
— Знаете, что мы сейчас предпримем?
— Вызовем Джуранского, чтобы вытряс из Бадмаева душу?
— Поедем на квартиру Окунёва и попробуем найти эту треклятую сому.
Ну все, приехали. Понесло друга моего. Говорю так вразумительно, чтобы успокоить:
— Полиция может войти в частный дом только в четырех случаях…
Куда там! Ванзарова не слушает:
— Значит, это будет пятый.
Когда друг наш на что-то решается, остановить его совершенно невозможно. Да вы же не хуже меня знаете, Николя. Представьте себе: на часах около шести вечера, несчастный профессор дома сидит и покидать свою берлогу намерений не имеет. Любой другой бы уже отступил. Но только не Ванзаров, ему же загорелось.
Что делает Родион Георгиевич? Вызывает околоточного и просит по-приятельски, чтобы Окунёва отвел в участок под любым предлогом, да хоть для проверки правописания, и продержал там никак не меньше часа. Околоточный рад стараться услужить самому Ванзарову.
И что я вижу? Не прошло и десяти минут, как околоточный чуть не силком тянет Окунёва, а профессор страшно ругается на всю улицу. Из его криков понимаю: профессор возмущен полицейским произволом. Где это видано, чтобы полиция интересовалась грамотностью профессоров. В общем, околоточный просьбу понял слишком буквально. Но дорога свободна. Заходим с Ванзаровым во двор. И тут новое препятствие: дворник. Смотрит на нас подозрительно и вопрошает: к кому господа изволили явиться на ночь глядя? Как из этой закавыки выкручиваться? Уже намереваюсь дать дворнику на лапу, чтобы забыл, что нас видел. Но Ванзаров с исключительным спокойствием говорит: