Балом правит любовь

Выбор невест, разумеется, был велик. Мать частенько твердила ему имена юных леди. Последнее время даже Барбара не раз заводила разговоры, предметом которых неизменно становилась какая-нибудь благонравная девица, которая якобы как нельзя более подходила на роль графини Гартдейл.
Беда только в том, что ни одна из этих благонравных молодых девиц не могла бы составить счастье Эдварда. Ему подошла бы зрелая женщина с характером, разделяющая его интересы и способная вести содержательные беседы, обладающая острым умом и имеющая собственное суждение.
Неужели это такая уж плохая характеристика для женщины?
Но именно этого мнения придерживались друзья графа, которые стремились взять в жены привлекательных девушек с хорошим приданым. Жены подарят им наследников, а те, повзрослев, в свою очередь станут устраивать свою жизнь по примеру родителей. Более унылую картину Эдвард не мог нарисовать в своем воображении. Ему было не под силу представить, что можно провести остаток дней своих с женщиной, которая не разделяет хотя бы некоторые из его интересов, в особенности его увлечение политикой и коммерцией.
Графу никогда не было нужды в поте лица добывать себе хлеб насущный или самостоятельно пробиваться в жизни. Однако, будучи членом Палаты лордов, он должен был досконально изучить все факторы, влияющие на британскую экономику.
И Эдварду хотелось, чтобы с женой можно было потолковать и о состоянии своего хозяйства, и о благосостоянии собственников недвижимости. Но, к великому сожалению, кроме Барбары, Эдвард почти не встречал женщин, проявляющих интерес к чему-либо помимо последнего номера «La Belle Assemblee» [3].
Его покойный отец понимал желание сына найти женщину, обладающую здравым умом, и, возможно, как раз потому, что сам имел несчастье жениться на той, которая таковым не обладала. По мнению Эдварда, отец любил мать, но родителей меж тем ничто не связывало, кроме семейных интересов. Немыслимо было вообразить, чтоб из общения с матерью отец извлекал для себя хоть какую-то пользу, и Эдвард считал это обстоятельство весьма прискорбным, если учесть, что супруги прожили под одной крышей почти сорок лет.
Быть может, в подобных мезальянсах виновно общество, думал Эдвард, пуская Титана шагом. Выгодный брак зачастую бывал важней любви. Невинных молодых девушек выводили в свет. Молодые господа, желающие присмотреть невесту, приглядывались к женщинам, оценивая их достоинства с обстоятельностью фермеров, отбирающих племенных кобыл. Красота ставилась во главу угла. За ней следовали хорошая родословная и приличное воспитание. Те девицы, которых Бог наградил тремя вышеперечисленными достоинствами одновременно, бывали избраны в первую очередь. Некоторым из них выпадала удача выйти замуж за человека, который любил и уважал их. Остальные же довольствовались видимостью любви, устраивая свое счастье по мере возможностей.
Но Эдвард не терпел компромиссов и притворства. Ему претила сама мысль о том, чтобы жениться после нескольких встреч, прошедших в благопристойных беседах и под неусыпным родительским надзором. А что может мужчина знать о женщине, на которой рассчитывает жениться? Ведь при первом свидании все дамы ведут себя сдержанно, демонстрируя безупречные манеры. Все они улыбаются, танцуют, играют на фортепьяно и поют премиленькие песенки. Но как узнать, что у них за душой? Может статься, на людях женщина — истинная леди, а дома — сущая мегера. Быть может, в обществе она блистает остроумием, а в одиночестве впадает в меланхолию.
А как узнать ее темперамент? Что, если жена окажется одной из тех фригидных женщин, которые исполняют свой супружеский долг, не получая от этого ни капли удовольствия? Как можно ублажить женщину, которая содрогается при одной только мысли о близости?
Эдвард был целиком погружен в свои размышления, а потому не сразу заприметил всадницу, ехавшую ему навстречу. Подняв глаза, он с удивлением обнаружил, что к нему приближается элегантная леди, гордо восседающая на превосходной серой в яблоках кобыле, в сопровождении конюха. Большинство знакомых ему дам изволили почивать до полудня. Эта же, едва минула половина восьмого, уже совершала прогулку по парку. Одного этого обстоятельства было довольно, чтобы возбудить в графе любопытство.
Детали туалета дамы, которые Эдвард тут же для себя отметил, разожгли его интерес еще больше: пурпуровая амазонка необычайно шла даме, а качество кружев на ее платье было отменным. На женщине также была щегольская шляпка, однако опущенная густая вуаль скрывала черты ее лица. И, тем не менее, судя по сложению, леди была молода. Хотя кобыла ее, по-видимому, была норовистой, всадница уверенно держалась в седле и ее руки в перчатках крепко сжимали поводья.
Дама так и проехала бы мимо, если б не кошка. Именно в этот момент тщедушный котенок нескольких недель от роду выскочил из зарослей возле дерева и бросился прямо под копыта. Кобыла испугалась и попятилась, а леди от неожиданности ахнула. Опасаясь, что дама может не удержаться в седле, Эдвард погнал Титана вперед.
Напуганная до смерти, но живая и невредимая, кошка юркнула обратно в кусты.
— Вы не пострадали? — обратился Эдвард к всаднице, раздумывая, не придержать ли ему самому кобылу за поводья.
— Целехонька, благодарю вас… сэр, но моя лошадь Джульет, кажется, сильно напугана. — Голос леди оказался на удивление низким и хриплым. Однако в нем не прозвучало и тени паники. — Надеюсь, она не затоптала бедного котенка.
— Будьте спокойны, он жив и здоров, но меня более беспокоите вы, — ответил Эдвард.
— Очень любезно с вашей стороны. Я, как видите, тоже не пострадала. Появление вашей лошади и кошки одновременно испугало Джульет не на шутку, — сказала дама, умело усмиряя лошадь.
— Слава богу, вас это не испугало, — заметил Эдвард, осаживая Титана. — Ваша кобыла всегда так резва?
— Не имею ни малейшего представления. — Дама любовно потрепала лошадь по серой шее. — Я в первый раз села на нее. Но, зная ее владельца, полагаю, что на ней просто слишком редко выезжают. Думаю, несколько прогулок по парку пойдут ей на пользу.
Никогда еще Эдварду не доводилось слышать столь хриплый женский голос, и он, найдя его чрезвычайно привлекательным, пришел к мысли, что хочет услышать его еще раз. Графу вдруг безумно захотелось взглянуть на лицо этой женщины, и он ломал голову, пытаясь отыскать достойный повод попросить даму приподнять вуаль.
— Вы часто ездите верхом по утрам? Я раньше не встречал вас в парке.
— Я в Лондоне недавно, но езжу верхом всегда, при этом предпочитаю утренние прогулки, когда не так людно.
— Совершенно согласен с вами. Нет ничего более утомительного, чем пытаться насладиться прогулкой, то и дело натыкаясь на людей, которые стремятся к тому же. Может быть, мы с вами могли бы ездить вместе?
Вопрос был задан непринужденным, естественным, даже шутливым тоном, а между тем Эдвард сам подивился ему, ибо делать незнакомым дамам какие-либо предложения было графу несвойственно. Леди, как видно, к такому обращению тоже не привыкла.
— Благодарю вас, сэр, но полагаю, принять ваше приглашение с моей стороны было бы слишком опрометчиво.
— Да, конечно. — Эдвард пожалел о своем скоропалительном предложении. — Я не подумал. Вас дома, верно, ждет муж или брат, которому это пришлось бы не по нраву.
— Вовсе нет. Я не замужем, и брата у меня тоже нет. Но я не пробуду в Лондоне долго. Я в скором времени вернусь в деревню.
Такого ответа Эдвард не ожидал.
— Но это же не помешает нам ездить вместе, пока вы здесь, — проговорил он, поражаясь собственной настойчивости. — Вы намереваетесь выезжать верхом, а раз мы оба предпочитаем утро, то почему бы нам не объединиться?
— Я не могу поручиться за то, что буду выезжать всегда в одно и то же время. Я выезжаю только тогда, когда тетя и кузина не нуждаются в моих услугах.
Услуги? Эдвард нахмурил брови. Неужто она компаньонка? Бедная родственница?