Любовь (не) прилагается (СИ)
Тогда я еще не успела растерять все грезы, тогда я еще умела мечтать.
В тот год отчим взял меня с собой на ежегодный Совет альф, который возглавлял бессменный Верховный в течении последних лет сорока. Родемар Оленьев. Я тогда сияла от счастья. Ведь впервые за последние несколько лет мне обновили гардероб. Купили несколько новых, очень дорогих платьев. Мне впервые позавидовала младшая сестра, устроившая отчиму знатный скандал.
— Подберем тебе кого — нибудь, — до сих пор помню ехидную улыбку и то, как он потрепал меня за щечку. — Созрела девка, в самый раз.
Я тогда по глупости и душевной простоте подумала, что отчим решил подобрать мне достойную пару. Как он собирался поступить с сестрой, когда та подрастет. Вот он и подобрал, но только не пару… я стала разменной монетой в какой — то сделке. Отчим подписал какой — то важный договор, а я потеряла невинность. Зато получила отличный жизненный урок.
Мне бы уже тогда уйти… сбежать, воспользовавшись моментом. Так удачно подвернувшимся случаем. Ведь тот, кто был у меня первым, звал с собой. Но я осталась… Осталась и жалела до сих пор.
Тот самый раз стал для меня первым и единственным. На мужчин я больше смотреть не могла. Не могу сказать, что мужчина был груб или жесток. Но то, что меня отдали, как живой товар… сдали в наем, навечно отложилось где — то в глубине сознания. Стоило меня лишь коснуться любому представителю противоположного пола с определенными намерениями, я впадала в ступор, истерила, кусалась и царапалась. Реакция каждый раз была разной. Это уж как повезет.
Отчим пробовал провернуть похожий фортель еще дважды. Но каждый раз это заканчивалось… ничем. Вернее, меня наказывали за ослушание. И на какое — то время меня оставили в покое. Мне казалось, что он забыл о своих идеях… но вот опять.
Я с ужасом посмотрела на мужчину, собираясь осторожно возразить… Но не успела.
— Выкинешь в этот раз что — нибудь — убью, — пригрозил он и пошел к двери. — Да, макияж поярче сделай, ты бледная, словно поганка, — дал последние наставления и покинул мою комнату. А я не выдержала, разревелась. Надеюсь, он не услышал.
— За что все это мне? Я ведь ничего плохого не сделала. Всегда была послушной и исполнительной, — спросила у невидимого собеседника.
Не понимала, как смогу пережить новое унижение, если опять дойдет до секса с незнакомцем… Но оделась и послушно нанесла яркий макияж. Я все еще надеялась, что когда — нибудь у меня хватит смелости уйти. Но это будет не сегодня.
До приезда гостей оставалось чуть меньше получаса. Вполне достаточно времени, чтобы зайти к матери. Да, моя мать официально считалась мертвой. Впрочем, так оно и было физически. Врачи тогда констатировали смерть мозга и предложили отключить ее от аппарата, поддерживающего жизнеобеспечение. Но отец, официально оформивший ее смерть, почему — то не сделал этого. Только спустя два года я узнала об этом… Предполагаю, что он не хотел подохнуть от тоски. Все — таки связь между истинными парами довольна сильна. А он, наверное, мог относиться к матери, как к любимой женщине. А может не мог… Они не выносили сор из избы, если таковой имелся. А я была слишком маленькой, чтобы понять до конца суть их отношений по жестам, взглядам, игре или не игре на публику…
Когда мне удавалось, я часто делала так. Заходила в комнату, больше похожую на больничную палату, и беседовала с мамой. Рассказывала о том, как живу. Просила совета. В такие моменты, мне казалось, что она слышит меня. А на душе всегда становилось легче.
Мать, вернее, иллюзия ее присутствия в моей жизни тоже в какой — то мере удерживали меня в стае.
Да, мне бы стоило уйти. Но я находила миллион разных отговорок, чтобы этого не делать. Возможность видеть женщину, которая меня родила, была одной из самых важных.
Вот и сейчас я хотела пожаловаться на жизнь. Просто выговориться. Но не успела.
Комната, в которой была размещена мама, находилась в самом конце особняка. В его северной части. В противоположном конце от жилых комнат. Не знаю, почему отчим поместил ее именно туда. Но то крыло дома почти никто не посещал. Это для меня тоже было загадкой. Нам, маленьким, с сестрой еще при жизни матери туда было строго запрещено заходить.
Вот и сейчас мне нужно было пройти либо через гостиную, где шли приготовления к праздничному обеду, либо через помещения для слуг. Естественно я выбрала второй вариант, потому что чувствовала себя скорее обслуживающим персоналом, чем членом семьи. Пускай сегодня на мне было надето дорогое вечернее платье, сидеть я буду за одним столом с важными гостями, но роль — то мне отводилась самая низкая. Хуже трассовой проститутки. Им хотя бы платят, и они имеют пусть ничтожный, но шанс отказать совсем непонравившемуся клиенту.
Вся прислуга особняка знала об отношении альфы к приемной дочери. Многие оборотни даже считали, что они выше меня по статусу и не считали нужным здороваться. Впрочем, так в какой — то мере и было. Отец никогда не скрывал внутри стаи своего отношения ко мне. А многие ему подражали. Нет, меня никто пальцем не трогал. Никто не выказывал открытого пренебрежения. Но посмотреть сверху вниз, ухмыльнуться за спиной, не поздороваться или не услышать просьбу — обычное явление в этом доме.
Вот и сейчас я спокойно шла через помещения для слуг, не привлекая особого внимания. Такое отношение было в какой — то мере даже удобно, когда мне хотелось быть незамеченной. Прислуга с удовольствием делала вид, что меня нет.
Но стоило мне дойти до кухни, как я столкнулась с незнакомым оборотнем. В прямом смысле столкнулась. Я настолько ушла в свои мысли, следуя знакомым маршрутом, что ни на что не обращала внимание. Вот и натолкнулась. Уперлась носом прямо в шею незнакомца.
— Извините, — пролепетала и сделала пару маленьких шажков назад.
— Стоять! — рявкнул незнакомец. Столько силы и властности было в его тоне, сразу становилось понятно, что это не рядовой оборотень. Похоже, гости явились несколько раньше положенного срока. Интересно, почему меня не предупредили? Ведь по планам отца я должна была стать развлечением одного из них. А еще любопытно, что этот нерядовой делал на кухне?
Бросила быстрый взгляд на мужчину и тут же отвела. Неприятный тип. Стоит, словно хозяин, снисходительно улыбается и окидывает меня заинтересованным взглядом.
— Человечка, — протянул незнакомец. Не такая уж человечка, скорее полукровка. Хотя, крови оборотней во мне было совсем чуть — чуть, но она все же была. Мужчина, который давил своей силой и властностью, не мог этого не почувствовать. Естественно, поправлять его не стала. Не посмела. Просто молилась, чтобы это был не бета, для которого меня приготовил отец. Я ведь даже не знала имени беты Егора Исаева.
Неожиданно мужчина схватил меня за руку и потащил куда — то. Я запаниковала. И начала сопротивляться. Попятилась. Машинально. Молча.
— Аксинья? — кажется, оборотень все — таки решил осведомиться, кого он тащит. Я снова промолчала. Что со мной такое было? Почему я боялась этого незнакомого оборотня? Боялась почти также, как отчима. Ответ был неприятным, но очевидным. Он тоже меня подавлял. Другими словами, пугал, заставляя впадать в ступор. А еще страшили его действия, стоило мне представить, что я вынуждена буду лечь под него. С тем, что мне придется пойти на это, незаметно для себя смирилась.
Незнакомец встряхнул меня. Довольно небрежно.
— Я. Спросил. Ты. Отвечаешь, — встряхнул еще раз. Уже откровенно грубо.
— Да, — нашла в себе силы ответить, потому что последний раз он обращался со мной, словно, с тряпичной куклой. Легко приподнял за предплечья и потряс. Наверняка, теперь останутся синяки.
— Славненько, — мужчина оскалился. Не скрывал своих острых даже на вид клыков и горящих похотью глаз. Я бы может и хотела этого не видеть, но мое лицо находилось напротив лица незнакомца, ведь он меня так и не удосужился опустить. Поставить на пол. Держал на весу все это время. — А ты хорошенькая, — сделал оборотень сомнительный комплимент. Сомнительный, потому что слышать его от этого представителя противоположного пола не желала. — Лучше, чем я мог ожидать. Родцев не соврал.