Быть вместе

— Неподобающе вел себя только я, Харриет. Ваше положение достаточно сложно и без того, чтобы я еще ухудшал ситуацию. Так как я должен сопровождать вас до самого Хартума, то такие вещи больше не повторятся.
Лошадь легким галопом побежала вперед в темноту. Харриет почувствовала себя немного спокойнее. Он в первый раз назвал ее просто по имени, и сделал это с легкостью и сердечностью. Она понимала, о чем он говорит, и знала, что он прав. Он защищал ее репутацию, которая и так достаточно пострадает по их прибытии в Хартум, когда станет известно, что они путешествовали без спутников и даже без слуги. Когда же она окажется под крышей консульства, подумала Харриет, Рауль сможет совершенно открыто нанести ей визит.
На протяжении долгих ночных часов она думала об отце, но теперь без боли. Африка была его домом, и в ту минуту, когда ее нога ступила на египетскую землю, Харриет поняла, что Африка станет и ее домом. По-детски закрыв глаза, она представляла себе жизнь, в которой были и страна ее рождения, и загадочный француз, который спас ей жизнь.
Рауль незаметно вздохнул с облегчением. Он не хотел ее обижать, но и не хотел иметь дело с истеричной женщиной. Харриет не стала унижать его, а приняла от него извинение за поцелуй с тактичностью, редко встречающейся в женщинах. Он не привык видеть красивых молодых женщин, обладающих еще и разумом. Рауль решил, что с этого момента категорически запретит ей распускать волосы и будет строго обуздывать свои желания. Когда они окажутся в Хартуме, его обязанности закончатся, и тогда ой сможет найти удовлетворение в другом месте, с местными девушками, которые не считают, что занятие любовью должно сопровождаться преподношением обручального кольца.
Его арабский жеребец легко преодолевал милю за милей, поднимая за собой облака песка. Харриет часто поднимала голову и разглядывала красивое лицо с решительным подбородком и точеными линиями рта, лицо, которое снова стало непроницаемым и бесстрастным. И будет оставаться таким, напомнила она себе, пока они не достигнут Хартума. Ощущая себя в полной безопасности в сильных руках Рауля, она прислонилась к нему. Неведомое возбуждение снова всколыхнулось внутри ее; смерть отца сломила в ней дух авантюризма, а теперь он возродился в полной мере — мисс Харриет Латимер из Челтнема скоро будет в Хартуме, самом дальнем городе на свете. Даже в темноте она начала различать, что растительность вокруг меняется, что темные очертания скал и кустарников становятся более многочисленными. А когда в пустыне резко наступил рассвет, она с удовольствием вздохнула при виде клочков зеленой травы, акаций и желто-красных алоэ.
— Все? Мы прибыли?
Ее наивная радость была столь заразительной, что Рауль подарил ей одну из своих редко бросаемых вниз улыбок.
— Мы недалеко от Бербера, — подтвердил он.
— Бербер? А где же Хартум?
Рауль подавил волну раздражения. Очевидно, отец Харриет, бывший не от мира сего, мало что рассказал ей об их маршруте.
— Мы еще в нескольких неделях пути до Хартума, — сказал он, с трудом сохраняя терпение. — Бербер — единственное довольно значительное поселение до него, и здесь я смогу раздобыть для вас лошадь.
Выпрямившись, Харриет с интересом огляделась по сторонам. Песок еще простирался без пределов, но его однообразие нарушалось выжженными, иссушенными, отбеленными камнями и безлистными деревьями с шипами, а вдали грациозно покачивались пальмы пустыни.
— Всадник! Вы видите?
Она указала вперед.
— Это Хашим, — кивнул Рауль.
— Хашим? — переспросила она.
— Мой слуга и товарищ. Я должен был быть в Бербере еще несколько дней назад. Он меня ждет.
— О-о…
Харриет пришла в некоторое замешательство. Ей не приходило в голову, что его может кто-то ждать или что он придерживался определенного маршрута и ее спасение, вероятно, создало для него неудобства.
Далекая фигура радостно поскакала галопом им навстречу, и стало видно, что на смуглом лице сияет улыбка.
— Эфенди! Эфенди! Я думал, вы повстречались с бедой!
— Почти, — скупо отозвался Рауль, вспомнив о могиле, оставшейся позади него.
Лошади сблизились, и он похлопал араба по спине. Объятие араба было более бурным. Харриет оказалась незамеченной и зажатой между двумя мужчинами.
В конце концов араб выпустил плечи Рауля из пылких объятий и, взглянув на Харриет, широко улыбнулся, продемонстрировав почерневшие поломанные зубы.
— Мисс Харриет Латимер.
Рауль подавил улыбку, когда Хашим с восторгом поцеловал тыльную сторону ее руки, а Харриет постаралась скрыть отвращение.
Хашим блестящими черными глазами осмотрел нежные руки Харриет и, отметив отсутствие колец, понял, что его хозяин не совершил никакой глупости и не привез с собой из экспедиции жену.
— Мисс Латимер направлялась в Хартум со своим отцом, — продолжал Рауль, — но мистер Латимер умер в пустыне, и поэтому я провожаю мисс Латимер к месту ее назначения.
— Это трагедия. — Хашим обратил взор к Аллаху, так что остались видны только белки его глаз. — По-настоящему огромная трагедия, эфенди.
Харриет не привыкла к слугам, однако была совершенно уверена, что Хашим проявляет недопустимую непочтительность по отношению к своему хозяину, и бросила на Рауля быстрый взгляд. Его лицо оставалось непроницаемым; он был человеком, который подсознательно требовал уважения к себе, однако позволял слуге приветствовать его как брата, с которым давно не виделся. И она снова задумалась о нем, о его прошлом, о его семье. Казалось, чем дольше она находилась в его обществе, тем меньше его знала.
Хашим, закончив приветствия, развернул лошадь и поехал рядом с ними, безумолчно болтая с Раулем по-арабски. Это был уже немолодой человек с настолько худым лицом, что казалось, только кожа обтягивает кости. Зубы его сгнили почти полностью. Одет он был в просторную белую хлопковую куртку и из плотной ткани брюки, доходившие до сандалий, а на голове у него был яркий полосатый тюрбан, несомненно, благодаря которому Рауль и узнал его с такого далекого расстояния. Мужчины свободно общались по-арабски, хотя ее отец, всю жизнь изучавший этот язык, никогда не говорил на нем с такой беглостью. Харриет так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула от голоса Рауля.
— Что вы думаете о Бербере теперь, когда прибыли сюда? — спросил Рауль.
Перед ними были разбросаны высушенные солнцем хижины, а дальше виднелась группа одноэтажных строений из самодельных кирпичей. Харриет моргнула, а когда они подъехали ближе, смогла рассмотреть, что на немощеных улицах полно мусора, голодных собак и детей с вздувшимися животами.
— Это Бербер?
В крайней растерянности, Харриет оглянулась вокруг; у нее на лице было написано недоверие, а в голосе звучал ужас.
Рауль кивнул.
— Но он такой… примитивный!
Рауль сдержал улыбку, а Хашим, по-видимому, обиделся.
— Хартум не многим лучше.
Жара и запахи были невыносимыми, и Харриет почувствовала внезапную тошноту. Хартум должен быть лучше, чем Бербер, непременно должен.
Хижины остались позади, и на секунду Харриет показалось, что они втроем покидают Бербер так же стремительно, как въехали в него. Несмотря на то что она устала и оставалась почти без сил, она обрадовалась этому, потому что казалось невероятным, чтобы Бербер мог предложить им какое-либо подходящее пристанище.
— Мы надолго остановимся у паши? — услышала она, как Хашим по-английски спросил у Рауля.
— Надень. Самое большее — на два. Мне нужно сменить лошадь и купить еще одну для мисс Латимер. И еще необходимо пополнить запасы. Нам понадобится несколько вьючных верблюдов.
— Обо всем договорено, эфенди. Я получил от паши еще хинин. Есть настойка опия, ромашка, лимонная кислота и сироп.
— А остальное?
— Бренди, сигары и мыло уже уложены в ящики и ждут только вашего прибытия.
Мыло! Одно это слово вызвало у Харриет слабость от предвкушения удовольствия. Они приближались к окруженному пальмами саду и находившемуся в глубине дому, который хотя и был одноэтажным, выглядел намного более солидным, чем те, мимо которых они проехали.