Брошенное королевство

Старик усмехнулся себе под нос.
— Займись чем-нибудь посерьезнее, Шернь ведь, кажется, разваливается? — продолжал Глорм, старательно натягивая на себя одеяло и закрывая глаза. — Ну вот видишь, насколько это важно. У тебя свои собственные дела, и меня они не волнуют, даже более того, я хочу держаться от них подальше. Но поскольку и у меня есть свои планы, то… не сердись, отец… — он снова открыл глаза, — собственно, я вовсе не хочу встречаться с тобой в Громбеларде, даже если у тебя будут интересные известия из Лонда. Увидимся тогда, когда каждый из нас добьется своего.
— Согласен. Однако никто из нас не едет в Громбелард ради забавы. Что, если кому-то потребуется помощь другого? Ведь это может быть вопрос жизни и смерти. — В голосе старика прозвучали серьезные нотки. — Ты уверен в своих силах? Я уже нет… Если я накликаю беду на свою голову, к кому мне обращаться?
Оба помолчали.
— Ты прав, отец, только глупец полагает, что сам справится со всем миром. Каждому порой нужны друзья… Хорошо, я подумаю, где и каким образом мы можем передать весточку друг другу.
Старик похлопал сына по плечу, улыбнулся и вышел.
  
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Верные друзья
   
1
 
Роскошный и вместе с тем странно выглядевший белый дартанский дом отчасти возвышался, отчасти простирался на холме между тремя небольшими рощами. Когда-то одноэтажный, он был перестроен — и изуродован — в соответствии с модой, навязанной знатными родами Роллайны, «золотой» столицы Дартана. Высокие дома-дворцы, возводившиеся там, где билось сердце королевства, свидетельствовали о положении их владельцев. Просторные и вместе с тем легкие резиденции, разбросанные по всему краю, упрямо пытались сделать похожими на тесные дома, которыми было забито пространство внутри городских стен столицы. И это вполне удалось, ибо дартанская архитектура с тех пор так и не смогла воскреснуть… Простоявший несколько сотен лет дом на холме был грустным свидетельством пагубного влияния моды на искусство.
Довольно ровная, хотя и не вымощенная дорога вела прямо к подножию холма, а затем плавной дугой пересекала склон. На значительном протяжении она была усыпана белым гравием, недоступным в этих местах. Хозяин дома, видимо, являлся человеком состоятельным, о чем свидетельствовала не только дорога. Дом выглядел ухоженным, а на обширном лугу неподалеку пасся небольшой табун.
Светило солнце, и одновременно шел мимолетный весенний дождь. Вопя что было силы, с пастбища бежала стайка детей разного возраста; подгоняемая самой старшей, лет десяти, девочкой малышня искала убежища от дождя на краю рощи. Какой-то большой плащ, растянутый на ветках и палках, послужил для постройки укрытия, но со своей задачей не справился… Кто-то из столпившихся под ним малышей случайно пнул палку, и «крыша» рухнула, погребая под собой снова начавшую вопить толпу ребятишек. Дождь, правда, прошел столь же быстро, как и начался, но взволнованные дети заметили это не сразу. Укрытие ставили заново. Девочка сурово делала выговор неуклюжему малышу, который слабо защищался, пока наконец, борясь с подступающими слезами, согнувшись под бременем совершенного преступления, не обиделся и не направился в глубь «дебрей». Однако через несколько десятков шагов он остановился, заорал во все горло и бегом кинулся назад. Шедшая следом за непослушным мальчишкой рассерженная девочка тоже остановилась и неуверенно прикусила губу — она увидела мужчину в странной зелено-коричневой одежде. Человек этот, похоже, направлялся в сторону пастбища; он наверняка спустился с холма и, решив, что обходить рощу не имеет смысла, двинулся напрямик. Наткнувшись на малыша, а потом на его немногим более старшую опекуншу, он слегка улыбнулся и успокаивающе поднял руку. С детьми он не очень умел разговаривать, но наблюдательности ему хватало.
— Приветствую, ваше юное благородие, — сказал он. — Я гость твоей матери, барышня. Она велела мне идти на пастбище, где я должен выбрать для себя лошадь… Я не заблудился?
«Ее юное благородие» была похожа на мать, как маленькая капля воды на большую. На некрасивом лице притягивали взгляд четко очерченный рот капризницы и очень к нему подходящие сросшиеся темные брови.
— Нет, — ответила она. — Это ты приехал вчера из… издалека?
— Да, но была уже ночь, и мы не успели познакомиться. Впрочем, я вовсе не важная персона, просто обычный посланец, барышня.
— Госпожа, — поправила она. — Но мама говорит, ваше благородие, что все взрослые, которые свободные, пока что должны обращаться ко мне по имени. А ты свободный, господин?
Мужчина кивнул, сдерживая улыбку.
— Меня зовут Тевена, так же, как и мою маму.
— Привет, Тевена. Я Нейет.
За спиной юной Тевены уже собралась вся стайка злополучных строителей укрытия. Детвора с любопытством таращилась на незнакомца, перешептываясь.
— Можете отвести меня к слугам, которые смотрят за лошадьми? — Нейета разговор уже успел утомить. — Я должен выбрать коня, если хотите, то можете мне помочь… Вы разбираетесь в лошадях?
Тевена слегка надула губы, словно вопрос был самое меньшее неуместным.
— У меня есть лошадка, могу показать. Мой брат научил меня всему про лошадей. Ты знаешь моего брата, господин?
— Нет… Как я понимаю, его сейчас здесь нет?
— Нет, он поехал в Семену, по делам, — объяснила девочка. — Можем идти на пастбище.
Детвора уже неслась к окраине леса. Нейет двинулся за ними, вместе с серьезной юной дамой по правую руку. Она поправила каштановые волосы точно таким же движением, которое он раньше заметил у ее матери, и точно так же посмотрела сбоку, наклонив голову, словно ища повода для разговора.
— Какие новости ты привез, господин?
— Новости?
— Посланцы всегда привозят маме новости. Раз ты посланец, то наверняка привез новости.
Нейет снова сдержал улыбку.
— Я привез только письмо. Не знаю, что в нем было. Наверняка какие-то новости, как ты и говоришь, но я их не знаю, Тева.
— Тевена. Тевой меня могут называть только мои друзья и родные.
— Мы не друзья?
— Нет, потому что слишком мало друг друга знаем. Мы знакомые.
Нейет покачал головой.
— Дети много говорят о своих родителях, — пробормотал он, скорее себе под нос, чем обращаясь к спутнице.
— Я вовсе не говорю много о родителях.
— Да… Я не это имел в виду.
— А что?
— Что можно лучше узнать родителей, разговаривая с их детьми.
— Гм, — сказала она и на мгновение задумалась, хмуря брови. — Но это значит, что я вообще не должна с тобой разговаривать, господин. Мама мне не говорила, что хочет, чтобы ты лучше ее узнал.
В жилах этого ребенка текла чистейшая, ничем не замутненная кровь его матери. Маленькая Тевена, сообразительная и уверенная в себе в десять лет, уже вскоре могла стать опасной интриганкой, продающей свои услуги королеве… или тому, кто соответствующим образом заплатит. Нейет подумал, что всего лишь через несколько лет, возможно, ему придется отдавать письма не в руки стареющей матери, но унаследовавшей все ее достоинства (а может, недостатки?) дочери.
Наперерез через луг, следом за детворой, которая уже успела добежать до лошадей и вернуться, шагал молодой слуга. Заметив пару на окраине рощи, он ускорил шаг, направляясь им навстречу.
— Ее благородие предупредила нас, что ты придешь за лошадью, господин, — говорил он уже издалека. — Какой конь тебе нужен?
Расстояние сократилось. Слуга слегка поклонился гостю своей благодетельницы. Посланец кивнул в ответ.
— Не хочу злоупотреблять любезностью… Это будет подарок для моего работодателя. Ее благородие сказала, чтобы я выбрал лошадь, которая наверняка ему понравится, но я в самом деле не знаю…
— Мне велели отдать коня, которого ты выберешь, ваше благородие.
— Я вижу, вы держите тут фарнетов. Я думал, что эту породу разводят только в Сей Айе. Это очень редкие лошади.
— Но вовсе не такие дорогие, поскольку они хороши только для езды по лесу. Сей Айе редко торгует лошадьми, но если даже и так, то не ради денег, и эти лошадки — самые дешевые экземпляры, которые есть у ее благородия. — Слуга был человеком общительным и неглупым, имевшим понятие не только о вверенных ему лошадях. — Они совершенно ни на что не годны, госпожа держит их только как диковинку. Хочешь фарнета, ваше благородие? У нас тут есть симпатичная кобылка. Есть и мерин, но это осел, а не конь… Глупый и упрямый. А кобылка — прямо живой огонь.