Привилегия выживания. Часть 1 (СИ)

Ляха был наивен как второклассница.
– Мы ждем до утра, потом выходим. Попробуем сами до части добраться, – как будто не услышав его, сухо закончил я.
– Куда выходим, бля?! – скривившись, вскрикнул Глебов. Аж с места подскочил. – Ты там не был, бля, а я был, я видел! Мы дверь откроем, они нас сожрут всех к ебени матери!
Несколько солдат автоматически скорчили такую же, как у него, гримасу.
– Муха, отставить визг, сейчас мертвые сбегутся в полном составе.
– Че, смелый охуенно, да? – Глебов сверкнув стеклами очков, смерил меня взглядом. – Ты что ли, сука, дверь открывать будешь?!
Он был на грани с самого начала. Готов был вспыхнуть от малейшей искры. Вопрос в том, один ли он такой?
– Я открою, веришь? – Смоукер вряд ли понял идею, но решил мне подыграть.
То, что его на слабо поймать невозможно, я отлично знал. Блеф по-хорошему был очевидный. Но только не для человека в истерике.
Он пошел к двери. Ровной неторопливой походкой человека, принявшего решение.
Глебов хотел что-то сказать, но получалось у него только беззвучно открывать и закрывать рот, как у выброшенной на берег рыбы. Он стоял и как завороженный смотрел на Смоукера.
Тот уже дошел до двери, рука потянулась к массивному засову.
Остальные солдаты, кроме Фитиля, повскакивали со своих мест. Этот в своем сержанте был уверен на все сто и просто ждал окончания спектакля.
Вдруг, как по команде, Муха опомнился, сорвался с места, подхватил свой автомат и прицелился в Смоукера. Я с опозданием на долю секунды взял его на прицел. Все тут же шарахнулись от Глебова в стороны.
– Стой, бля, убью! – автомат в его руках ходуном ходил, он бы в жопу слона не попал с метра в таком состоянии, но я решил не рисковать.
– Ты хорошо подумал? – спросил я насколько мог спокойным тоном и одновременно, целясь в Муху, сделал несколько скользящих шагов влево, чтобы в случае чего меня и Смоукера не скосило одной очередью.
– Заткнись! – крикнул мне Муха, и снова Смоукеру. – Отойди от двери!
– Пацаны, вы че, вроде не бухали еще, – Ляха попытался разрядить обстановку, – хорош членами мер… – с этими словами он сделал шаг к Мухе, но так и замер, на полуслове и полушаге. Автомат Глебова смотрел теперь ему в грудь.
– Да вы что, не понимаете нихера?! Они нас угробить хотят!
Я почувствовал, что еще немного, и он реально шмальнет в кого-нибудь. Дальше отпускать ситуацию было нельзя.
– Ладно, – прервал я Глебова, – ты выиграл. Раз пошла такая пьянка, устроим демократию, решим голосованием, уходить или оставаться.
– Каким нахуй голосованием?! – заорал он, снова развернувшись ко мне. – Я щас любого порешу, кто к двери подойдет, понял?!
– Муха, – вкрадчиво начал я, – пока ты, размахивая автоматом, отстаиваешь свои права, это нормально, могу понять. Но если, угрожая жизни, заставляешь своих сослуживцев что-то делать, ты становишься террористом, а они – твоими заложниками. И тогда я без всяких разговоров всажу пулю тебе в жбан, и все здесь присутствующие меня в этом поддержат.
– А то, – ввернул Смоукер. С его стороны раздался щелчок предохранителя.
Глебов очень хотел что-то гневное ответить, открыл рот, набрал было воздуха в грудь, но ответить ему было нечего. Выдохнул, сглотнул. Превратившись из борца за справедливость в кандидата номер один на трибунал, он как-то даже потух.
Оставалось закрепить успех.
– Когда будете думать, – обратился я уже ко всем, – учтите, что вертушка должна была прилететь уже час назад. Даже если мы у них не в приоритете, они должны были сделать облет без высадки. И еще учтите, что отравление угарным газом легко не заметить вовремя, если будем и дальше костер жечь, то подохнем до полудня, а если не будем – замерзнем насмерть. Ну что, есть желающие подождать ебаное подкрепление?
Неожиданностей не произошло, проголосовали одиннадцать к двум. Вторым на стороне Глебова, по его словам, был здравый смысл. Возражать никто особо не стал. Автомат только отобрали.
Снаружи продолжали скрестись и биться в закрытые двери, но уже дежурно как-то, будто нехотя. В какой-то момент я даже сам забыл про эти звуки, как забывают про шум дождя, если достаточно долго его слышат.
Стену из стеллажей удалось закончить только к шести утра. Через пару часов должно было светать, так что времени на сон уже практически не оставалось. Хотя вряд ли бы кто-то смог спокойно сомкнуть глаза при таких обстоятельствах. Половина людей сидела плотным кольцом вокруг костра и курила. То ли за неимением водки, то ли переживали, что на том свете курева не найдут. Остальные бродили по складу, как будто в надежде обнаружить скрытый тоннель в светлое будущее или хотя бы радиостанцию.
Я тоже от нечего делать побродил так какое-то время, даже наткнулся на вполне рабочий карманный фонарь, забытый кем-то в одном из шкафчиков, предназначавшихся для хранения спецовок и инструментов.
В животе уже в который раз заурчало, но предложить желудку мне было абсолютно нечего. В караул каждому выдавали по одному сухому пайку, и все выданное было съедено и выпито еще днем, потому как вечером мы должны были, по идее, вернуться в часть на поздний ужин.
Чтобы хоть как-то отвлечься, сел чистить автомат. Руки быстро коченели от общения с ледяным металлом, приходилось периодически прерываться, чтобы их отогреть. Мерзли зубы, которыми приходилось держать найденный фонарик, за небольшой пятак рядом с костром свет не проникал. Процесс от этого шел очень медленно, впрочем, я никуда не спешил. Никогда не понимал идеи нормативов по разборке и сборке оружия на время. Ну, то есть, разбираешь за двенадцать секунд, потом полчаса тщательно чистишь, после чего за двадцать секунд собираешь. Бред. А если эти скоростные манипуляции нужны, чтобы неисправность в бою устранить, тогда стоило, видимо, солдат с простейшими вариантами этих самых неисправностей знакомить. Только ни одного норматива на эту тему я не…
– Слышь, ты там дыру протрешь.
Надо мной стоял Смоукер и протягивал мне флягу.
– Что это? – я с сомнением покосился на нее, не отвлекаясь от процесса чистки.
– Это, – он выдержал театральную паузу, всем своим видом показывая, как ему оскорбителен вопрос, – благородный спирт, подкрашенный не менее породистым чаем, в простонародье – коньяк.
Я принял флягу и, запрокинув голову, сделал пару хороших глотков. Коньяк оказался далеко не первосортным, но ничего общего с крашеным спиртом не имел.
– Хорошая хрень, – признал я.
Смоукер ухмыльнулся довольно, мол, фирма веников не вяжет.
Когда я, наконец, собрал автомат воедино, из-под дверей ангара начал пробиваться свет. Решающий момент настал. Не сговариваясь, все собрались и подтянулись к выходу, даже Глебов, который, тем не менее, являл собой полнейшую обреченность. Отсутствие у него оружия дополняло образ приговоренного к смертной казни.
Смоукер встал возле двери, все остальные, включая меня, расположились полукругом метрах в десяти, прицелившись в дверной проем. Смоукер бегло окинул нас взглядом, кивнул и потянул на себя задвижку, после чего толкнул ногой дверь и тут же отбежал на безопасное расстояние.
Дверь со скрипом распахнулась, в проем ворвался солнечный свет, на какой-то момент меня ослепивший. Снаружи не раздавалось ни звука, в проеме никого видно не было. Прошла минута, вторая. Нервы были как натянутая струна, вряд ли кто-то был готов к такому развитию событий. Смоукер снова пошел к двери, ступая как можно тише. Ему оставалась всего пара метров.
Мимо двери снаружи прошел человек в камуфляже. Очень похожей на смоукеровскую мягкой походкой. Замер, зачем-то принюхался, и двинулся дальше, исчезнув за косяком.
Глебов шумно выдохнул: «Свои!» – и рванулся наружу. Он выскочил через дверь и побежал в сторону, куда ушел человек. За ним никто не дернулся, никто не попытался остановить. Еще несколько секунд гробовой тишины. И вдруг где-то снаружи раздался его вскрик. Выстрел. Кто-то из нас пальнул от неожиданности.