Западня
К полудню мы добрались до болота, по указаниям деда повернули вправо от реки и начали подниматься по склону. Выйдя на ровное, густо поросшее лесом плато, пошли вдоль реки. Слева сквозь густую сетку стволов, веток и листьев была видна заросшая и заболоченная пойма. Это был очень хороший ориентир, так что нам не надо было прибегать к помощи карты и компаса.
Но вот, преодолев очередные заросли, я не увидел привычного склона к реке. Решив, что русло здесь делает небольшой изгиб, мы с полчаса двигались в прежнем направлении. Склона все не было. Резко повернули влево и шли еще минут двадцать, — ничего! Выходило, что мы заблудились.
Мой авторитет явно пошатнулся. Пришлось достать карту и задуматься. Мы, видимо, сильно уклонились вправо и далеко отошли от реки. Я очертил на карте примерный район, где мы находились, и проложил азимут прямо на устье Каменки.
Идти по азимуту в густом лесу оказалось трудным делом. Очень мешали упавшие деревья, приходилось либо обходить их, либо перелезать через них, а нередко и проползать под ними. Кроме сухих деревьев, которые, лежа на своих растопыренных сучьях, представляли труднопроходимые преграды, встречались стволы, лишенные сучьев и лежащие прямо на земле. Сверху их покрывал мягкий светло-зеленый мох. Стоило стать на такое приветливое, но предательское бревно, как мы проваливались и ноги погружались в труху выше колена.
Особенно трудно было следить за тем предметом, на который брался азимут. Даже падая, я старался не выпустить из виду избранный мною ориентир — иначе он сразу же терялся в массе деревьев и кустов. А падать приходилось чуть ли не на каждом шагу Было смешно и в то же время одолевала злость.
Километров через пять, которые мы ползли, казалось, целую вечность, появился, наконец, склон к реке. Тут пришлось поломать голову — какая река перед нами. Если это Черная речка, то нужно идти вверх по ней, если же Каменка, — наш путь лежит совсем в другую сторону, вниз по течению. Карта на этот важный для нас вопрос ответа дать не могла обе речки были так извилисты, что по этому признаку никак невозможно было определить, на берегу какой из них мы находимся.
Мой юный товарищ изрядно устал, поэтому мы решили сделать здесь большой привал с обедом. Петя помогал собирать хворост, а потом, взяв котелок, пошел за водой. Не успела его русая голова скрыться в кустах, нависших над рекой, как вдруг раздался удивленный и в то же время радостный возглас:
— Дядя Миша, идите-ка сюда! Руда!
Я поспешил на зов, но Петя уже бежал ко мне, держа в руке мокрые куски песчаника, на бурой поверхности которого ярко выделялись зеленые оспинки.
Да, это была медная руда. Но откуда она здесь взялась? Мы облазили все вокруг и убедились, что обломки руды встречаются только в русле реки. Было ясно, что песчаник принесен речным потоком откуда-то сверху, по-видимому, с тех куч, к которым лежал наш путь. Если так, то перед нами не Каменка, а Черная речка, и нам надо идти вверх по течению. У меня мелькнула мысль, что рудные кучи, по всей вероятности, уже неподалеку: песчаник, который мы нашли, был непрочный и не мог бы выдержать долгого путешествия.
Своими соображениями я поделился с Петей. Возбужденные находкой и близостью желанной цели, мы не стали долго отдыхать. Однако, несмотря на наш энтузиазм, вверх по речке пришлось двигаться очень медленно. Этот путь оказался еще более трудным, чем через тайгу. Коренные берега реки сильно сблизились и были очень круты — по ним невозможно было идти. Продвигаться по руслу мешали густые заросли травы и кустарников, многочисленные завалы из упавших деревьев. Приходилось отдыхать через каждые полчаса — так утомительна была борьба со всеми этими препятствиями…
Вот и Каменка! У ее устья возвышались мощные толщи светло-серого песчаника, из-за которого, очевидно, эта речка и получила свое название. Передохнув немного, мы вновь двинулись вперед. Нарушая простейшие правила похода, все чаще и чаще стали припадать к холодной речной воде. Но чем больше пили, тем сильнее чувствовали жажду. Следов пребывания человека в этих местах не было видно. Зато часто встречались следы лосей, то и дело из-под ног с тяжелым хлопаньем крыльев испуганно срывались и исчезали в лесу глухари и тетерева. Много раз попадались ночные хищники — совы, довольно уютно, по-домашнему устроившиеся на ветках и близоруко моргающие круглыми желтыми глазами.
День подходил к концу. И когда стало казаться, что мы уже не в силах двигаться дальше, лес вдруг расступился. Перед нами открылось удивительное зрелище: на обоих склонах возвышались громадные холмы в виде усеченных конусов, густо заросшие мелким кустарником. Кое-где склоны не были прикрыты этим живым чехлом, и была видна то ярко-зеленая, то густо-синяя порода. Не трудно было догадаться, что перед нами те самые рудные холмы, до которых мы с таким трудом добирались целых два дня.
Несмотря на усталость и наступающую темноту, я сразу же начал осматривать участок. Оказалось, что куски медной руды, которые почти сплошь покрывали поверхность этих странных холмов, лежали вперемежку с кусками нерудного песчаника и твердой глины. Это говорило о том, что перед нами обычные отвалы. Однако в них было исключительно большое количество руды. Почему вместе с пустой породой выбрасывали в отвал богатую руду, — было совершенно непонятно.
Поблизости находились обвалившиеся и заросшие устья старых шахт и шурфов. В одном месте я обнаружил хорошо сохранившийся вход в штольню, замаскированный колючими ветками шиповника. Нижнюю часть прохода завалило осыпавшейся сверху землей. Из этой искусственной пещеры, сделанной нашими дедами более ста лет назад, тянуло прохладой и сыростью, — видимо, штольня уходила далеко под землю.
Я поднялся на вершину одного из холмов. Здесь была небольшая ровная площадка, от нее к горе тянулась высокая насыпь. Насыпь привела меня к полностью заваленному входу в штольню, которая была в два раза шире, чем предыдущая. Но в это время стало уже так темно, что пришлось бросить дальнейшие исследования.
Вокруг темнели силуэты вековых елей. Они как будто уснули, широко раскинув свои ветви-крылья. У подножья холма Петя развел костер и готовил ужин. В розовом дыму взлетали тысячи искр, иногда видно было, как уголек, вылетевший из костра, описывал в ночной мгле светящуюся дугу.
После ужина мы подложили в костер сухих еловых веток и при ярко вспыхнувшем пламени установили палатку. Невзирая на большую усталость, я долго не мог заснуть. Стояла мертвая тишина. Слышалось только спокойное дыхание Пети да временами возня нашего четвероногого друга. Из головы не выходили мысли о холмах из руды, возле которых мы сейчас лежали. Что они сделаны человеком, — не было никакого сомнения. Но почему такое большое количество ценного сырья было безжалостно брошено, в то время как к заводам возили за многие сотни километров даже бедную руду? Плохая дорога? Но ведь руду могли возить зимой, когда болото замерзает… Интересно было то, что раньше эти холмы, очевидно, не были зелеными. Никита Митрофанович говорил, что он слышал о каменных кучах, но не о зеленых. Здесь была какая-то загадка, которую нужно было во что бы то ни стало разгадать. С этой мыслью я и уснул…
Утро занималось свежее и безоблачное. Солнце стояло еще где-то за лесом, и вокруг лежали мягкие сырые тени. Лишь кое-где верхушки деревьев золотились на фоне светло-голубого летнего неба. Еловый лес обступил нас темной стеной, на которой выделялись синеватые сосны. На кромке леса высились две сухие ели. Одна из них была рыжевато-желтой, а вторая, сверху донизу покрытая мелким лишайником, отливала серебром.
Я снова начал внимательно изучать куски породы, лежащие на поверхности, стараясь понять, с какой целью они здесь были навалены. Рудные обломки состояли из песчаника и конгломерата, пронизанных медной зеленью, или, иначе говоря, землистым малахитом, и медной синью — азуритом. Очень часто на кусках породы виднелись отпечатки окаменевших растений.
Я стал рассматривать породу с помощью увеличительного стекла. Большинство зерен песчаника составляли полевые шпаты и кварц. Реже встречались черные и бурые рудные минералы и зеленый эпидот. В небольшом количестве, но довольно часто, были видны мелкие, красиво ограненные кристаллы циркона, гранита, рутила, анатаза, турмалина… Потом уже, когда эти песчаники исследовали в лаборатории под микроскопом, оказалось, что в них было больше сорока разных минералов. Настоящий минералогический музей!