Путешествие восьми бессмертных (Собрание сочинений. Т. II)

— О да, госпожа, — ответил волк, — я хорошо помню все. И раз я тебе теперь нужен — я готов для тебя все сделать за твою доброту!
— Я верю тебе, волк, — и теперь ты можешь отплатить мне за мою услугу. Узнай у своего господина — где теперь хранятся бао-бэй, и достань мне хоть одно из них.
Волк задумался. Очевидно, задача была для него нелегкая.
— Госпожа, — сказал он, — я сделаю все, что могу. Приходи завтра на это же место в это время: если я не приду — знай, что нет надежды на получение «живых драгоценностей».
И волк убежал.
На другой день, едва дождавшись условленного времени, Сяо-цинь была уже на том месте, где накануне разговаривала с волком. Но его не было…
Отчаяние едва не овладело Зеленой, — как вдруг она заметила, что в густой траве что-то блестит. Она нагнулась — о радость! Три сверкающих, как молнии, меча лежали рядом. Золотые рукоятки были украшены драгоценными камнями, между которыми были вырезаны непонятные даже ей кэ-доу-цзы49…
О радость! Да, это были, без сомнения, великие, могучие, волшебные бао-цзюнь!
Радость Зеленой не имела границ. Конечно, владея таким могучим оружием, она может бороться с кем угодно!
Но вдруг сомнение запало ей в сердце. Она вспомнила, что один из владельцев волшебных мечей, опасаясь их кражи, велел сделать к каждому настоящему мечу по два меча-хранителя, которые по внешнему виду ничем не отличались от волшебных мечей. Таким образом, вместо существовавших первоначально четырех бао-цзюнь, их появилось уже двенадцать. Быть может, демон-волк достал ненастоящие?
Сяо-цинь тотчас решила испытать их. Схватив один из мечей, она замахнулась им и, сказав: «Вон стоит туя: сруби ее верхушку!» — бросила его.
Меч пролетел шагов пять и со звоном упал на землю.
Сердце Сяо-цинь упало; очевидно, это был поддельный меч.
Тогда она взяла в руки оставшиеся мечи и стала тщательно их осматривать. Но, несмотря на все ее старание, ни в украшениях, ни в блестящих клинках, ни в иероглифах — ни в чем не было ни малейшей разницы.
Взяв наугад один из них, Зеленая сказала: «Вон там за кустом мерзкий заяц50. Отруби ему голову!» — и бросила меч.
Испуганный ее движением, заяц сделал несколько прыжков и, сев на задние лапы, поднял уши и осторожно выглянул из травы. А меч, описав небольшую дугу, грузно упал на мягкую, густую траву…
Сяо-цинь готова была прийти в отчаяние. Одна слабая надежда оставалась на третий меч. Она подняла его и осмотрелась, отыскивая — на чем можно было бы испробовать волшебную силу оружия.
В этот момент над ней раздался клекот — огромный ястреб уносил в когтях какую-то птичку…
— Убей хищника! — крикнула Зеленая и бросила меч.
Быстрее птицы взвился он вверх, сверкнув на солнце сталью и золотом; и прежде, чем Сяо-цинь могла отдать себе отчет в происшедшем, — окровавленный меч уже лежал у ее ног, голова ястреба падала камнем с высоты, а отделенное от нее тело кувыркалось в воздухе, хлопая крыльями, и описав ломаную линию, тяжело упало на землю в нескольких шагах от Зеленой.
Несказанно обрадовавшись, молодая женщина отрезала тонкую прядь своих длинных волос и повязала ее на рукоять меча.
Захватив с собой все три меча, Сяо-цинь тотчас отправилась в путь.
Достигнув Чжэнь-цзяна, Зеленая поднялась на один из холмов правого берега Великой реки, расположенный как раз напротив Золотого острова. Прямо перед ней в лучах заходящего солнца сверкали и переливались всевозможными тонами крыши монастыря, покрытые цветными глазированными черепицами, и чуть доносился мелодичный звон подвешенных на всех углах башен, похожих на цветы ландыша вырезных железных колокольчиков, колеблемых легким ветерком… А там, за этими стенами, ее враг, злой, подлый, низкий монах…
Ненависть Сяо-цинь к священнику была так велика, что она не могла ждать и решила тотчас же напасть на него.
Взяв в руки волшебный меч, Зеленая замахнулась им и, сказав задыхающимся от волнения и злобы голосом: «Святой, волшебный меч, убей сейчас эту тварь — Фахая!» — бросила его.
В одно мгновение меч перелетел через рукав реки, отделяющий остров от берега, и скрылся за стенами монастыря.
В этот день уже с утра Фахаю было не по себе. Ожидая грозы, он несколько раз всходил на высокую башню и осматривал небо. Но горизонт был чист; насекомые и птицы не прятались и не выказывали никакого беспокойства.
Чтобы сбросить с себя гнетущую тяжесть, он вошел в храм, зажег фимиам, ударил в колокол, чтобы привлечь внимание бога, и распростерся перед безмятежной, спокойной и холодной для других, но живой и премудрой для него, огромной статуей Будды…
Молитва не успокоила монаха, а наоборот: на сердце у него сделалось еще тоскливее, еще тяжелее. Такое ощущение было у него накануне страшной бури и наводнения, едва не разрушивших монастырь. Очевидно, и теперь ему угрожает какая-то опасность; но с какой стороны — он догадаться не мог.
Раздумывая об этом, Фахай сидел в своей комнате перед огромным открытым окном; волшебный кубок — дар великого Будды — на всякий случай он поставил на стол около себя; правая рука его покоилась на широком основании чаши.
Вдруг кубок вырвался из-под его руки и с силой накрыл его голову. Увеличившись внезапно в своих размерах, кубок закрыл даже глаза монаха. И в тот же миг раздался свист рассекаемого воздуха и Фахай почувствовал жестокий удар по голове; что-то тяжелое, звеня, упало на пол. Кубок тотчас снялся с головы монаха и стал на стол.
С изумлением Фахай рассматривал лежавший на полу обоюдоострый меч чудной работы, сверкающий золотом и самоцветными камнями. Тоску Фахая как рукой сняло.
— А, теперь я понимаю, — сказал монах, — великий Будда еще раз спас меня от врагов! Всеведущий еще с утра предупреждал меня, — но я не понял его.
Сделав троекратное коленопреклонение перед стоявшей в нише маленькой статуэткой спящего Будды, священник стал рассматривать меч, недоумевая, какой враг мог покуситься на него?
Как вдруг он заметил у самого основания золотой рукояти тонкую прядь черных волос… Луч солнца упал на нее — и волосы дали отблеск: не синий или красный, как бывает обыкновению у черных волос, а зеленый…
— Это дело Зеленой Змеи! — воскликнул Фахай, вдруг загораясь злобой. — Погоди же, подлая лягва, мы сейчас на тебя устроим охоту!
Жадным взором смотрела Сяо-цинь вслед скрывшемуся мечу, каждый миг ожидая его возвращения. Но секунда проходила за секундой, а меча все не было… Тревога, забравшаяся в сердце Зеленой, быстро сменилась страхом и ужасом. Значит — Фахай проник в ее планы и сумел отразить нападение даже волшебного меча! Но ведь злобный монах никогда не простит ей этого покушения и, наверняка, сразу же постарается отомстить ей…
И Сяо-цинь, оставив на вершине холма остальные два меча, бросилась бежать по крутому склону — дальше от проклятого монастыря, вглубь холмистой страны, покрытой рощами и перерезанной по всем направлениям балками и оврагами.
Солнце закатилось; быстро наступила темнота, спасшая Зеленую от преследований Фахая.
Чем дальше уходила Сяо-цинь от Чжэнь-цзяна, тем большая злоба против Фахая и негодование на собственное бессилие разгорались в ее сердце. «Хотя я и не смогла победить монаха, — думала она, — но все-таки должна попытаться спасти мою несчастную госпожу. Только это нужно сделать скорее, сейчас же, чтобы этот подлый колдун не проведал о моих планах; иначе он погубит все дело!»
И Зеленая решила сейчас же идти в Хан-чжоу.
Проходя по склону одной горы, Сяо-цинь заметила у самой ее вершины огонь, который вырывался клубами, казалось, из самой земли и, разлетаясь в воздухе длинными языками, умирал в ночной тьме, посылая к небу бесчисленные искры…
Заинтересованная, кто и зачем мог зажечь такой огонь в этой безлюдной местности, Зеленая подошла ближе — и очень удивилась, увидев краснолицего юношу с красными глазами и волосами. Юноша, прыгая и смеясь как безумный, по временам из обеих рук бросал блестящие шары огня в костер. Шары, ударившись об землю, с сильным взрывом превращались в огромные клубы огня, которые сшибались и боролись друг с другом; огонь гудел и с ревом, казалось, пожирал сам себя.