Однажды, или Навсегда (СИ)

Утро. Звонок с не знакомого номера. Ответил. И то что я услышал в трубке, заставило меня испытать огромное чувство страха. Страх потери. Страх недосказанности. Страх одиночества. Ужас. Невыносимую боль. Сердце ушло в пятки. По спине прошёл холод. Руки затряслись.
Я вышел из дома со скоростью света, и так же быстро сел в машину, мчался по трассе и молился, не дай мне потерять её. Пожалуйста.
  
35
 
Кристофер
За стеклом, на большой кровати, лежит маленькое, худенькое, изувеченное тело, не шевелится, не дышит…сама. Вокруг неё пикающие аппараты, капельницы, из-за рта какая-то трубка торчит, маленькая ручка прибинтованная до плеча, на лице красные маленькие порезы, голова на половину в бинте, глаза закрыты. Господи…поменяй нас местами.
— С ней все будет в порядке. — слышу голос из далека. Вытираю слезы, которых даже не заметил, поворачиваюсь.
— Майкл! — беру его за шиворот рубашки, прижимаю к стене. — Это ты? Ты был за рулём?
— Успокойся! — отталкивает меня. — Нет, не я. Она сама была за рулём.
— Что случилось? Она же хорошо водит?
— Что конкретно, никто не знает. В машине она была одна. По заключению специалистов, она потеряла контроль и машина врезалась в дерево, хорошо так врезалась. Повезло что не со стороны водителя.
— Она как? — не отлипая взгляд от Александры, слушаю Майкла.
— Уже хорошо. Не знаю где она купила эту машину, обязательно выясню, но подушка безопасности ударило слишком сильно, таким образом, сломанные ребра пробили лёгкие, дышать самостоятельно пока не может. Головой ударилась, но не сильно, лёгкое сотрясение. И множество, мелких порезов от разбившегося стекла, на левой руке по больше.
— Ясно. Спасибо. Спасибо что позвонил. — продолжая стоять спиной к нему.
— Я бы не звонил, — интересно — но… — тут я повернулся.
— Что? — тревога.
— Я все знаю…про вас.
— Все?
— Да все, даже про вашу связь ещё тогда, хотя и так подозревал. По вашими взглядами было ясно, что между вами нечто большее. — я хотел спросить что дальше, но… — она беременна….от тебя.
— Что с ребёнком? — страх, страх, страх. — И откуда ты знаешь?
— Врач посвятил, с ребёнком все хорошо, была угроза выкидыша, но врачи успели.
— Ребёнок мой? — даже если нет, мне все равно. В первую очередь, это ее ребёнок.
— Да твой. Срок восемь недель, я тут точно ни причём. Мы давно уже не…
— Я понял. — рыкнул я. — я могу к ней зайти?
— Сегодня нет, это реанимация. Завтра ее переведут в палату, и тогда можно будет. Можешь идти отдыхать, я так понимаю ты ехал издалека, и наверное…
— Я никуда не пойду! — перебил его я. Я теперь не отойду не на шаг от неё.
— Как хочешь. Я сообщил ее родителям, и Элизе, она скоро будет. А родители только завтра подъедут.
— Хорошо.
Элиза нашла меня на ступеньки больницы.
— Кристоф! Боже, ты плачешь, что с ней? — испуганном голосом спрашивает Элиза. Плачу?! А да, глаза накрыты пеленой, щёки мокрые. И мне пофиг что это всем видно. Моя любимая, лежит за толстым стеклом, бездушно.
— Говорят опасность нет.
— Кристофер. — Грегор похлопал по плечу.
— Вы знали что она ждёт ребёнка? — спросил я этих " общих, близких " друзей.
— Чтоооо? — глаза у Элизы полезли на лоб.
— Нет, мы не знали. — спокойно ответил Грегор.
— Ребёнок?…он…
— Нет слава богу, успели вовремя.
— Хууу, — вздохнула с облегчением Элиза. — как она?
— Без сознания, неизвестно когда очнется.
Как только Александру перевели в палату, я сел рядом, взял ее маленькую ручку в своих ладонях, и не отходил от неё.
— Извините? — женский голос раздаётся сзади, я повернул голову, и узнал отца Александры, значит женщина ее мама.
— Здравствуйте. — ворвался в палату Майкл.
— Вас здесь слишком много. — зло сказал я.
— Что? — женщина возмутилась.
— Милая он прав…
— Я вам объясню все. — сказал Майкл, и все вышли из палаты. Ворвались толпой бл*, моей малышке нужен воздух, она дышит за двоих.
Самые ужасные сто шестьдесят восемь часов в моей жизни. Семь дней, моя девочка лежит как не живая, только пиликание в этих приборах говорят что она жива. Врач говорит что все в порядке, это только вопрос времени, когда она очнется. Уже самые мелкие порезы затянулись, а она никак не очнется.
Марта — мама Александры пытается меня накормить все время, а у меня кусок в горле не лезет. Но есть нужно, мне нужны силы, когда моя девочка очнется я не должен грохнутся в голодный обморок. Отношения между мной и родителями Александры, быстро наладились, видимо Майкл сказал им все и в красках.
Элиза с Грегором каждый день приезжают, все пытаются отправить меня отдохнуть, нет и ещё раз нет. Я пойду отдыхать, она очнется а меня нет. Нет. нет. нет.
Ее родители остановились в "Орхидеи", днём сидят в больнице, ночью уходят в отель.
Сегодня утром, в привычном уже графике, помыл лицо холодной водой, вышел покурить и выпил двойной кофе. И вот опять сижу возле кровати, и держу холодную ручку моей малышке. Вдруг ее пальчики зашевелились, я открыл глаза…не померещилось, моя девочка смотрит на меня своими карими глазками.
  
36
 
Александра
…пытаюсь открыть глаза, туманно вижу белый потолок… тело ломит так, будто все кости сломаны, но головная боль сильнее. Стараюсь моргать, чтобы туман рассеялся. Чувствую, что кто-то держит крепко мою руку, смотрю в сторону моей левой руки и вижу его… его светлая кожа так выделяется на фоне его почти чёрных волос и небольшой бороды, он держит мою руку в своих тёплых ладонях прямо у своих губ, глаза у него закрыты, и он периодически нежно целует мою руку. Это что, сон? Понимая, что я в какой-то больнице, задаюсь вопросом: почему у моей больничной койки именно он…
Пытаюсь что-то говорить, не получается, у меня что-то во рту, шевелю пальцами на руке, которую держит Кристофер, он мигом открывает глаза, они красные, смотрит на меня и говорит:
— Александра? Ты проснулась, слава Богу. Сестра-а-а!!! — кричит он в сторону двери, гладит меня по щеке, глаза у него блестят от слёз. Заходит медсестра и мужчина, видимо врач, я не могу шевелиться, всё болит.
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает мужчина, у меня глаза бегут во все стороны, ничего не понимаю. Я мычу что-то, сама не понимаю что. — Болит что-то? Можете просто моргать. — Я моргаю. — Мы сейчас дадим обезболивающее, вы просто потерпите чуть-чуть. Через несколько часов вы сможете говорить и шевелиться, вы неделю были без сознания, это нормально. Очень хорошо, что вы пришли в себя, у вас чудесный ангел хранитель, а может, у вашего ребёнка. — Что-о-о? У меня глаза на лоб лезут, я смотрю на Кристофера, он внимательно слушает врача, что этот мужчина несёт? — Отдыхайте, я через час зайду, — сказал врач и вышел.
Кристофер садится на стул и берет опять мою наполовину перебинтованную руку.
— Я так испугался, пока сюда ехал, я чуть с ума не сошёл, боялся, что я потеряю тебя навсегда, не успев сказать, как я тебя люблю, — я, наверное, брежу, это из-за лекарств, что мне только что вкололи. — Я больше не отпущу тебя ни на секунду, ни тебя, ни нашего ребёнка, — ребёнок? И этот туда же, я под лекарствами или все вокруг? — Почему ты села за руль? — спрашивает он, а я не могу ответить, у меня эта фигня во рту, поднимаю руку ко рту, я хочу вытащить это. — Нельзя, потерпи, — говорит Кристофер. — Я сейчас вернусь, я очень быстро, надо сказать всем, что ты очнулась.
Не знаю, сколько времени прошло, казалось, вечность, пока зашёл врач и вытащил эту хрень.
— Пить! — еле слышным и хриплым голосом сказала я, медсестра дала мне воды. Меня чуть-чуть подняли.
— Всё хорошо? — спрашивает врач.
— Да. Сс. спасибо, что? Что случилось? И какой ещё ребёнок? — у меня миллион вопросов.
— Вы попали в аварию, а ребёнок — ваш ребёнок, вы беременны, восемь недель. Остальное скажет вам ваш партнёр. — Кто, блин? Все вышли из палаты.