К суду!.. (Гомосексуальный Петербург)

Воспитанник реального училища Багинского, оставшись круглым сиротой, после родителей Зеленин получал от опекуна очень большие суммы и очень рано окунулся в водоворот мутной столицы.
Его карикатурная «внешность» маленькой женщины поставила непреодолимую преграду между ним и представительницами женского пола. Богатый юноша чувствовал себя крайне стеснительно в их обществе, но в то же время у мужчин типа Эйленбурга он как-то сразу стал пользоваться большим успехом.
И вот выйдя из училища, переменив гимназическую курточку на женское платье, «Нина» со всем пылом молодости предалась «пороку», не подумайте читатель, что в те времена он думал о «заработке», наоборот, его крупные средства таяли, как воск, из-за аппетитов гомосексуальных «дев», а некий Б-й, так тот исключительно существовал на средства щедрого «покровителя».
Но ничто не вечно под луной и средства юного гомосексуалиста иссякли, лишь остались кое-какие бриллианты и великолепный гардероб женского платья, надо было воспользоваться хотя бы этим и «Нина» воспользовалась.
Теперь вы можете его встретить ежедневно на набережной, сильно подкрашенного, с вызывающей улыбкой, в пестром, дамском туалете.
«Нина» любит оригинальничать и его «выезд» с обезьяной и мопсом даже попал на страницы уличной прессы.
Насколько «Нина» походит на женщину, можно судить из того, что не особенно давно в ресторане Кюба разыгралась, например, следующая история.
Какой-то офицер начал приглашать «Нину» с собою, полагая, что имеет дело с женщиной легкого поведения. «Нина» же, ненавидя в душе «бабников», не нашла ничего лучшего, как оскорбить офицера действием и поспешить скрыться.
Из покровителей «Нины» известен в кружке некий г. Г., не то финансист, не то промышленник.
Как передают гомосексуалисты, «Нина» изрядно-таки пощипала своего обожателя.
Поделом вору и мука!
  
УЛИЦА
   
«ДУРА-НЕМКА»
 
Парикмахер Пихо известен всему гомосексуальному мирку, как убежденнейший сторонник секты.
Да и как ему, парикмахеру Пихо, и не быть ее сторонником, когда при помощи «порока» он сумел сколотить изрядную деньгу, открыть собственный магазин, словом создать ту обстановку довольства, о котором только и могла мечтать его парикмахерская душа.
Невзрачный, косноязычный, плешивый немец Пихо в качестве жилицы притона Эйхенфельда имел громадный успех у «любителей». Чем это объяснить? Умением ли Пихо «угождать» «гостю» или просто психопатством гомосексуалистов — сказать трудно. С раннего утра и до поздней ночи, когда Пихо не был занят в магазине, он рыскал по Петербургу в поисках «добычи». Особенно умилительно было наблюдать его, когда он, нарумянивши свою физиономию, заявлял знакомым: «еду в Буфф подхватить педераста». «А зачем вы так краситесь?», спрашивали его более любопытные. «Чтобы иждали „фидели“, что я „дефка“»!!
И вот такой-то субъект дружил с Из-вым и с другими представителями света. Впрочем, всегда оставаясь уличной гомосексуальной «дефкой».
Миленький экземпляр!
  
«ПЕВИЧКА»
 
Распевает женским голоском незатейливые песенки.
Всегда жизнерадостен, удачно имитирует матчиш настоящих «звезд».
«Улица» зовет его «певичкой».
Кто вы такой? — спросите вы долгоносого накрашенного уродца.
Он окинет вас несколько надменным взором и выпалит в упор: «сын фон Э-пара», и напрасно вы не поверите ему, он действительно побочный сын одного из видных придворных сановников и даже воспитывался в его доме, не как свой, — нет, а так, нечто вроде дитяти лакейской. Плоды воспитания не замедлили блестяще сказаться на «певичке».
— Ни рыба, ни мясо, — говорят про него товарищи.
Служит он в адресном столе за 25 руб. в месяц и, кажется, доволен своим существованием.
Что он сделался таким, он обязан финансисту фон Ц-лену, уже известному читателю, за коробку конфект он увел недоразвившегося мальчика из кафе к себе, чтобы развратить его и сделать «дивой» улицы.
Вот почему я с такою ненавистью и нападал на этих светских и буржуазных преступников, а об «этих» говорю без озлобления.
В сущности говоря, все они, за исключением разве Пихо да еще двух-трех действительных бандитов — жертвы и только жертвы.
  
ОРГИИ И ВЕЧЕРА
   
ВЕЧЕР У ОГАРКОВА
 
Восьмой час вечера. «Дива» гомосексуального полусвета Женя Огарков, небрежно развалясь на диване, принимает поздравления только что прибывших друзей графа и своих «подруг».
Роскошная столовая превращена в зимний сад.
Граф не поскупился и еще утром прислал несколько корзин роз, левкой, камелий и орхидей.
Гости явились также с руками, полными цветов и конфект.
Над грудой подношений величественно возвышался венок из роз с красными широкими лентами: от барона Латендорфа Жене Огаркову.
В столовой собрались все старые знакомые.
Кроме графа, поднесшего «имяниннице» браслет с бирюзой и бриллиантами, г. Г-гель, А-мов, Б., из полусвета подруги: «Нина», «Голубая Шансонетка» и тут же, скромно прячась за цветы, уличная «Певичка».
Вот любезный хозяин приглашает жестом всех садиться за стол.
Усаживаются так, что у каждой из див полусвета по кавалеру с обеих сторон.
В центре Женя, тут же граф и Г-гель.
Разговор вертится на последних маскарадах, кто с кем живет, какие «новенькие» появились на небосклоне, словом все pro domo sua.
Но вот вино развязывает языки, взоры начинают загораться особенными плотоядными огоньками, теснее сближается компания и нескромные телодвижения заставляют краснеть не утративших стыдливость.
Вот уже г. Г-гель склонился к плечу Огаркова и старается прижать его к себе. Сильно пьяный граф все время мрачно поглядывал на соперника, вдруг он вскакивает, словно электрический ток пробегает по столовой: «подлец», затем граф уезжает, настроение нарушено.
Часа через два гости разъезжаются парочками по домам. Такие вечера устраивались у Огаркова сплошь и рядом, но каждый раз вечер не переходил в оргию, настолько-то эстетики еще хватало и у «Жени», чтобы не обращать свою квартиру в храм «однополой» любви для всех. Но не то совсем бывало в притоне Эйхенфельда, куда я приглашаю читателя последовать за мною.
  
МАСКАРАД У ЭЙХЕНФЕЛЬДА
 
Маскарад у Эйхенфельда.
Макс Эйхенфельд в ажитации…
Еще бы, бал-маскарад Grand-gala!
Весь гомосексуальный мирок соберется сегодня у него.
Есть отчего волноваться Максу!
«Альфред, покажись, как ты выглядишь, не забудь, что сегодня ты лакей, о „чаях“ я уже позабочусь сам».
Вскоре Макс появляется уже одетый к приему гостей в шансонетке с оголенными руками и шеей.
Окинув комнату для приема озабоченным взором полководца, накануне битвы, он как бы про себя говорит: «Только бы хватило места».
За несколько минут до начала съезда выползает из своей комнаты парикмахер Пихо, в костюме Ниобеи с небрежно перекинутой простыней через плечо.
Глядя на эту диковинную пару двух накрашенных гамэнов в странных маскарадных одеяниях, простодушный Альфред не в силах, чтобы не рассмеяться.
Но вот уже часы показывают девять и в передней слышится дребезжание звонка.
Один за другим входят в комнату званые и незваные гомосексуалисты.
Тут и Ч-лин — «друг хозяйки дома», и Ц., соблазнивший конфектами певичку, и «графиня внучка». Героиня Фонтанки, в костюме пьеретты с жемчужной ниткой на голове, с бриллиантовой подвеской, спускающейся на лоб, необычайно оживлена. Она перебегает от одного знакомого к другому и шепчет на ухо: «Эйхенфельдша сэкономила 20 арш. шелка, я только что „видела“ их в „ее спальне“. Какое нахальство!» Но ее никто не слушает. Ждут главную приманку «Женю голубую шансонетку», которая должна приехать на этот вечер со своим «бароном», о состоянии которого ходят в кружке гомосексуалистов целые легенды.