Дорога на Стрельну

— Строем пойдём! В полном порядке! Дисциплина будет. Друг за другом присмотрим. Не отстанет ни одна…
— А как же обратно они пойдут? — все ещё раздумывал лейтенант.
— Да там же наши в Стрельне, советская власть. Неужели сопровождения им с детьми не найдут? — сказал толстый водитель, поправляя сползший с живота ремень.
— Дадут!
— Давай, лейтенант, отправляй эшелон.
— Фамилия ваша? — спросил лейтенант у круглолицего бойца.
— Сечкин Степан, рядовой третьей стрелковой роты третьего стрелкового полка десятой стрелковой дивизии. Возвращаюсь в расположение части после выполнения задания, то есть отнесения пакета, — отрапортовал тот.
— Рядовой Сечкин, назначаю вас старшим группы. Доведёте женщин до контрольно-пропускного поста возле Стрельны. Доложите начальнику. А дальше — на его усмотрение.
— Есть довести группу до контрольного поста!
— Выполняйте.
Сечкин, собрав женщин у обочины, объяснил им, что его товарищ, долговязый боец в плащ-палатке, пойдёт впереди, а он — замыкающим.
К Сечкину подошёл Шведов. Обращаясь к нему так, чтобы слышали женщины, он сказал:
— Идти, товарищи, надо по кювету. Друг от друга держать дистанцию. На открытых местах между трамваями — только ползком. Самое время, — добавил он, — не забывать поговорочку: тише едешь — дальше будешь.
Женщины согласно кивали головами.
Белоголовую девушку, чуть в стороне, индивидуально наставлял Кратов:
— Ты держись за меня, не пропадёшь! До самых до твоих родителей доведу. Тебя как зовут-то?
— Нюрка, — ответила она бойко.
«Почему „Нюрка“, — подумал я, — а не „Нюра“?» Что-то предосудительное виделось мне в поведении этой только что познакомившейся парочки.
А с другой стороны, пожалуй, действительно Нюрка. Такое имя ей шло больше. Хоть куда девица! Белые волосы, завязанные сзади пучком. Чёрные глаза, хоть и небольшие, но живые, задорные. Чуть вздёрнутый носик. Белые-белые зубы, то и дело обнажаемые улыбкой. Все это делает её лицо очень даже привлекательным. Серое бумазейное платьице, перехваченное ремешком, облегает стройную, плотную фигуру. На шее и на загорелых икрах золотится лёгкий пушок.
Конечно, заглядеться на такую девушку и впрямь не диво. Но заниматься флиртом сейчас, здесь, когда рядом столько горя, когда сама эта девушка должна думать о том, как спасти своих стариков, казалось мне совершенно неуместным. Впрочем, думает ли она о своих стариках? Льнёт к моряку, которого только что увидела. Скажите на милость, любовь с первого взгляда!
Между тем моряк за руку подвёл девушку к нам.
— Знакомься, Нюрка. Это мои товарищи. Этот вот Андрей. А это Саня. Имей в виду, ребята неплохие.
Нюрка подала нам поочерёдно руку.
Её Кратов представил так:
— Девушка, братва, сами видите, ничего себе. Я её прозвал Белая Головка. — При этом он усмехнулся, довольный изобретённым прозвищем. Мне оно показалось грубым. «Белая головка» — так именовали водку высшего сорта, запечатанную белым сургучом. Почему этим именем надо было окрестить девушку?!
Но сама Нюрка, будто прочитав мои мысли, сообщила:
— Между прочим, меня и папаша так называет. Вы с ним, Паша, как сговорились, — улыбнулась она Кратову.
— Значит, и с папашей твоим найдём общий язык. — Кратов похлопал Нюрку по плечу.
Разговор был прерван командой Сечкина:
— А ну, товарищи женщины, двинулись! По одному… то есть по одной, за направляющим, марш!
Женщины пошли гуськом по кювету за долговязым бойцом. За ними зашагал Сечкин.
— Пойдём и мы, Нюрка, — сказал Кратов, давая понять, что они сами по себе.
— А мы с тобой, Саня, пока горушка прикрывает, пойдём по шоссе, — сказал мне Андрей.
Я поднял из кювета чемодан, и мы пошли. За нашей спиной заурчали моторы: с развилки разъезжались машины. Я оглянулся. Лейтенант смотрел нам вслед. Я помахал ему рукой. И он, как мне показалось, обрадованный этим, помахал в ответ.
* * *
Шагая уже по кювету, мы зашли за очередной трамвайный поезд. Андрей остановился и стал смотреть на удалявшуюся от нас группу.
— Ну что творят, что делают! — вырвалось у него.
Женщины недолго шли одна за другой по кювету. Где-то впереди, ближе к Стрельне, часто рвались снаряды и мины. Чаще стали бить с моря корабли. И матери не выдержали, не сдержали своих обещаний. Они не шли, а бежали. Каждая старалась вырваться вперёд, обогнать других. Многие бежали правее кювета по траве. Трое или четверо, во главе с женщиной в цветастом платье, то бегом, то шагом спешили по шоссе.
Сечкин и его долговязый товарищ пытались восстановить порядок. Они то забегали вперёд, задерживая сильно вырвавшихся, то сгоняли в кювет бегущих по дороге, что-то кричали… Это мало помогало и, пожалуй, создавало ещё большую сумятицу.
— Андрей, надо бы помочь этому Сечкину, — предложил я.
— Трудно теперь помочь. Разве что так…
Шведов вскинул винтовку и трижды выстрелил в воздух. Женщины замедлили шаг, многие оглянулись. Шведов погрозил им кулаком и жестами показал, чтобы они спустились в кювет. Сечкин, воспользовавшись моментом, построил их гуськом, и движение пошло в прежнем порядке. Но очень скоро опять началась толчея и женщины снова повыскакивали кто на поле, кто на шоссе. К моменту, когда группа подошла к повороту и стала скрываться с наших глаз, было ясно, что она опять рассыпается в беспорядочную бегущую толпу.
— До добра эти бега не доведут, — сказал Андрей. — Не справиться Сечкину с этой бабьей ротой.
— Так догоним их!
— Этих мамок ничем теперь не удержишь. Не стрелять же в них. Да хоть и стреляй, не остановятся. Неправильно лейтенант сделал. Нельзя было их выпускать.
— Как? — изумился я. — Вы бы их не выпустили?
— Ни под каким видом, — отрезал Андрей.
Вот, оказывается, почему он молчал, когда все другие просили лейтенанта пропустить женщин.
Спорить с Андреем мне сейчас не хотелось, поскольку дело было сделано, женщины шли в Стрельну и уже скрылись за поворотом. Но удивлён я был крайне. Выходит, симпатичный Андрей — сухой, жёсткий человек. А Кратов, который мне так не понравился, оказался человеком сердечным. Он жарче всех вступился за несчастных матерей.
Я оглянулся на моряка: как они там с Нюркой?! Но позади нас никого не было видно.
— Наши куда-то подевались, — сказал я безразличным голосом.
— Кто? — Шведов, не оглядываясь, продолжал идти.
— Павел и Нюра.
— Быстро они.
— Что «быстро»?
— Быстро, говорю, они в кусты отправились.
От этих слов на душе стало плохо. Я, конечно, не ребёнок. Пашку Кратова я очень даже хорошо понимаю. Но Нюрка! Так сразу, с незнакомым! И притом без всякого стеснения. Знает же, что мы заметим их исчезновение. Нет, все-таки и Кратов хорош! Нашёл время!.. Ну, черт с ними! Постараюсь о них не думать, хотя это и нелегко. Буду думать о другом.
— Андрей, побежим, догоним женщин. Поможем Сечкину.
— Бесполезно. Давай лучше покурим.
Мы находились как раз возле трамвайного вагона. Шведов прислонил винтовку к подножке, сел рядом на обочину и протянул мне пачку «Норда».
— Не курю. Бросил.
— Бросил? Ничего, опять закуришь. Может, ещё и сегодня.
— Не закурю.
— Ну, тогда погоди, я покурю.
— Все-таки лучше пошли.
— Погоди немного.
Похоже, что Шведов нарочно тянет время. Он явно хочет отстать от группы Сечкина. На меня же нашло упрямство. Я решил во что бы то ни стало нагнать женщин. Мне казалось, что я смогу предохранить их от какой-то опасности. При этом я плохо отдавал себе отчёт, что именно я должен делать.
— Ну вот что, Андрей, — сказал я решительно. — Вы тут покурите, раз уж не можете потерпеть, а я пойду. Нельзя оставлять безоружных женщин лицом к лицу с врагом.
— «Лицом к лицу с врагом», — повторил Андрей. — «Безоружных»… Конечно, нехорошо. А у тебя есть оружие? — спросил он вдруг.