Роберт и Арабелла

Роберт собирается продать Соломона. Наверное, ему также придется продать кибитку, потому что она успела примелькаться в округе за три месяца, и своих лошадей – Дамона и Пифиаса, – чтобы купить других перед дальней дорогой. Единственное существо, от которого он не собирался избавляться, – это Калиф.
А вдруг он хочет и ее продать? Или получить выкуп? Может быть, именно поэтому он запер ее тут? Не потому, что хочет ее, а потому, что знает – отец отдаст все что угодно, кроме своей короны и головы, чтобы вернуть ее.
Арабелла незаметно для самой себя заснула, терзаемая сомнениями, и проснулась спустя долгое время оттого, что рядом с кроватью кто-то стоял. Роберт привел с собой юношу, не такого красивого, как он сам, но вполне привлекательного. Они оба молча смотрели на нее в глубокой задумчивости. Роберт стянул с нее шаль.
– Разве она не хороша? – спросил он.
Ни единый мускул не дрогнул на его бесстрастном лице.
– Она еще лучше, чем я представлял себе, – обреченно вздохнул юноша.
Сон мгновенно улетучился, однако Арабелла не сделала попытки прикрыться шалью. Ей льстили восторг и желание в глазах незнакомца.
– Он продал меня тебе… вместе с… Цыган, стоявший позади юноши – вероятно, оруженосца того господина, которому он продал Соломона, – предостерегающе покачал головой.
– С вашего позволения… – Голос юноши предательски дрогнул. – Нет, я не платил за это удовольствие… смотреть на тебя.
– А кто я, по-твоему?
– Очень красивая женщина. Самая красивая на свете.
Арабелла взглянула на цыгана. Он стоял, скрестив на груди руки, с абсолютно невозмутимым выражением, хотя и не таким мрачным, как прежде, и смотрел на нее. Его выдержка восхитила ее и казалась просто волшебной. Ведь то, что должно было произойти, наверняка задевало его. Это была проверка, в результате которой он собирался выяснить каковы его истинные чувства к ней.
Неужели он не верил, что способен на ревность?
– Я ни к чему не принуждаю тебя. Отошли его, если захочешь, – сказал цыган.
Арабелла перевела взгляд на юношу и почувствовала, как у нее в лоне разгорается искра желания.
– Я хочу посмотреть на тебя.
Он распустил шнуровку оттопырившегося гульфика, и Арабелла увидела его возбужденный, огромный фаллос.
Она легла на спину, в: последний раз бросив взгляд на цыгана, и, убедившись, что тот совершенно равнодушен, раздвинула ноги. Оруженосец лег сверху, а она приподнялась ему навстречу, В первое мгновение его проникновение доставило ей наслаждение, но сразу же исчезло, как только он стал двигаться. Она отвернулась, когда он захотел поцеловать ее, чтобы не видеть его лица, так же как и Роберта. Юноша действовал стремительно и умело, однако присутствие ревнивого любовника, равно как и ее страстность, вселили в его душу опасения. Поэтому уже через несколько мгновений он застыл в неподвижности, издав вздох облегчения и разочарования одновременно. Арабелла вылезла из-под него.
– Иди за занавеску, – резко сказал ей цыган. – Там найдешь воду, мыло, благовония и уксус. Живо!
Арабелла вскочила с постели и метнулась выполнять его приказание. Ее тело все еще хранило жар так и не успевшей разгореться страсти. Она слышала, как цыган вывел юношу из кибитки, они о чем-то переговорили вполголоса, а затем раздался конский топот, быстро затихший вдалеке.
– Я купил еду, – произнес цыган. – Жареного каплуна, хлеб, сыр и орехи. Сейчас я собираюсь разведать дорогу, ведущую на запад. Сегодня мы можем ехать средь бела дня. Вряд ли на дороге будет много народу.
Его голос звучал ровно и спокойно. Она села в глубокую лохань с теплой водой и тщательно вымылась, стремясь избавиться от запаха незнакомца. Входная дверь захлопнулась, щелкнул замок. Цыган снова ушел и оставил ее одну. Арабелла вышла из-за занавески, вытираясь полотенцем. Она вдруг поняла, что ужасно проголодалась, и набросилась на еду. Близость с юным оруженосцем не оставила у нее никаких приятных воспоминаний. Ее вообще могло и не быть.
«Роберт никогда больше не допустит этого. Он хотел убить его. Я видела ненависть и жажду крови и его глазах. Теперь он понимает, что способен на ревность, на убийство. Он думает, что лишился чего-то важного. Его независимости нанесен большой урон».
Она улыбнулась, отрезала острым ножом кусочек грудки каплуна и с удовольствием его проглотила.
Заметив золотые серьги на столе, Арабелла вдела их в уши и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Она с улыбкой поворачивала голову из стороны в сторону, откровенно любуясь собой. Затем открыла сундук и обнаружила там несметные сокровища. В свое время она тщательно переберет аккуратные свертки и рассмотрит каждый из них. Она с радостью заметила несколько лютней, развешенных по стенам: инструменты были высочайшего качества и очень дорогие.
Арабелла покачала головой и прищелкнула языком, лукаво улыбаясь.
– А он, должно быть, превосходный вор. Сколько тут всего…
Пока он перетаскивал пожитки из старой кибитки в новую, Арабелла сидела в маленькой каморке скрючившись и часто подтягивая колени к подбородку, надеясь таким образом облегчить боль в суставах и хоть немного размять их. Здесь Роберт держал лекарственные травы и всякие снадобья. В то время как она пряталась внутри, цыган позаботился о том, чтобы любопытные ребятишки и взрослые держались подальше от кибитки. На страже их покоя стоял верный Калиф.
Она прислушивалась к гомону цыганского табора, в который они приехали два дня назад. До нее доносился детский смех, беспрерывный лай собак, менее воспитанных, чем Калиф, обрывки зажигательных и печальных песен, голоса людей, говоривших по-цыгански. Она слышала, как Роберт тоже говорит на этом непонятном, загадочном и мелодичном языке.
Изредка он закрывал дверь между двумя подогнанными одна к другой кибитками и разрешал Арабелле выйти из укрытия, чтобы размять кости, но не обращал при этом на нее никакого внимания. Он был занят тем, что сдирал с потолка старой кибитки тканную золотом материю, упаковывал медикаменты и готовился к переезду в новую большую кибитку, которую купил у одного цыгана. Она была раскрашена в желтый и зеленый цвета. Продавец хотел получить взамен кибитку Роберта, но тот отказался расстаться с ней.
Как только Арабелла была готова просидеть еще час или два взаперти, он неизменно закрывал дверь ее темницы на замок. Она вздрагивала всем телом каждый раз, когда слышала за спиной щелчок замка.
Только теперь она начала понимать, что имел в виду Роберт, когда говорил, что привык к независимости и никогда всерьез не заботился ни о ком. Впрочем, с ее появлением в его жизни многое изменилось.
Она сходила с ума от скуки в темной каморке, впадала в ярость, тихо плакала, горько сожалела о том, что согласилась остаться с ним, мечтала сбежать. Казалось, так просто выпрыгнуть из кибитки среди ночи, когда они были в пути, и скрыться в темноте. Ведь первые два дня они ехали только по ночам. С турнира возвращались графы и лорды, поэтому движение на дорогах в это время было оживленным. Она легко могла убежать, прийти в первое попавшееся селение и найти человека, который вернул бы ее в замок за вознаграждение. Роберт даже не сделал бы пытки остановить ее. Наоборот, он был бы рад, если бы она избавила его от своего присутствия, вернув ему утраченную свободу.
Когда он позволял ей выйти ненадолго из каморки – хотя он даже не смотрел в ее сторону, занимаясь хозяйственными делами с мрачным лицом, на котором иногда отражалась ненависть сродни той, какую испытывала она сама, – она видела, как он красив, и на память приходили те редкие минуты счастья, которые он дарил ей. И тогда ее ярость обращалась в желание, а жалость к себе самой – в благодарность к нему.
Сидя взаперти, Арабелла вспоминала, что он предупреждал ее обо всех трудностях, связанных с ее повой жизнью, в том числе и о возможных последствиях их занятий любовью.
– Не забывай, что у удовольствия есть обратная сторона. По крайней мере для женщины.