Проклят тобою (СИ)
— Ну, тот, что сзади дворца… где чёрный ход… — поясняет Гарда. Она сама заметно нервничает. И я чувствую за всем происходящим подвох. Поэтому вывожу на прямой разговор:
— А разве я не принцесса, которая возвращается домой после долгого заточения? Разве у входа меня не должны встречать с фанфарами?
Гарда елозит, кусает губы, теребит косу.
— Всё так, моя госпожа, да есть одна беда… — говорит она наконец. И таким жалостливым тоном, словно просит: не спрашивай больше!
Но я неумолима:
— Что за беда?
Гарда обречённо выдыхает:
— Женихи.
Опускает глаза, отодвигается подальше, будто боится, что ударю.
— Какие ещё женихи?
— Ваши, моя госпожа. Со всех краёв. Я же говорила: брат ваш сбежал, а матушке надо отношения с соседями поддерживать.
— То есть меня используют, как разменную монету? В качестве платы за мир и благополучие чужих мне людей?
— Это ваш народ! — строго заявляет Гарда. — И такова участь всех принцесс. Их рожают и растят для брачных уз во благо королевства.
Да уж, попала из одного переплёта в другой. Только свободу обрела, как у меня уже намерены её отобрать.
Ну, уж нет. Так не пойдёт. За свою свободу я поборюсь.
И, кажется, я совсем не хочу быть принцессой.
Глава 4. Семейные ценности
Выказывать своё недовольство Гарде — не стоит труда. Она человек подневольный. Возмущаться буду, когда останусь наедине с теми, кто решил всё за меня — моими «сказочными» родителями.
Домин выполняет распоряжение чётко и безукоризненно. Даже я, никогда не видевшая настоящих королевских дворцов, понимаю: мы на заднем дворе.
Мимо снуёт прислуга: у кого-то под мышкой гусь, кто-то тащит корзину с бельём, другой толкает тележку с углём. Одним словом, кипит совсем непраздная и недворцовая жизнь. По усталым озабоченным лицам заметно: этим людям совсем не до бесед за дорогим вином у каминов.
Гарда помогает мне выбраться из возка, и, ступив на брусчатку двора, я тут же оказываюсь в самом центре закулисной суеты.
А ещё — закрываю нос рукой: ароматы царят неблагородные.
Гарда ведёт меня через служебные помещения. Здесь у всех забот полон рот и никто не обращает внимания на девушку в скромном сером платье.
Я же напротив — рассматриваю всё с нескрываемым любопытством, стараясь запомнить каждую деталь.
И чувствую, как в душе зреет протест и недовольством положением дел. Я знаю, что такое тяжёлый физический труд — мы не всегда жили в городе и не всегда были достаточно обеспечены. Случались и тяжёлые времена, когда выживать удавалось только благодаря огороду и натуральному хозяйству.
Но одно дело, когда ты трудишься для себя и своих близких. Совсем другое — «вкалывать на дядю», как любит поговаривать мой отец. И уж совсем уныло, если ты лишён выбора «не вкалывать». Лишён возможности изменить свою жизнь и свой статус. Твоё место, место твоих детей, твоих внуков — строго определено. Ты — на кухне: жаришь, паришь, варишь. Ты — на скотном дворе и в птичнике. Ты — гнёшь спину в прачечной. И никакого просвета, никакой надежды, никакого продвижения по карьерной лестнице, наконец!
Это пугает и возмущает.
Стоит принять титул принцессы лишь для того, чтобы устроить здесь маленькую победоносную революцию.
Но… сначала не мешает понять, что тут к чему.
Да и посмотреть вокруг стоит, когда ещё такое увижу! Ведь подсобки всех видов закончились, и на смену им пришли анфилады нарядных залов — один краше другого. Тут в каждом можно задержаться подолгу, как в музее, рассматривая лепнину, фрески, гобелены, статуи, цветочные вазы, драгоценную мебель, любуясь мрамором, позолотой, глазурью…
Но задержаться мне нигде не дают.
Гарда упрямо тащит вперёд и вперёд, бормоча:
— Идёмте-идёмте, тут за всю жизнь всех красот не пересмотришь.
Наконец, мы оказываемся возле массивной двери, перед которой застыли два рыцаря с алебардами крест-накрест.
Глядя на рыцарей, кажется, что их так и выковали. Будто они — механизмы. И чтобы войти внутрь, нужно ввести на какой-нибудь секретной панели не менее секретный пароль. А ещё лучше — биометрические данные: отпечатки пальцев, скан сетчатки глаза.
Но у Гарды есть особый ключ, открывающий двери в королевских дворцах:
— Принцесса Илона! К Их Величествам!
Рыцари, грохоча и лязгая доспехами, расступаются и разнимают алебарды. Ни один мускул при этом не вздрагивает на суровых лицах бравых стражников. Они так и продолжают смотреть прямо перед собой через приоткрытые забрала.
Дверь тоже открывается, как по волшебству. Лишь потом я замечаю целую вереницу слуг — мужчины в зелёных с серебром ливреях, женщины — в красных с золотом платьях. Словно кто-то просыпал на мраморный пол низку изумрудов и рубинов.
В конце вереницы — толстоватый лысоватый мужчина, в наряде которого сочетаются серебро и золото, красный и зелёный. В руках у него развёрнутый свиток.
— Марсель, придворный церемониймейстер, — шепчет мне на ухо Гарда. — Сейчас он объявит вас, и вы пойдёте. Мне дальше нельзя.
Нервно сглатываю — столько правил! Как же мне разобраться в них без верной Гарды? Ладно, пока мы вместе, проясним кое-что.
— Почему слуги так одеты — в зелёное и красное?
— Цвета короля и королевы.
— У них есть личные цвета?
— Разумеется! У всех правящих особ есть личные цвета. У короля — зелень и серебро, и королевы — пурпур и золото.
— А какие цвета у меня?
— Родители скажут вам. Но если у вас нет своих цветов, вы всегда сможете принять цвета мужа.
О нет! Навязанного мне мужа я точно не приму. Не с цветами, не без цветов.
Церемониймейстер зачитывает хорошо поставленным дикторским голосом:
— Её Высочество принцесса Илона, единственная законная наследница трона и короны Северной Атомики.
Гарда слегка подталкивает меня в спину и стягивает с моего плеча слинг с тэнг-драмом:
— Вперёд! Ну же! А это, — она приподнимает завёрнутый в полотенце музыкальный инструмент, — я пришлю в вашу комнату.
В её полных любви глазах дрожат слёзы, но при этом светится невероятная гордость за воспитанницу. Я едва сдерживаю порыв обнять верную прислужницу. Но все смотрят на меня и ждут.
И я, проглотив слёзы, шальная от волнения, делаю шаг навстречу своей новой судьбе.
Иду прямо, стараюсь не оглядываться.
Краем глаза замечаю, как склоняются мужчины, как приседают в реверансах женщины.
До слуха доносится: «Ваше Высочество», «Рады видеть вас снова», «Какая красавица»!
Я почти бегу, подхватив длинную юбку.
Все эти церемонии пугают, выбивают из колеи. От переживаний пульс стучит в висках.
И вот уже конец длинного ряда слуг. Последняя пара — мужчина с одной стороны и женщина — с другой — берутся за руки, и передо мной будто закрывается турникет, вынуждая остановиться.
Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, насколько роскошно помещение, в котором я оказалась. По сути, это огромная, почти пустая зала. Стены обиты шёлком, пол покрыт мраморной плиткой, на потолке лепнина и идиллические фрески. Хрустальная люстра, как в каком-нибудь Большом театре, свешивается с потолка и сияет сотнями свечей.
В центре зала — небольшой круглый подиум. Здесь, кажется, собрана вся мебель — стулья, диванчики, кресла, чайный столик. Всё — белоснежное, с фигурными ножками и спинками, тронуто золотой патиной и обтянуто парчой. К подиуму ведут три ступеньки, на каждой из которых — слуги в высоких белых париках, они одеты в серебряные и золотые ливреи, короткие штаны и белые чулки, на ногах — башмаки с пряжками. Одни держат перекинутую через руку салфетку. Другие — подносы с чайными приборами. Третьи — золотые ушастые тазы. Для омовения рук, догадываюсь я.
Лакеи замерли, как статуи. Если бы изредка не моргали, их вообще трудно было бы принять за живых людей.
От подиума буквой «Т» расходятся ковровые дорожки. Зелёная с серебром — вправо, алая с золотом — влево. В центре они соединяются, будто сливаются две реки, и дальше уже бурая, окаймленная бронзой, течёт ко мне.