Память питается болью (СИ)

***
Павел часто думал об Андрее, но не решался к нему подойти с очередным разговором. Боялся… боялся сорваться, да, как в прошлые разы, когда из добропорядочного и успешного молодого человека вдруг превращался в похотливое животное. Как так получилось? Это наверняка все из-за блядской рожи его начальника, из-за этих чувственных губ на тонком лице…
Павел судорожно выдохнул и отвернулся слегка от экрана, на котором Андрей Петрович как раз шпынял его на радость остальным коллегам. Главный инженер в последнее время предпочитал видеоконференции обычным совещаниям и летучкам. Что ж… его можно было понять, наверняка ему столь же неприятно видеть пашину рожу в живую, как самому Паше — страшно к нему приблизиться. Хотя, если вспомнить, как тот кончил от засада в жопу… Яйца сладострастно заныли, а сам он аж взмок.
— Виноват, Андрей Петрович, все поправим, — пробормотал он уже привычно, как только начальство успокоилось.
Андрей на мгновение задержал на нем взгляд, а потом отвел.
Но ведь поговорить надо было. Выяснить — кто эти люди, и что они хотели. Вдруг чего-то совершенно ужасного, не просто слива экономической информации, а… а чего-нибудь с человеческими жертвами, катастрофы жуткой, снесшей их станцию под корень. “Американцам это было бы выгодно, если Россия облажается с разработкой месторождения, они наверняка развоняются и… и… захапают как-нибудь”, — размышлял Павел. Во внешней (да и внутренней, если честно) политике он был как-то не очень, больше международным футболом интересовался, причем болел всегда за немцев, если они не с нашими играли, естественно.
Еще он размышлял о том, что вдруг это все происки “ГазИридия”, их основных конкурентов. Но это… это уже ни в какие ворота не лезло, несмотря на то, что бандюги были соотечественниками явно… Павел целыми сутками не спал практически, занимаясь кроме своих непосредственных обязанностей всякими изысканиями — просто бессистемно искал что-либо подозрительное. В документах или в трепе за стойками барного комплекса. Андрей, источник всего подозрительного, его успешно избегал.
Однажды удалось заловить его в бассейне, но разговор не сложился, главный инженер спрятался от него в душевой, а когда Павел, наплевав на все, вломился-таки туда… Все чуть не началось по новой, голый Андрей сидел на полу и так боялся, а Павел смотрел на это мокрое сжавшееся тело и никакой мысли не было в голове. Только одно желание — смять его, увидеть, как он снова извивается от боли и кончает, кончает словно тоже от боли. Рядом засмеялись ребята, обсуждая свои дистанции — кто больше проплыл. И Павел как очнулся, попятился и захлопнул кабинку, словно из искаженной реальности вырвался.
А на выходе из спорткомплекса к нему подошел охранник.
— Пройдемте, Павел Юрьевич, разговор есть.
Он сморщился, подумав, что сейчас к нему будут прикапываться за сломанный запор в душевой.
— Может, на месте решим, что там у вас?
— Нет, никак невозможно на месте, извините.
А в комнате охраны его ждали еще трое, Павел застыл, живо вспомнив ту ночь, четверо насильников в масках. Его толкнули в спину, заставляя выйти на середину. Неужели… сейчас и его как Андрея… По спине пополз липкий страх от вида их дегенеративных рож, и не в масках еще… Ищущий да обрящет, и он нашел злодеев, а они оказались из собственной службы безопасности. Что делать теперь? Это с ним сейчас сделают все, и никто не узнает.
— Что же вы это, Павел Юрьевич, поделиться не хотите? — ласково спросили у него.
— Чем?
— Баблом! Думаете, использовали нас разок, а теперь сами все сливки снимете? Мы, значит, и не нужны, так? — лицо говорящего с ним охранника исказилось злобой, Павел не был с ним знаком, так, может, встречал иногда мельком, но как вообще подобных типов взяли на службу?
“А тебя самого как взяли?” — мелькнула холодная и трезвая какая-то мысль.
— Очевидно, пока не нужны, — согласился он на автомате.
— Вот как, тогда, может быть, вот это убедит вас поговорить с заказчиком?
И ему включили запись. Ту, первую, когда он насиловал Андрея в кабинете, после всех них. Только их, предыдущих, не записали, был только он, Паша, с потной мордой и стеклянным взглядом. И Андрей, умоляющий не убивать… А потом еще раз тот же кабинет, и снова он бьет, а потом насилует…
— Да, — сказал он, облизнув пересохшие губы, — нас с Андреем Петровичем связывают отношения нестандартные и даже предосудительные… с моральной точки зрения… Но отнюдь не с точки зрения закона.
— И что же, он это тоже подтвердит? — с издевательскими смехуечками спросили у него.
— Еще бы, — на голубом глазу брякнул Павел и злобно зыркнул исподлобья: ну, давайте, приступайте.
Ему было страшно, очень страшно — грядущей боли и унижения, а еще его наверняка убьют и выкинут в красную пустыню, недаром же даже масок не надели, как с Андреем. Не надо было лезть не в свое дело.
— Ну, так вы походатайствуйте, Павел Юрьевич, там… А то как-то нехорошо получилось… — вдруг сказали ему почти просительно.
Он даже не сразу сориентировался, стоял и долго сверлил их взглядом, а бугаи как-то мялись неловко. Потом, наконец, дошло. Их использовали вслепую, четырех дебилов, наняли, наверно, проучить упрямого главного инженера, а теперь позабыли и не связываются. А дебилы волнуются, опасаются, да и переживают за случившийся ебаный стыд наверно… Вот как сам Паша переживает. А вдруг они Андрея тоже… навещают?! Он почувствовал жаркий гнев от этой мысли, аж затрясло от внезапного перехода — вот только что боялся, а теперь бесится.
— Вам же заплатили?
— Ну, да…
“Так какие претензии?” — захотелось рявкнуть Паше, как будто на недобросовестных подрядчиков, но он сдержался, все же тех четверо, могут и вломить. Да и голову пора включить — ведь четыре ключика к зловещей тайне прямо сами в руки пришли… Как вытянуть из них информацию?
— Я предполагаю, у вас был другой контакт, ребята, — он постарался сделать голос как можно безразличнее, лишь бы не дрогнул. Мысли крутились, как бешеные хомяки. — Сами понимаете, нехорошо получится, если я не в то дело полезу. Кто вас вел?
— Все-то вам скажи…
— Как хотите.
— Да что там скрывать, мудак из научного корпуса, доктор Мышкин членоголовый! — вдруг сорвался молчавший до того в углу бугай. — А теперь съебался и с концами.
— Он сказал — припугнуть надо, а то Петрович должен ему, мол, немало. Как согласились, не знаю даже, но деньги пообещали такие…
— Хорошо припугнули, — процедил Павел, вспоминая.
— Самим тошно, как накатило, веришь, нет?! И зачем подвязались… А потом еще вы прие… пришли, мы не сообразили сразу, что проконтролировать, ну, и… Что теперь будет, а? Витек говорит — кинули нас, стопудово, на следующий шаттл — бесплатный билет вне очереди и с наручниками…
Витек угукнул из своего угла.
— Ничего не могу обещать, — сказал им Павел. — Но разузнать попробую.
Он вышел из караулки, пережитое медленно отпускало. Здесь была открытая площадь с полностью прозрачным куполом, фонтанчиком-русалкой посередине и деревьями в кадках. Все так чисто, и ясно, и правильно. Павел присел на скамейку около карельской березы, засунул трясущиеся руки в карманы и нащупал там тот самый нож. Оружие было запрещено на станции, а он все время таскал с собой это. Какая глупость этот запрет, как будто нож из столовки или плазменный резак со стройки — совсем не оружие… А тульский десантный ножик ему полюбился, он как будто придавал ему уверенности, его было приятно поглаживать.
Он увидел Андрея, тот вышел из спорткомплекса и медленно шел к фонтану, тоже засунув руки в карманы и опустив голову. “Какой жалкий, — подумал Павел, вспоминая его на полу душа, в паху мучительно заныло. — Наваждение какое-то… Может, нас всех загипнотизировали… Американцы, например… И я вовсе не пидор!” Он вскочил и побежал к себе, обойдя фонтан с замершим около него главным инженером по широкому кругу.
В бессмысленную злобищу американских гипнотизеров верилось с трудом.