Тайна трех смертей (Избранные сочинения. Том I )

Праздник Аммон-Абаса
Пьер Пиобб и Густав Бути в своей лаборатории построили копию храма Аммона и в конце лета текущего года пригласили членов общества поощрения изучения древнего Востока на чрезвычайно интересный сеанс.
У входа в импровизированный храм, представляющий собою сделанные из папье-маше и ящиков массивы из серого камня с нанесенными на них клинообразными и символическими египетскими письменами, посетителей встречал верховный жрец в белом одеянии, с красной повязкой на голове и с висящим на груди изображением священного Аписа.
Внутренность храма представляла собой сводчатую комнату, едва освещенную высоко висящей масляной лампой. Стены и прочие детали этой комнаты пропадали во мраке и только медленные и монотонные голоса свидетельствовали, что в комнате кто-то находится.
Когда посетители заняли предназначенные для них места, главный жрец остановился перед ними и в полумраке прочел краткую лекцию о египетской алхимии, носившей даже в то время название «науки черного свитка».
Алхимизм и родственные ему знания носили общее название «Ормандай» и являлись знанием жрецов и особо любимых последними и ими избранных фараонов.
После такого общего вступления жрец приглашал слушателей присутствовать при повторении таинственных богослужений, совершавшихся в одно из новолуний.
«Живое умерщвление»
Первым опытом было так называемое в египетской литературе «живое умерщвление», которым пользовались при человеческих жертвоприношениях как в храмах культа Аммона, так и в культе, позднее занесенном и прославляющем жестокую Астарту.
На небольшом возвышении перед зрителями, довольно ярко освещенная, появлялась введенная жрецами овца.
Она должна была играть роль одной из 72 девушек, родившихся 16 весен назад до рокового для них новолуния, и родители которых вспахивали землю Нильской дельты.
Один из жрецов давал овце сахар, пропитанный ядом кураре или изоциановой кислотой.
Под голову овцы подставлялся особый треног и такой же треног подводился под тело овцы с тем расчетом, чтобы при всяком положении животного, оно оставалось на ногах. Через несколько мгновений зрители видели, как, вздрогнув, несколько оседало тело несчастной жертвы, после чего двое жрецов кусок за куском начали отделять от тела овцы дымящееся, кровавое мясо, не трогая лишь головы. Ни в глазах животного, ни в движении его губ не было заметно страданий, несмотря на то, что с каждым мгновением все более и более открывался костяк и сквозь прорезанную соединительную ткань между ребер виднелись вздрагивающие внутренности.
Постепенно отпиливались ребра и только тогда, когда в грудной клетке, совершенно уже обнаженное, билось сердце, главный жрец говорил, что древним египтянам известны были анестезирующие и вызывающие паралич чувствительных нервов вещества, применяя которые, они могли производить те ужасные безболезненные операции, которые сопровождали «живое умерщвление» жертв, избранных на радость и благоволение Аммона и Астарты и умиравших без крика и стона, едва ли не с блаженной улыбкой какого-то неземного счастья.
Великая тень
Вторым опытом было вызывание «великой тени». Этот обряд, как известно, всегда сопровождал посещение наиболее почитаемых храмов египетскими властителями и состоял в том, что на темной стене среди дыма и вспыхивающих огоньков появлялась огромная фигура совершенно черного человека, в котором видели сказочную «Ра-Ана» — ночь, сестру «Ра-Солнца», считавшуюся праматерью всех египетских династий.
И действительно, перед глазами зрителей повторялась сцена, описанная одним из египетских историков и прочитанная недавно Маркусом Зейлингером.
На черной стене, совершенно поглощенной мраком, то здесь, то там начинали вспыхивать яркие зеленые, красные и голубые звездочки, тихо трещащие и быстро гаснувшие с тем, чтобы загореться в другом месте, на неуловимо короткое мгновение освещая выкрашенную в темно-серый цвет стену. Уже по самому пути, по которому бегали эти красивые вспышки, можно было судить, что какое-то пространство на стене окружено веществом, не способным к этим вспышкам. Когда, не коснувшись этого пространства, мгновенные вспышки обежали всю стену, внизу ее, на уровне пола, появился синеватый огонек, но прежде, чем зрители могли понять и разглядеть причину этого явления, густой белый дым, озаренный словно каким-то внутренним светом, заволок всю стену, и тотчас же глубокая темнота залегла снова, но она вскоре исчезла, когда зеленоватый, тускло мерцающий свет начал излучаться самой стеной, которая казалась какой-то световой завесой, медленно падающей и струящейся откуда-то из беспредельной высоты.
Невольно глаза устремлялись кверху, ища начала этой завесы и источника света, а на стене в это время все более и более отчетливо выделялось черное, как бездонная пучина, пространство, зияющее и жуткое. Когда оно совершенно определилось, то, казавшееся раньше бесформенным и случайным, пространство это представляло собой не зияющий прорыв световой плоскости, но строго и уверенно очерченную фигуру большого человека.
Это и была «великая тень», а происхождение ее объяснялось чрезвычайно просто и, вероятно, соответствовало тому, что происходило в храме оазиса Аммона.
Вся стена, как потом показали алхимики, была покрыта темно-серым составом из смеси сернистой сурьмы и некоторых азотнокислых солей. При пропускании по этой электропроводной плоскости электрического тока, — в тех местах, где между отдельными кристалликами азотнокислых солей могла проскочить электрическая искра, загоралась мгновенно, с треском вспыхивая, сернистая сурьма. Голубые вспышки были вспышками самого электричества, красноватые — сернистой сурьмы, а зеленые — являлись продуктом разложения азотнокислого бария.
После того, как эти вспышки продолжались достаточно долгое время, сильным электрическим током зажигался расположенный под самой стеной слой бенгальского огня с примесью к нему магния, от вспышки которого покрытая упомянутой выше смесью стена начинала в течение нескольких секунд светиться вторичным, «наведенным» светом, т. е. «люминесцировать».
И только свободное от этой смеси пространство, заранее очерченное так, чтобы представлять собой человеческую фигуру, оставалось зияющим — и в древние времена, когда цари и боги жили на земле и порой вели между собой ожесточенную борьбу, пугало людей и заставляло их беспрекословно повиноваться тем, кто мог вызывать к смертным «великую тень» предков фараонов.
Лучистые скелеты и мумии
В Египте, как известно, был чрезвычайно распространен культ мертвецов — некротеизм, который из Египта перешел затем почти ко всем народам, так или иначе соприкасавшимся с Нильской империей.
Сэр Артур Никольсон во время недавних раскопок своих к северо-западу от Ассуана нашел саркофаг, принадлежавший роду одного из военачальников Рамзеса Великого. В саркофаге были найдены мумии, по-видимому, не представлявший собой ничего особенного и даже интересного, так как эпоха Рамзеса, наиболее богатая культурными памятниками, очень подробно изучена египтологами.
Основываясь на этом соображении, сэр Никольсон, доставив Великобританскому Музею сам саркофаг и две из найденных в нем мумий, остальные две перевез в свой частный музей. Хранившиеся в течение нескольких лет, при перестройке затем музея, мумии были вынесены в дворцовый зал, где на них в течение нескольких дней попадало много солнечных лучей.
При помещении затем мумий на приспособленные для них места в музее, обнаружились новые свойства, казавшиеся на первый взгляд странными и давшие повод к целому ряду таинственных рассказов и нелепых слухов.
Мумии ночью, в глубокой темноте, ярко светились, вызывая немалый страх среди музейной прислуги. Опыт этот произведен алхимиками в Париже и объяснен просто. Оказывается, что около Ассуана находятся залежи извести и немало сернистых ключей. Если же взять соединение извести и серы, так называемый многосернистый кальций, и, пропитав им какое-нибудь вещество, выставить его затем на действие солнца, то такое вещество в течение нескольких часов сохраняет способность излучать свет, поглощенный им из солнечных лучей.