Там, где любовь
Что окончательно добило Морин, так это то, что галлюцинация пила виски.
2
Она застыла в дверях, во все глаза уставившись на незнакомца. Благо, здесь было на что посмотреть. Два метра роста, широкие плечи, белокурые волосы, бронзовый загар, серо-синие глаза — это, так сказать, цветовая гамма, украшавшая Аполлона Бельведерского. Сейчас Аполлон улыбался. Ехидно эдак, самым углом рта.
— Виноват. Не знал, что вы дома. Совершенно не собирался вас пугать.
Морин с удовольствием ответила бы что-нибудь в блестящем и остроумном стиле, но язык отказывался повиноваться. Ночь, Аргентина, жара, чужой мужик в одном полотенце на… как это называется? На чреслах! И он на нее пялится, иначе не скажешь, а еще он пьет виски Филипа, ну а самое главное то, что он чертовски хорош собой. Это Морин Аттертон должна была признать даже в такой двусмысленной ситуации.
Главное, он не просто был красив. От него так и веяло мужественностью и той неброской на первый взгляд сексуальностью, от которой у женщин пересыхает во рту и подгибаются колени. Поворот головы, насмешливая улыбка, легкая небритость, могучие мышцы, лениво перекатывающиеся под гладкой кожей при малейшем движении… Лусия была бы рада узнать, что у Морин АБСОЛЮТНО все в порядке с ориентацией.
— Эй! Отомрите! Я говорю, вы разве не прослушали автоответчик? Я оставил вам кучу сообщений, вчера и позавчера.
Разумеется, она никаких сообщений не слушала. Она слишком вымоталась за последние две недели. Финансовый отчет, работа у дяди в магазине, проклятая машина, вечерние курсы по менеджменту и маркетингу… кроме того, ей вообще никто не звонил на автоответчик, никогда!
— Вы, стало быть, Морин?
— Ага. А вы Папа Римский.
— Нет. Не совсем. При известном стечении обстоятельств я бы мог им оказаться, но… увы.
Единственное, что меня с ним роднит, так это принадлежность к католической церкви. Меня зовут Дон. Дональд Кристофер О'Брайен. Филип мой двоюродный брат.
Морин испытала сильнейшее желание выпить виски прямо из горлышка, а потом заснуть лет на сто. Двоюродный брат. Кузен, значит.
— Я все равно не понимаю, что вы делаете в моем доме. Вернее, в доме Филипа и Сюзанны. Они оставили меня присмотреть за этим домом, а вы ворвались…
— Вообще-то я не врывался. Открыл дверь своим ключом. Мне надо остановиться где-нибудь на некоторое время, на пару месяцев, что-то вроде этого. Насчет вас я знал, потому и звонил, но вы не ответили ни на один звонок, так что я решил, что вы уехали. Теперь, когда все выяснилось, спешу сообщить, что очень рад нашему с вами совместному пребыванию под этой благословенной крышей…
— Что?!! Вы хотите сказать, что собираетесь здесь поселиться?! Но это невозможно.
Насмешливая улыбка стала шире и еще насмешливее.
— О, уверяю вас, именно это я и сделаю, Морин Аттертон!
Мори бессильно замолкла, чувствуя, как в горле сжимается тугой комок, а под ресницами закипают слезы. Докатилась! Сначала галлюцинации, теперь истерики… Впрочем, галлюцинации отменяются. Дональд Кристофер О'Брайен вполне реален. Морин решительно потрясла головой, стараясь изгнать из памяти образ обнаженного красавца на бортике бассейна.
Внезапно настырный Аполлон оказался рядом. Тяжелая рука опустилась на плечо Морин, и голос, не терпящий никаких возражений, изрек:
— Садитесь! Судя по вашему виду, вы сейчас откинете коньки.
В следующий миг она опустилась на мешок с картофелем, а в руках у нее оказался бокал, едва ли не доверху наполненный виски.
— И не о чем беспокоиться. Я не серийный убийца, не сексуальный маньяк, не насильник и не Казанова. Завтра позвоните Филипу и Сюзи, они вам это подтвердит.
— Нет, сейчас!
— Пожалуйста, пожалуйста, только учтите, что у них еще более глубокая ночь и они вряд ли будут рады вашему звонку. Пейте виски. Это вас успокоит.
— Это?! Такой дозой можно навеки успокоить даже лошадь. Вы всегда приказываете окружающим, что им следует делать?
— Не всегда, а тогда, когда им это необходимо. Леди! Поверьте мне. Выпейте — и вам станет легче.
— Меня стошнит. Я ничего не ела с самого утра.
— То-то я смотрю, вы рыщете по сторонам голодным взглядом. Минуточку! Сейчас я сделаю вам пару бутербродов и налью… Кофе? Чай? Молоко?
Морин сдалась. Напору этого нахала было невозможно противостоять.
— Молока. Только я не уверена, что оно есть.
— Есть. Я купил сегодня в супермаркете. Хоть что-то хорошее за сегодняшний день!
Морин несколько туповато смотрела, как ловко управляется с продуктами возмутитель ее спокойствия: режет сыр, ветчину, хлеб, наливает в стаканы молоко…
Неожиданно она подумала, что все это очень необычно. Она, Морин Аттертон, сидит на кухне с совершенно незнакомым человеком, а он так по-домашнему готовит для нее еду. Вдруг завтра утром выяснится, что все это ей все-таки приснилось? Лусия скажет — о, Лусия понятно, ЧТО скажет! Что в Морин заговорила ее задавленная годами непосильной работы женственность. Лу вообще почти все в жизни объясняет либо гормональной бурей, либо ее отсутствием. Тебе нужен мужчина, Морин.
Нет! Ей не нужен мужчина. Ей нужна хорошая работа, а еще диплом менеджера-маркетолога. Вот и все.
— Между прочим, я не слышал, как ты приехала; И машину не видел.
Они уже перешли на «ты»? Хорошая скорость, хотя… не все ли равно, если завтра все окажется ночным кошмаром.
— Я пришла пешком.
— Ты выглядишь усталой. Нет, это мягко сказано. Изможденной. Вымотанной. Ты похожа на человека, которому в последнее время не часто удавалось повеселиться.
— Потому что я и есть человек, которому в последнее время было не до веселья. Я много работаю. Подрабатываю стенографией и машинописью, а днем работаю в магазине у своего дяди. Он не совсем дядя, скорее, двоюродный дед. Лет ему много, характер тяжелый, но я его люблю и беспокоюсь за него.
Господи, почему она ему это рассказывает? Совершенно постороннему человеку.
— Чем ты занимаешься в магазине?
— Зависит от того, кому ты задашь этот вопрос. Спросишь дядю — он скажет, что его внучатая племянница просто помогает ему по мелочам…
— А на самом деле ты ведешь все дела?
— Да он сам это знает, просто не хочет признаваться. У него букинистический магазин. От этого в наше время прибыли не дождешься.
Морин сказала это и немедленно расстроилась, как всегда и бывало при упоминании о работе. Маленький магазинчик не просто не приносил прибыли — он был насквозь убыточен. Морин уже давно думала о том, что ей надо искать настоящую работу, собственно, затем она и поступила в колледж на курсы. Джеки сейчас только девять лет, но ведь еще через девять лет надо будет думать об образовании…
Она со вздохом отправила в рот остатки бутерброда. Без Джеки скучно. Лето он всегда проводил в Шотландии, у сестры Морин, Келли. Келли заведует детским летним лагерем, и Джеки прекрасно проводит там время, а Морин может без помех заниматься по ночам и пропадать на работе целыми днями, не беспокоясь о том, что мальчик надолго остается один.
И все же без него ей было ужасно одиноко и неуютно. Скорее бы кончилось лето! В сентябре она начнет подыскивать себе квартиру, потому что Филип и Сюзанна вернутся в начале октября…
Морин закрыла глаза. Веки словно налились свинцом. У нее нет сил думать об этом сегодня. Она подумает об этом завтра.
— Ты в порядке?
— Что? А… да… ничего страшного. Просто я очень устала. Безумный день какой-то. Надо идти спать.
Для этого следовало первым делом попытаться подняться на ноги, что Морин и попыталась проделать, однако ноги не пожелали слушаться. Ноги уже ушли на заслуженный отдых. Она покачнулась и упала бы, однако могучие руки мужчины подхватили ее и…
Странно. Забытое ощущение. Или вообще никогда не изведанное.
Безопасность. Надежность. Спокойствие.
Запах мужского одеколона. Запах здорового, крепкого тела. Запах мужчины.
Затуманенное сознание сыграло с Морин злую шутку, и она поникла на груди у Дональда О’Брайена, прижалась щекой к широкой груди, еще крепче зажмурив глаза…