Там, где любовь

— Дон. Дональд О'Брайен. Он двоюродный брат Филипа.
— Это он так говорит? Неважно. Слушай, какая потрясающая возможность! Ты. Он. Дом пустой. Никого постороннего…
— Лусия, держи себя в руках!
— Мори, это ты не упусти из рук удачу! Знаешь ли, все-таки не восемнадцать лет уже…
Да, не восемнадцать. Через три года ей исполнится тридцать. Конечно, это не старость, но и юностью не назовешь.
Внезапно Морин стало до слез жалко себя. Все, что причитается молодой девушке, прошло мимо нее. В девятнадцать она была одна, с младенцем Джеки на руках и без особых надежд на будущее. Потом сын стал расти, да так быстро, что она и опомниться не успела, как пришла пора отдавать его в школу. Брюки, футболки, кроссовки, прививки, болезни, футбол, няня, книги, велосипед… Морин Аттертон понятия не имела, как развлекаются в юности. Никаких вечеринок, никаких романов.
Даже теперь, когда Джеки уже достаточно взрослый, у нее все равно нет времени на развлечения. Теперь ей надо получить образование.
— Мори, подружка, твои вздохи крайне красноречивы, но я хочу заметить, что совместное проживание с симпатичным парнем под одной крышей должно самым благотворным образом сказаться на твоих гормонах, если ты, конечно, перестанешь изображать из себя недотрогу и займешься тем, чем все нормальные люди…
Однажды Морин прямо спросила Лусию, бывают ли в ее жизни ситуации, когда она НЕ думает о сексе. Лу подумала минуточку и честно ответила: да, бывают. Когда она им занимается.
— Лу, у меня нет времени на глупости. Это подождет.
— Сколько, мадонна! Лет двадцать? Тридцать? Кстати, он богат?
— А я почем знаю! Если он из тех самых О'Брайенов, то наверное.
— Хорошо, он ВЫГЛЯДИТ богатым?
— Как это?
— Ты неисправима. Машина, одежда, часы, бумажник — ну что, мне все тебе объяснять?
— Я не знаю. Машины у него нет, из одежды я видела красное полотенце и футболку с джинсами, часы он не носит, а бумажник… бумажник кожаный, но это все, что я могу о нем сказать. В смысле, о бумажнике. Лу, да прекрати ты этот цирк!
— Это не цирк. И я не смеюсь. Я, между прочим, работаю в отделении для тяжелых больных. Тут особо не повеселишься. Все, что я говорю, основано на богатом жизненном опыте. Ну хорошо, машины нет, но если бы была — какая? В чем ты его видишь?
— Ну… в чем-то спортивном. Красного цвета.
— Клево! Мой тип мужчины! Если он тебе не подойдет, я готова принять удар на себя. Он женат? Разведен? У него есть девушка?
— Насколько я помню, это у тебя есть парень. И вы собирались пожениться. Кто-то говорил, что это лучший мужчина на свете.
Тяжелый вздох в трубке. Искреннее отчаяние в голосе.
— Проклятье! Я совершенно об этом забыла.
По возвращении домой Морин ждал сюрприз. У дверей дома гордо стоял раздолбанный до предела джип с открытым верхом. Судя по состоянию сидений, джип неоднократно горел. Возможно, участвовал в боях.
Войдя на кухню, она невинно поинтересовалась:
— Чей это рыдван у дверей?
— Мой. Я его арендовал на неопределенное время.
— Я готова была поклясться, что ты выберешь «феррари» или «мазератти».
— Да, они мне нравятся, но джип более практичен.
— Что я слышу?
— Да, дорогая, это так. Видишь ли, всему требуется соответствие. Поскольку в ближайшее время я не планирую катать по улицам Буэнос-Айреса длинноногих блондинок в бикини, а собираюсь закупать и перевозить стройматериалы, мне больше подходит джип.
— Звучит интригующе, Но почему ты не купил новый джип?
— Потому что он мне нужен всего на несколько месяцев. Кроме того, не явыбирал машину, а она меня. Я ехал, а на обочине стоит эта развалина и смотрит на меня своими хитрыми фарами…
Морин не выдержала и рассмеялась.
— Кстати, вместе с твоим зеленым чучелом они будут смотреться обалденно.
— Попрошу не оскорблять мою машину!
Дон рассмеялся и повалился на диван. Странно, подумала Морин, в нем столько силы, энергии, мощи, а он почти все время лежит или сидит.
И все же эта сила чувствовалась. Больше всего Дон напоминал тигра, растянувшегося на ветке дерева после сытного обеда, Ленивая мощь, затаенный ураган.
— Сюзи прислала тебе факс. Он в кабинете Фила.
Морин кивнула и пошла в кабинет. Факс был пространным и лирическим. Сюзи описывала красоты Европы, прелести европейской кухни и прочую туристскую дребедень, а в конце упоминала, что Дон действительно брат Фила, причем брат любимый, и вообще замечательный человек и шикарный парень. Таких поискать — так заканчивалась первая страница сообщения любимой подруги, Морин усмехнулась. Это точно. Поискать. Может, его кто ищет, а? Она с удовольствием отдаст…
Вторая часть сообщения проливала свет на причины проживания шикарного парня в доме своего кузена. Оказывается, Дон собирается построить собственный дом собственными же руками, а на время строительства поживет у них.
Что ж, понятно. Стройматериалы, джип, а также найденное неподалеку нечто. Надо полагать, земельный участок. Почему он ей сам не сказал? Впрочем, она и не спрашивала.
Непонятным оставалось только одно. Зачем О'Брайену строить дом собственными руками, если их клан принадлежит к бизнес-элите сразу нескольких государств? Отец Фила был миллионером, сделавшим деньги на поставке дешевых продуктов в страны Латинской Америки, сам Фил исключительно из вредности и юношеского максимализма после университета снимал маленькие квартирки, хотя всегда мог позволить себе любую шикарную виллу. Не может быть, чтобы Дон не имел средств на безбедное существование. Тогда что это, блажь миллионера?
Она видела этого мужчину обнаженным, она жила с ним в одном доме уже несколько дней, но все еще ничего толком о нем не знала. Да, теперь можно не беспокоиться за его криминальное прошлое, но во всем остальном та же тьма и неясность. Это плохо. Больше всего на свете Морин сейчас нужны тишина и спокойствие. Какое же спокойствие может быть рядом с человеком, из-за которого пульс Морин зашкаливает, а щеки пылают неуместным девичьим румянцем?
Она вернулась в гостиную в глубокой задумчивости и обнаружила, что Дон открывает бутылку шампанского. На столе стояли два фужера.
— Отпразднуем?
— Что именно?
— Как что? Тот факт, что я не каторжник, не вымогатель и не мошенник.
— А насчет этого Сюзи ничего не писала. Она просто упомянула, что ты шикарный.
— Правда?
— Ой, не надо. Ты что, не читал, что ли?
— Это твое письмо, как я мог его читать? Ладно, за разъяснение недоразумений!
Что тут поделаешь? Она молча чокнулась с Доном и залпом выпила золотистое вино. Музыка тихо и страстно пела о любви, золотой ток струился по жилам, и Морин таяла в море давно забытых ощущений.
Как же давно она не чувствовала себя женщиной!
А потом они болтали и пили шампанское, смеялись, даже танцевали, хоть и недолго, ну а еще потом Дон пригласил ее на обед в субботу, а она, идиотка, опять скукожилась и сказала, нет, спасибо, я очень занята, хотя никаких дел у нее не было, занятий на курсах тоже не было, и противный тоненький голосок внутри нее пел-напевал: «Ну и зря! Вспомни, когда тебя в последний раз приглашали в ресторан? То-то. Почему же ты не можешь пойти?»
Потому что она вбила себе в голову, что у Дона О'Брайена нечистые намерения. С чего она это взяла — непонятно.
Утром Морин ожидал шок. В кухню спустился элегантный молодой бизнесмен в ослепительно белой рубашке, безукоризненном сером костюме и при галстуке. Морин (ночная рубашка, халат, тапочки в виде мишек коала, аптечная резинка криво стягивает волосы в хвост) остолбенела с бутербродом в руках. Кажется, даже рот открыла.
— А… у… красивый галстук.
— Мерси, вы тоже очаровательны, леди.
— Надо полагать, сегодня ты не за стройматериалами едешь?
— Нет, сегодня нет. На сегодня у меня семейные проблемы. Немножко фамильного бизнеса.
Она кивнула, хотя понятия не имела, о чем идет речь. Потом допила кофе, поставила в раковину чашку и сказала совершенно независимым тоном: