Фаворит богини (СИ)
Ухватив поудобнее пару листов, не спеша, понес их в сторону пункта назначения. Мой путь пролегал между надстройкой и леерным ограждением левого борта, далее по трапу вниз на главную палубу. Идти пришлось боком, иначе не вписаться в габариты прохода. Как только ступил на трап, сильный порыв ветра ударил мне в грудь — точнее в фанеру, которую я держал перед собой. Пока я шел под прикрытием надстройки — ветер не чувствовался, да и пока шли под прикрытием Африки ветра почти не было. Удар был неожиданным и очень сильным. Не будь у меня в руках фанеры, отделался бы потерей косынки, которую моряки повязывают на голову, на манер киношных пиратов, не будь леер наклонным отделался бы ушибом поясницы. Но случилось то, что случилось. Кувырок назад, непродолжительный полет с семиметровой высоты, в полете сильно ударяюсь левой голенью о планшир фальшборта, жесткое приводнение. Удар плашмя об воду вышибает дух но не дает уйти на глубину, что избавляет от гарантированного затягивания под винт. Кильватерная струя подхватывает меня, закручивает и почти сразу отпускает. Для того чтоб откашляться, протереть глаза и понять, что случилось, потребовалось не более 2-х минут.
— Звиздец котенку! Сука! Суки! — Котенок это я, а кто сука или суки не спрашивайте, сам не знаю. Все еще упоминая этих сук, плыл в сторону уходящей «Зои» минут десять, пока она окончательно не скрылась за горизонтом. Пустой горизонт, как ни странно подействовал отрезвляюще. Раз котенку все ровно хана, можно пока он не утоп, хотя бы подумать.
У каждого судна есть индивидуальный алгоритм маневра, позволяющий точно зайти в свой кильватерный след — придуманный как раз на случай потери члена экипажа. Если отбросить крайние варианты, то хватятся меня на судне часа через два-три, пока объявят тревогу, пока прочешут все судно — еще час. Получается все равно жопа! При сильном бортовом ветре (парусность у такого мастодонта как «Зоя» побольше чем у фрегата будет) рулевой постоянно подруливает, подправляя курс — точное попадание в свой кильватерный след не будет иметь значения. Но даже если каким-то чудом рулевой выберет правильное направление, наше рандеву состоится в полной темноте — так что «Зоя» не вариант. Единственный шанс на спасение — быть подобранным другим судном. Аденский залив в обоих направлениях проходят десятки, если не сотни судов в день. Понятно, что голову мелькающею над волнами заметить даже с сотни метров почти не реально, но шанс есть. А если найти фанеру? Точно! Заметить такой контрастный, на фоне моря предмет в разы проще. Пару раз вынырнув повыше, заметил вожделенный лист в метрах в пятидесяти от себя. К сожалению, плавучесть он имел близкую к нулевой, зато цвет как по заказу — почти оранжевый. Распластавшись в позе морской звезды на спине, удерживая в вытянутой руке фанеру, впервые с момента падения успокоился. Почему-то сильно болела левая голень — пришлось, изрядно повозится, чтобы задрать штанину и увидеть длинную ссадину. Это я видимо приложился об планшир во время падения, а пока был весь на адреналине, просто не чувствовал боль. Кость цела и ладно, а кровопотеря от такой раны незначительная. КРОВОПОТЕРЯ! Ледяной ужас сжал сердце. Нет, только не так! Только не ТАК!
Почти у каждого человека есть фобии — иррациональный страх, превышающий степень реальной опасности в разы. Кто-то боится темноты, кто-то высоты, замкнутого пространства, открытого пространства и даже есть люди, боящиеся клоунов. Я за собой каких-то фобий не замечал, но согласитесь, оказаться в открытом, тропическом море, где акулы разве что косяками не ходят да еще с кровоточащей раной, — опасность для организма максимальная. Из всевозможного оружья изобретенного человечеством при мне был только складной нож. Я его использовал для проведения несложных, такелажных работ. Ни медля ни секунды, достал его и раскрыл лезвие. Ледяной ужас уступил место холодной решимости. А почему собственно не ТАК — чем яркая вспышка боли, хуже долгой агонии. Ты же, Саня никогда не страшился боли, когда вступал в драку с более сильным противником — ты воин с оружием в руках и погибнуть должен в бою. Готовитесь Валькирии (Валькирии первые встречали героя и сопровождали его в Вальхаллу) — я принимаю бой. Появление треугольных плавников я воспринял почти спокойно, и почему-то подумал: — Интересно, а правда, что люди, шагающие за грань, в последний миг вспоминают всю свою жизнь.
* * *Очнулся я в полной темноте, голова просто раскалывалась от боли. Меня что, акула за голову укусила? Акула? Я что, жив? Осторожно, боясь нащупать страшную рану, трогаю голову, затем шею, грудь, живот, рука опускается ниже, шевелю ногами. Фуух — не было акулы, не было падения за борт, меня же просто накрыла волна, когда я рубил канаты, удерживающие сломанную мачту. Откуда мачта, какие канаты? Я наверное брежу где я? Ничего не видать, лежу судя по всему на каких-то канатах. Я в подшкиперской! Точно, получил наверно тепловой удар и потерял сознание, а всякие акулы и волны привиделись в бреду. Вспомнив про рану на ноге, торопливо — насколько позволяет головная боль и общая слабость — ощупываю голень. Еще раз фуух — кожа гладкая даже без намека на повреждение. Точно тепловой удар, отсюда головная боль, слабость и бред, я в подшкиперской, а темно потому что от качки захлопнулась дверь. Кстати качка какая-то необычная — резковатая с меняющейся амплитудой. Надо скорей в мед блок, под кондиционер и пусть док вколет что-нибудь от головы и от неправильной качки. Я попытался встать — напряжение мышц моментально отозвалось тяжелым набатом в голове, когда боль немного успокоилась, потихоньку стал поднимется, опираясь о переборку. Вот я уже на ногах, осязание подсказывает, что переборка не металлическая, но эту мысль я не успеваю додумать — судно резко кренится, переборка, по которой я вставал, толкает в грудь, мое тело заваливается назад. На автомате раздвигаю руки в стороны, ладонями назад, чтоб компенсировать удар от падения. Но это не помогает — не долетая до палубы, бьюсь затылком о противоположную переборку. Ослепительный фейерверк в голове застилает мгла. Аут.
Второе «пробуждение» воспринялось мной более оптимистично. Во первых почти не болела голова, во вторых, сквозь откуда-то непонятно взявшиеся щели пробивался слабый свет. Этого света достаточно чтоб понять, что нахожусь я не в подшкиперской, а в каком то деревянном чулане — судя по качке, чулан находился на воде. До слуха доносилась чья-то гортанная речь. Все-таки получается, угодил я за борт, и был подобран какими-то местными рыбаками. Чтоб больше не мучить свою больную голову загадками, несколько раз двинул пяткой в дверь чулана. И минуты не прошло, как узкая дверь открылась во всю ширину. Когда глаза немного привыкли к ослепляющему свету, я разглядел ухмыляющегося… «Квазимодо». Бочкообразное тело с непропорционально длинными руками укутано как минимум в два ватных халата одетых один поверх другого, подпоясанных широким кушаком с заткнутым за него кинжалом, из под полы торчат тощие босые, все в грязевых разводах, ноги. Шея как токовая отсутствовала, ее место занимала борода. Загорелое почти до черноты лицо, точнее рожа, покрыта оспинами, низкий лоб, сильно выступающие надбровные дуги, сросшиеся брови. Темные глаза смотрят слегка в разные стороны, у нас о таких говорили, — один глаз на Донбасс, а второй на Кавказ. Уродливый шрам пересекает левое крыло носа и верхнюю губу. Видимо, рана долго гнила, не зарастая, из-за чего левая ноздря втрое больше правой, а губа срослась выше десны, открывая щербатый рот с недостающими двумя верхними зубами. — Похоже, спатой укололи — услужливо подсказывает память. Какая блин еще спата? Додумать мысль не успел, образина заговорила.
— Ожил значит покойничек. — речь из-за увечья была гнусавой и одновременно шепелявой и что самое главное — чужой. Почему я понимаю чужую речь?! Я наверное продолжаю бредить — какого либо другого объяснения просто не нахожу.
— Это хорошо, мы уже думали, забрал шайтан твою душу, и не видать нам наших дирхем.